Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Максим Горький
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
17 июля 1916
Москва
«После бессонной ночи слабеет тело…»
После бессонной ночи слабеет тело,Милым становится и не своим, — ничьим.В медленных жилах еще завывают стрелы —И улыбаешься людям, как серафим.
После бессонной ночи слабеют руки,И глубоко́ равнодушен и враг и друг.Целая радуга — в каждом случайном звуке,И на морозе Флоренцией пахнет вдруг.
Нежно светлеют губы, и тень золочеВозле запавших глаз. Это ночь зажглаЭтот светлейший лик, — и от темной ночиТолько одно темнеет у нас — глаза.
19 июня 1916
«Нынче я гость небесный…»
Нынче я гость небесныйВ стране твоей.Я видела бессонницу лесаИ сон полей.
Где-то в ночи́ подковыВзрывали траву.Тяжко вздохнула короваВ сонном хлеву.
Расскажу тебе с грустью,С нежностью всей,Про сторожа-гусяИ спящих гусей.
Руки тонули в песьей шерсти́.Пес был — сед.Потом, к шести,Начался́ рассвет.
20 июля 1916
«Сегодня ночью я одна в ночи…»
Сегодня ночью я одна в ночи́ —Бессонная, бездомная черница! —Сегодня ночью у меня ключиОт всех ворот единственной столицы!
Бессонница меня толкнула в путь.— О, как же ты прекрасен, тусклый Кремль мой! —Сегодня ночью я целую в грудь —Всю круглую воюющую землю!
Вздымаются не волосы — а мех,И душный ветер прямо в душу дует.Сегодня ночью я жалею всех, —Кого жалеют и кого целуют.
1 августа 1916
«Нежно-нежно, тонко-тонко…»
Нежно-нежно, тонко-тонкоЧто-то свистнуло в сосне.Черноглазого ребенкаЯ увидела во сне.
Так у сосенки у краснойКаплет жаркая смола.Так в ночи́ моей прекраснойХодит по сердцу пила.
8 августа 1916
«Черная, как зрачок, как зрачок, сосущая…»
Черная, как зрачок, как зрачок, сосущаяСвет — люблю тебя, зоркая ночь.
Голосу дай мне воспеть тебя, о праматерьПесен, в чьей длани узда четырех ветров.
Клича тебя, славословя тебя, я толькоРаковина, где еще не умолк океан.
Ночь! Я уже нагляделась в зрачки человека!Испепели меня, черное солнце — ночь!
9 августа 1916
«Кто спит по ночам? Никто не спит!..»
Кто спит по ночам? Никто не спит!Ребенок в люльке своей кричат,Старик над смертью своей сидит,Кто молод — с милою говорит,Ей в губы дышит, в глаза глядит.
Заснешь — проснешься ли здесь опять?Успеем, успеем, успеем спать!
А зоркий сторож из дома в домПроходит с розовым фонарем,И дробным рокотом над подушкойРокочет ярая колотушка:
— Не спи! крепись! говорю добром!А то — вечный сон! а то — вечный дом!
12 декабря 1916
«Вот опять окно…»
Вот опять окно,Где опять не спят.Может — пьют вино,Может — так сидят.Или просто — рукНе разнимут двое.В каждом доме, друг,Есть окно таков.
Крик разлук и встреч —Ты, окно в ночи!Может — сотни свеч,Может — три свечи…Нет и нет умуМоему — покоя.И в моем домуЗавелось такое.
Помолись, дружок, за бессонный дом,За окно с огнем!
23 декабря 1916
Из цикла «Ахматовой»
«Охватила голову и стою…»
Охватила голову и стою, —Что́ людские козни! —Охватила голову и поюНа заре на поздней.
Ах, неистовая меня волнаПодняла на гребень!Я тебя́ пою, что у нас — одна,Как луна на небе!
Что, на сердце вороном налетев,В облака вонзилась.Горбоносую, чей смертелен гневИ смертельна — милость.
Что и над червонным моим КремлемСвою ночь простерла,Что певучей негою — как ремнем,Мне стянула горло.
Ах, я счастлива! Никогда заряНе сгорала — чище.Ах, я счастлива, что, тебя даря,Удаляюсь — нищей,
Что тебя, чей голос — о, глубь! о, мгла! —Мне дыханье сузил,Я впервые именем назвалаЦарскосельской Музы.
22 июня 1916
«Не отстать тебе. Я — острожник…»
Не отстать тебе. Я — острожник,Ты — конвойный. Судьба одна.И одна в пустоте порожнейПодорожная нам дана.
Уж и нрав у меня спокойный!Уж и очи мои ясны!Отпусти-ка меня, конвойный,Прогуляться до той сосны!
26 июня 1916
«Ты солнце в выси мне за́стишь…»
Ты солнце в выси мне за́стишь,Все звезды в твоей горсти!Ах, если бы — двери настежь —Как ветер к тебе войти!
И залепетать, и вспыхнуть,И круто потупить взгляд,И, всхлипывая, затихнуть —Как в детстве, когда простят.
2 июля 1916
«Белое солнце и низкие, низкие тучи…»
Белое солнце и низкие, низкие тучи,Вдоль огородов — за белой стеною — погост.И на песне вереницы соломенных чучелПод перекладинами в человеческий рост.
И, перевесившись через заборные колья,Вижу: дороги, деревья, солдаты вразброд.Старая баба — посыпанный крупною сольюЧерный ломо́ть у калитки жует и жует…
Чем прогневили тебя эти серые хаты, —Господи! — и для чего сто́льким простреливать грудь?Поезд прошел и завыл, и завыли солдаты,И запылил, запылил отступающий путь…
— Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше,Чем этот жалобный, жалостный, каторжный войО чернобровых красавицах. — Ох, и поют жеНынче солдаты! О господи боже ты мой!
3 июля 1916
Стенька Разин
1
«Ветры спать ушли — с золотой зарей…»
Ветры спать ушли — с золотой зарей,Ночь подходит — каменною горой,И с своей княжною из жарких странОтдыхает бешеный атаман.
Молодые плечи в охапку сгреб,Да заслушался, запрокинув лоб, —Как гремит над жарким его шатромСоловьиный гром.
22 апреля 1917
2
«А над Волгой — ночь…»
А над Волгой — ночь,А над Волгой — сон.Расстелили ковры узорные,И возлег на них атаман с княжнойПерсиянкою — брови черные.
И не видно звезд, и не слышно волн, —Только весла да темь кромешная!И уносит в ночь атаманов челнПерсиянскую душу грешную.
И услышалаНочь — такую речь:— Аль не хочешь, что ль,Потеснее лечь?Ты меж наших баб —Что жемчужинка!Аль уж страшен так?Я твой вечный раб,Персияночка!Полоняночка!
____А она — брови насупила,Брови длинные,А она — очи потупилаПерсиянские.И из уст ее —Только вздох один:— Джаль-Эддин!
____А над Волгой — заря румяная,А над Волгой — рай.И грохочет ватага пьяная:— Атаман, вставай!
Належался с басурманскою собакою!Вишь, глаза-то у красавицы наплаканы!
А она — что смерть.Рот закушен в кровь. —Так и ходит атаманова крутая бровь.
— Не поладила ты с нашею постелью —Так поладь, собака, с нашею купелью!
В небе-то — ясно,Тёмно — на дне.Красный одинБашмачок на корме.
И стоит Степан — ровно грозный дуб,Побелел Степан — аж до самых губ.Закачался, зашатался. — Ох, томно!Поддержите, нехристи, — в очах тёмно!
Вот и вся тебе персияночка,Полоняночка.
25 апреля 1917
