Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне - Константин Закутаев

— Коля, забери этого «жмуродела»! — крикнул он в коридор.

Жулебин оторвал руки от лица и плаксиво попросил:

— Мне в туалет надо…

— Это не ко мне… — не глядя, ответил Костя, — с конвоиром обсуждай…

Когда задержанного увели, Катаев увидел сырое пятно на лакированной поверхности стула. Воин, философ и арестант обмочился.

Ничего из того, что Костя нагородил Жулебину он не собирался делать. Просто хотелось, чтобы хоть самую малость этот алкоголик прочувствовал что это, когда твоя судьба от тебя не зависит. Может быть этот оперской накат, незаконный и аморальный, заставит Жулебина задуматься (ох, как высокопарно) о человеческой душе. Возможно эти пару суток — на большее никто не закроет — он просидит, думая не о собственной крутости, а об ужасе человеческой потери, что в полной мере в ближайшее время испытают родители убитого им рядового Рыбникова.

Дверь снова скрипнула и в кабинет, грузно, зашёл подполковник Тузов. Его крупногабаритная фактура как-то незаметно заполнила свободное пространство кабинета.

— Не садитесь туда, товарищ подполковник! — заметив его движение в сторону опаскуженного стула предупредил Костя, — на другой, вон, лучше… А то ваш «мокрушник» обоссался малость.

Брезгливо осмотрев предложенный стул, Тузов, придвинув его к столу, сел напротив опера.

— Все материалы у тебя? — глянув на стопку листов воспалёнными глазами, устало поинтересовался он. На «ты» он перешёл ещё во время водворения Жулебина в камеру.

— Да… вот… — Костя двинул ему пачку навстречу, — осталось зарегистрировать и всё… Можно передавать в военную прокуратуру…

Своей медвежьей лапой, подполковник сгрёб бумаги себе подмышку:

— Не надо регистрировать. Мы сами… по своему ведомству проведем… — он тяжело встал и протянул руку, — благодарю за помощь.

Машинально пожав, Костя взглядом проводил уносимые подполковником, скрученные в трубку бумаги.

— На «боевые» спишете?

Тузов, царапнутый неприкрытым сарказмом, обернулся в дверях, секунду посмотрел поверх Костиной головы, куда-то на, заложенное мешками, окно и вернулся к столу.

Катаев почуял запах алкоголя, скорее всего, чистого спирта, и на его фоне физически ощущаемые волны злобной агрессии. На всякий случай, встал и чуть подобрался. Весовые категории с Тузовым у них были разные.

— Знаешь, мент, считай меня кем хочешь… Мне плевать… — подполковника заметно отпускало, в его покрасневших глазах злоба пополамилась с сожалением, — иногда лучше на «боевые» с орденом списать, чем как баба причитать потом, «ах, какая глупая смерть…» Пусть он для матери героем погибнет… Школу его именем назовут… а-а…, — Тузов махнул рукой и, разом поникнув, вышел из кабинета.

Жулебина выпустили на следующий день. Его, оставили в должности командира взвода, навсегда отобрав личное оружие. Труп рядового Рыбникова, с формулировкой «героически погиб, обороняя пункт временной дислокации при нападении боевиков» в цинковом гробу был отправлен в город Луга Ленинградской области. Представление о посмертном награждении орденом Мужества ушло в Министерство обороны первой спец-почтой.

Глава XIX

Кутузов нашёл Катаева в спортгородке, где тот вместе с Долговым вышибал пыль из самодельных боксёрских мешков. Дождавшись, когда его заметят, чтобы не входить самому в зону мельтешащих рук и ног, Миша отвёл Катаева в сторону.

— Константин, я договорился с РУБОПом, — Кутузов прямым ходом пришёл с прокурорского совещания, подмышкой он зажимал чёрную кожаную папку, — я бы не сказал, что этот Ильяс горит желанием, но на встречу согласился… Сказал, завтра, часам к двум подъезжать…

Костя, ещё толком не отдышавшийся, молча кивнул.

— Они обосновались недалеко от нас, на Староремесленном шоссе, — продолжал Михаил, — одной машиной спокойно мотанём и прикрытия брать не надо…

— Анатольич, ты кассету не забудь посмотреть, — напомнил Костя, — да и Саня пусть копию сделает.

— Уже… — улыбнулся Кутузов, — так что завтра едем… не пропадай…

Миша ушёл, а опера продолжили тренировку.

В этот же день Рябинину удалось дозваться в эфире до позывных «Визиря». Сергей узнал, что в ближайшие три-четыре дня у спецназа никаких плановых мероприятий не намечается и отряд в полном составе будет находиться в Ханкале. Если, конечно, не приключится форс-мажорных обстоятельств.

Возвращаясь со спортгородка, около столовой, Костя увидел столпотворение сотрудников милиции общественной безопасности — «мобовцев». Почти все они были в пыли или грязи, по полной боевой выкладке, с оружием. При этом бурно и анимационно обсуждали выезд, очевидно с которого только что вернулись, на очередную «зачистку».

Как оказалось, не успели их «Уралы» доехать до места начала спецоперации, как на дороге по которой они двигались, метров за двести до колонны кто-то привел в действие взрывное устройство.

Спешившиеся мобовцы и солдаты внутренних войск открыли по, стоящей недалеко от взрыва одинокой, пятиэтажке такой ураганный огонь, что в радиоэфре понеслись запросы из штаба ОГВ(с). В частности, оттуда нервно интересовались не входят ли в город боевики, как это было в 1996 году. «Отшелушив» таким образом «хрущёбу», вэвэшники взяли её в кольцо, а командовавший мобовцами капитан Синицын, уважительно называемый Фёдорыч, повёл подчиненных на «зачистку» здания. С комсомольским задором облазив все этажи, побросав гранаты в подвалы они никого не обнаружили — дом был давно нежилым, запущенным и выхолощенным всеми ветрами.

Несолоно хлебавши они собирались загружаться в кузова, как один из участковых случайно заметил слабое шевеление в кустах на другой, противоположной дому, стороне улицы.

Там оказался шестнадцатилетний контуженный подросток. Подрывник-самоучка. Заложив заряд он не успел далеко убежать. СВУ[51], сработав самопроизвольно, просто смело его взрывной волной в заросли придорожной канавы и тяжело контузило. Выволакивающих его участковых он облевал, да и на штанах его сырело мокрое пятно. По всей видимости, со слов вэвэшного сапёра, взрывное устройство представляло собой небольшое ведро с парой тротиловых шашек, присыпанных сверху болтами и гайками. Не найдя на месте никаких проводов, сапёр сделал вывод о том, что фугас, приводился в действие через реле электронного будильника и очень удивился практически не пострадавшему подрывнику.

Пацанёнка выволокли, приплюсовали к его контузии перелом носа и, скрутив подручными средствами, доставили в Центр Содействия. Как понял из их разговоров, Костя, «грёбаного фугасника» в настоящее время мурыжил у себя в кабинете Жоганюк. Отметив про себя это обстоятельство как положительное, памятуя, что, занимаясь «Воробьём» полковник не тревожил оперов почти неделю, Катаев отправился на поиски Бескудникова, чтобы сообщить «залётчику» эту приятную новость. Тот, со вчерашнего дня, извращаясь на все лады, составлял план мероприятий по поимке Сейфуллы, включая туда такие пункты, как: «проведение спиритических сеансов» в рамках альтернативных методов розыска или «содействие авианесущего крейсера «Адмирал Кузнецов» для перекрытия возможных путей отхода через Чёрное море.

Очевидно, Саша находился в творческом экстазе, поэтому он никак не отреагировал на сообщение Катаева. Лишь кивнул затуманенным взором, покусывая кончик авторучки. Более не тревожа писателя, Костя ушёл обедать.

Узнав о намеченной на завтра встрече с рубоповцами, Рябинин здорово расстроился:

— Бляха-муха, я же дежурю!

Разговор происходил в столовой, все опера сидели за одним столом, работая ложками.

— Ну, давай махнёмся… — неуверенно предложил сидящий напротив Кочур, стремительно выходящий на поправку.

— Не надо… — отмахнулся Серега, — давай, Костян, сгоняй… знаешь сам, чего нам от них примерно надо…

— Разберёмся, Серый… не парься… — перегнувшись через стол, Костя подтянул к себе тарелку с хлебом, узурпированную Кочуром, — жалко, конечно, что ты не сможешь… но я думаю, это не последняя встреча…

— Стороны рассчитывают на долгосрочное сотрудничество! — тоном телевизионного диктора, состроив дебильную рожу, провозгласил Кочур.

Опера негромко рассмеялись.

— А чего, там, с этим… Ну, которого участковые притаранили? — спросил Костя сидящего в конце стола, дежурившего сегодня, Долгова.

Саша уже набил желудок и, попивая чай, катал хлебные шарики.

— A-а… Как обычно… Жоганюк его к себе забрал, никого не подпускает… хе… утечки боится… — Долгов улыбнулся, — ему, короче, не сказали, что пацан контуженный… Коля-Ваня, походу, думал, что его отбуцкали просто… давай орать…

Саша щелчком запустил колобка в Поливанова, уминавшего картошку, напротив. Тот уклонился.