Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Максим Горький
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3 мая 1913
Коктебель
«Посадила яблоньку…»
Посадила яблоньку:Малым — забавоньку,Старому — младость,Садовнику — радость.
Приманила в горницуБелую горлицу:Вору — досада,Хозяйке — услада.
Породила доченьку —Синие оченьки,Гординку — голосом,Солнышко — волосом.
На горе — де́вицам,На горе — мо́лодцам.
23 января 1916
«Ты запрокидываешь голову…»[373]
Ты запрокидываешь голову —Затем, что ты гордец и враль.Какого спутника веселогоПривел мне нынешний февраль!
Позвякивая карбованцамиИ медленно пуская дым,Торжественными чужестранцамиПроходим городом родным.
Чьи руки бережные трогалиТвои ресницы, красота,Когда, и как, и кем, и много лиЦелованы твои уста —
Не спрашиваю. Дух мой алчущийПереборол сию мечту.В тебе божественного мальчика, —Десятилетнего я чту.
Помедлим у реки, полощущейЦветные бусы фонарей.Я доведу тебя до площади,Видавшей отроков-царей…
Мальчишескую боль высвистывайИ сердце зажимай в горсти…— Мой хладнокровный, мой неистовыйВольноотпущенник — прости!
18 февраля 1916
«За девками доглядывать, не скис…»
За девками доглядывать, не скисли в жбане квас, оладьи не остыли ль,Да перстни пересчитывать, анисСсыпая в узкогорлые бутыли,
Кудельную расправить бабке нить,Да ладаном курить по дому росным,Да под руку торжественно проплытьСоборной площадью, гремя шелками, с крёстным.
Кормилица с крикливым петухомВ переднике — как ночь ее повойник! —Докладывает древним шепотком,Что молодой — в часовенке — покойник.
И ладанное облако углыУнылой обволакивает ризой,И яблони — что ангелы — белы,И голуби на них — что ладан — сизы.
И странница, прихлебывая квасИз ковшика, на краешке лежанки,О Разине досказывает сказИ о его прекрасной персиянке.
26 марта 1916
Из цикла «Стихи о Москве»
«Настанет день — печальный, говорят!..»
Настанет день — печальный, говорят! —Отцарствуют, отплачут, отгорят, —Осто́жены чужими пятаками —Мои глаза, подвижные, как пламя,И — двойника нащупавший двойник —Сквозь легкое лицо проступит — лик,
О, наконец тебя я удостоюсь,Благообразия прекрасный пояс!
А издали — завижу ли и вас? —Потянется, растерянно крестясь,Паломничество по дорожке чернойК моей руке, которой не отдерну,К моей руке, с которой снят запрет,К моей руке, которой больше нет.
На ваши поцелуи, о живые,Я ничего не возражу — впервые.Меня окутал с головы до пятБлагообразия прекрасный плат.Ничто меня уже не вгонит в краску.Святая у меня сегодня пасха.
По улицам оставленной МосквыПоеду — я, и побредете — вы.И не один дорогою отстанет,И первый ком о крышку гроба грянет, —И наконец-то будет разрешенСебялюбивый, одинокий сон.
И ничего не надобно отнынеНовопреставленной болярыне Марине.
11 апреля 1916
«Москва! какой огромный…»
Москва! Какой огромныйСтранноприимный дом!Всяк на Руси — бездомный.Мы все к тебе придем.
Клеймо позорит плечи,За голенищем — нож.Издалека́-далече —Ты все же позовешь.
На каторжные клейма,На всякую болесть —Младенец Пантелеймон[374]У нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,Куда народ валит, —Там Иверское сердце,Червонное, горит.
И льется аллилуйяНа смуглые поля.— Я в грудь тебя целую,Московская земля!
8 июля 1916
Александров
Из цикла «Бессонница»
«Обвела мне глаза кольцом…»
Обвела мне глаза кольцомТеневым — бессонница.Оплела мне глаза бессонницаТеневым венцом.
То-то же! По ночамНе молись — идолам!Я твою тайну выдала,Идолопоклонница.
Мало — тебе — дня,Солнечного огня!
Пару моих колецНоси, бледноликая!Кликала — и накликалаТеневой венец.
Мало — меня — звала?Мало — со мной — спала?
Ляжешь, легка лицом.Люди поклонятся.Буду тебе чтецомЯ, бессонница:
— Спи, успокоена,Спи, удостоена,Спи, увенчана,Женщина.
Чтобы — спалось — легче,Буду — тебе — певчим:
— Спи, подруженькаНеугомонная,Спи, жемчужинка,Спи, бессонная.
И кому ни писали писем,И кому с тобой ни клялась мы…Спи себе.
Вот и разлученыНеразлучные.Вот и выпущены из рукТвои рученьки.Вот ты и отмучилась,Милая мученица.
Сон-свят.Все — спят.Венец — снят.
8 апреля 1916
«Руки люблю…»
Руки люблюЦеловать, и люблюИмена раздавать,И еще — раскрыватьДвери!— Настежь — в темную ночь!
Голову сжав,Слушать, как тяжкий шагГде-то легчает,Нан ветер качаетСонный, бессонныйЛес.
Ах, ночь!Где-то бегут ключи,Ко сну — клонит.Сплю почти.Где-то в ночиЧеловек тонет.
27 Мая 1916
«В огромном городе моем — ночь…»
В огромном городе моем — ночь.Из дома сонного иду — прочь,И люди думают: жена, дочь, —А я запомнила одно: ночь.
Июльский ветер мне метет — путь,И где-то музыка в окне — чуть.Ах, нынче ветру до зари — дутьСквозь стенки тонкие груди́ — в грудь.
Есть черный тополь, и в окне — свет,И звон на башне, и в руке — цвет,И шаг вот этот — никому — вслед,И тень вот эта, а меня — нет.
Огни — как нити золотых бус,Ночного листика во рту — вкус.Освободите от дневных уз,Друзья, поймите, что я вам — снюсь.
17 июля 1916
Москва
«После бессонной ночи слабеет тело…»
После бессонной ночи слабеет тело,Милым становится и не своим, — ничьим.В медленных жилах еще завывают стрелы —И улыбаешься людям, как серафим.
После бессонной ночи слабеют руки,И глубоко́ равнодушен и враг и друг.Целая радуга — в каждом случайном звуке,И на морозе Флоренцией пахнет вдруг.
Нежно светлеют губы, и тень золочеВозле запавших глаз. Это ночь зажглаЭтот светлейший лик, — и от темной ночиТолько одно темнеет у нас — глаза.
19 июня 1916
«Нынче я гость небесный…»
Нынче я гость небесныйВ стране твоей.Я видела бессонницу лесаИ сон полей.
Где-то в ночи́ подковыВзрывали траву.Тяжко вздохнула короваВ сонном хлеву.
Расскажу тебе с грустью,С нежностью всей,Про сторожа-гусяИ спящих гусей.
Руки тонули в песьей шерсти́.Пес был — сед.Потом, к шести,Начался́ рассвет.
20 июля 1916
