Маленькая польза - Батчер Джим

Никодимус обернул ко мне улыбку зубастого хищника, а его тень начала скользить вокруг стен зала . Кружить вокруг меня. Как акула.

– Итак, Гарри, – сказал он, подходя ближе, – о чем мы будем говорить?

Глава 29

– Это ты хотел побеседовать, – сказал я. – И не называй меня Гарри. Так меня называют друзья.

Он поднял ладонь.

– А кто сказал, что я не могу быть твоим другом?

– Это я сказал, Ник. И еще скажу, – заявил я, – Ты не можешь быть моим другом.

– Если я должен называть тебя Дрезден, было бы только справедливо, если б ты называл меня Архлеоне.

– Архлеоне [59]? – спросил я. – Как тот, «кто ищет, кого он может пожрать»? Несколько претенциозно, не так ли?

В течение половины секунды его улыбка превратилась в нечто почти подлинное.

– Для безбожного язычника ты слишком хорошо знаком со священным писанием. Ты знаешь, что я могу убить тебя, не так ли?

– Ну, это не так просто, – сказал я. – И кто знает? Мне могло бы повезти.

В самом деле, просто повезти.

Никодимус сделал подтверждающий жест.

– Но удача ненадежна.

– Да, – сказал я.

– И все-таки ты выказываешь такую беззаботность?

– Привычка, – сказал я. – Это не специально для тебя и все такое, правда.

– О, я выбрал правильную монету для тебя. – Он начал медленно двигаться вокруг меня, примерно так, как рассматривают автомобиль в магазине. – Есть слухи, что некий Страж бросал Адский огонь в своих противников. Как тебе это нравится?

– Ну, мне как-то больше нравится «Сосновая свежесть» или, например, «Новая машина», а вот «Тухлое яйцо» лучше не надо.

Никодимус закончил свой кругооборот вокруг меня и выгнул бровь.

– Ты не взял монету.

– Я мог бы, но она находится в моей свинье-копилке, – сказал я, – а я не могу сломать поросенка. Он такой симпатичный.

– Тень Ласкиэли, должно быть, уменьшилась, – сказал Никодимус, качая головой. – У нее были годы, чтобы разговаривать с тобой, и тем не менее ты отказываешься от наших подарков.

– У него маленький хвостик завитком и большие, грустные карие глаза, – сказал я, как будто он ничего не говорил.

Одна из его пяток стукнула по полу с ненужной силой, и он остановился. Он вдохнул и выдохнул через нос, один раз и другой.

– Определенно, эта монета для тебя. – Он заложил руки за спину. – Дрезден, у тебя искаженное понятие, кто мы такие. В первый раз, когда мы встретились, мы действовали в противоположных интересах, а потом, вероятно, все знания о нас ты получил от Карпентера и его соратников. У Церкви всегда была превосходная пропаганда.

– Ну, знаешь ли, убийства, пытки и разрушения, которые совершали твои люди и ты сам, тоже довольно громко доносили информацию.

Никодимус закатил глаза.

– Дрезден, пожалуйста. Ты тоже иногда проделывал все эти вещи. Бедный Кассиус рассказал мне все о том, что ты сделал с ним в гостиничном номере [60].

– Черт возьми, – сказал я, усмехаясь. – Ты ждешь, что я покраснею, или что?

Он уставился на меня в течение секунды, и эмоции исчезали с его лица, как росинки, исчезают под восходом солнца пустыни. То, что осталось, было немногим больше, чем опустошение.

– Гарри Дрезден, – сказал он, так тихо, что я еле мог разобрать. – Я восхищаюсь тем, как ты присваиваешь себе большие полномочия, чем должен иметь. В самом деле. Но tempus fugit [61]. Для всех нас.

Я моргнул.

Для всех нас? Что, черт возьми, он подразумевал под этим?

– Разве ты не видишь признаки вокруг себя? – спросил Никодимус. – Существа, действующие против своей природы? Создания, ведущие себя так, как они не должны? Отбрасывая старые соглашения и обычаи?

Я сузил глаза на нем.

– Ты говоришь о Черном Совете.

Он слегка наклонил свою голову в сторону. Потом уголок его рта дернулся, и он чуть-чуть кивнул.

– Они действуют в тени, манипулируя марионетками. Некоторые из них могут быть и в вашем Совете, да. Такое же хорошее название как любое другое.

– Прекрати играть в невинность, – рявкнул я на него. – Я видел последствия нападения Черного Совета на Арктис Тор. Я знаю, как пахнет Адский огонь. Один из ваших был там.

Никодимус.

Заморгал.

Потом он бросился вперед. Настолько быстро, что к тому времени, когда я понял, что он движется, моя спина уже уперлась в стену, которая была в двадцати футах позади меня. Он не пытался причинить мне боль. Если бы он хотел, мой затылок уже был бы сломан. Он только прижал меня к стене, держа одной рукой за горло, рукой более напряженной и более твердой, чем стальные тиски.

– Что? – потребовал он, его голос снизился до шепота. Его глаза были широко раскрыты. Оба набора их. Второй набор, пылающий светло-зеленым, открылся выше его бровей. Эндуриэль, предположил я.

– Aх-х-х, – сказал я. – Глах-х-хк.

Его рука задрожала, а затем он медленно опустил веки, и они почти закрыли глаза. Мгновение спустя он медленно, очень медленно расслабил свою руку, давая мне дышать снова. Мое горло горело, но появился воздух, и я хрипел в течение пары секунд, в то время, как он отстранился от меня.

Я уставился на него, прикидывая, как бы двинуть его об одну из тех коринфских колонн в качестве возражения против его действий. Но потом решил, что пусть он идет к черту.

Губы Никодимуса задвигались, но совершенно другой голос исходил из них – нечто музыкальное, лирическое, и гермафродитное. – По крайней мере, у него есть некоторый инстинкт выживания.

Никодимус дернул головой, как бы отгоняя москита, и сказал: – Дрезден, говори.

– Я тебе не друг, – сказал я грубым голосом, – но я тебе, черт возьми, и не пес. Разговор закончен. – Я сделал несколько шагов в сторону так, чтобы можно было двигаться, держа его в поле зрения, и пошел.

– Дрезден, – сказал Никодимус. – Подожди.

Я продолжал идти.

Я уже почти вышел, и тут он заговорил извиняющимся тоном.

– Пожалуйста.

Я притормозил, но не обернулся.

– Я … реагировал неуместно. Особенно для этого места встречи. Прошу прощения.

– Ха, – сказал я, и посмотрел через плечо. – Теперь мне жаль, что я не привел Майкла. Он бы упал в обморок.

– Ваш друг и его собратья – инструменты организации с ее собственным планом работы, и они были такими всегда, – сказал Никодимус. – Но проблема не здесь.

– Нет, – сказал я. – Проблема – Марконе.

Никодимус махнул рукой.

– Марконе – текущий вопрос. В игре есть долгосрочные проблемы.

Я повернулся к нему лицом и вздохнул.