Китайская цивилизация - Марсель Гране

Каждое знатное лицо – это вождь с расплывчатой добродетелью. Одна и та же душа находится в вожде и в образующей его двор знати. Вот почему узы вассалитета предполагают полное единение воль. Они совершенно не отличаются от уз родства, в ту же эпоху связывавших отца и сына. Вассал соблюдает траур по своему вождю с не меньшей строгостью, чем по своему отцу. Феодальная группа – это разновидность семьи, так же как семейная группа (дальше мы это увидим) представляет собой разновидность феодальной группы. Подобно домашнему сообществу феодальное сообщество есть общинная целостность. Его члены одержимы одним и тем же духом, но, поскольку группа иерархизирована, охвачены они им в разной степени. Брат, пытающийся подменить брата, вассал, желающий свергнуть своего вождя, а подобная практика была делом повседневным, не ставят себя вне закона группы, а лишь посягают на ее порядок. Они не разрушают целостности, не совершают преступления против родины или против семьи, но лишь преступление оскорбления величества, да и то лишь в одном случае: если терпят неудачу, ибо их успех раскрыл бы в них величие, превосходящее величие жертвы, которая оказывается истинным преступником. Вот почему в то время как усилие однородной группы направлено на поддержание и укрепление общинного союза, усилие феодального сообщества нацелено наиболее явственным образом на поддержание той иерархической упорядоченности, которую оно себе придало: вот почему церемонии, периодически восстанавливающие общение между преданными членами группы, отлажены таким образом, чтобы отмечать протокольными дозами степень престижа, положенного каждому из них. Укрепление чувства дисциплины служит предметом всякого общественного символизма. Дисциплина – это идеал, поскольку неподчинение – это факт. Никто не думает, что способен выжить вне иерархии, но каждый, кто в нее вступает, начинает обладать частицей той заразительной добродетели, что составляет святость признанного вождя. Накопление в себе престижа– это единственное ремесло вождя. Ему надо оставаться бездействующим князем, чтобы оставаться князем верховным. Но как только требуется действовать, оказывается нужен вассал, который один и может действовать, но для этого ему должна быть ниспослана часть княжеской добродетели. Однако он покушается на достоинство своего вождя и в том случае, когда неудачей наносит ущерб его святости, и в том случае, когда его успех слишком значителен и придает ему самому чрезмерную святость. Если вассал действительно решает действовать, то обрекает себя на искупление, ибо, будь он глашатаем или полководцем, ничто не отличает абсолютную преданность от мятежного честолюбия. Для того чтобы ярчайшим образом проявить себя, преданный слуга должен быть, возможно, и не совсем бездействующим министром, но, строго говоря, министром, который действует лишь формально и для формы. Первейший долг вассала, искренность («чэн»), проверяется его поведением, которое должно абсолютно подчиняться законам этикета. Если стремишься показать, что предан, следует ясно показать, что действуешь, думаешь, чувствуешь согласно протокольным правилам. В публичной жизни все – только представление, и представление отлаженное. И так продолжается до тех пор, пока в милости князей специалисты не одерживают победы над старой знатью. С той минуты, как тайный совет, а еще хуже – двор легистов вытесняет двор вассалов с его турнирами и дебатами, дни феодальной знати сочтены. Верно, честный человек придет на смену знатной особе: последняя была готова пойти на любые услуги, первый будет гордиться тем, что ему все известно. За долгие века своего царствования феодальная дисциплина привила китайскому народу ценнейшие добродетели. Он оценил достоинства формализма, взвешенных поступков, готовых оборотов. Китайцы поняли нравственную ценность конформизма. Своим важнейшим долгом они считают соблюдение на деле полнейшей и правдивейшей преданности; им достало мудрости определить эту практику как формальное одобрение целого комплекса устоявшихся условностей, установившихся иерархий и добрых традиций. Из искренности и чести они сделали основополагающие принципы своего поведения и мысли. Они строго кодифицировали практику этих добродетелей и, решившись посвятить свою жизнь культу этикета, сумели избежать потрясений, к которым могут привести анархические поиски справедливости и истины.

Глава четвертая

Частная жизнь

Если верить китайским утверждениям, сыновняя почтительность в течение всей древности составляла среди китайцев основу семейной нравственности и даже нравственности гражданской. Уважение отцовской власти считалось самой большой из обязанностей, главной обязанностью, из которой проистекали все другие социальные обязанности. Если князь заслуживал повиновения, то потому, что народ видел в нем своего отца. Какой бы ни была правительственная власть, ее сущность всегда выглядит патриархальной по своему характеру, и обязанности перед государством воображаются как продолжение семейных обязанностей. Верный подданный рождается из почтительного сына. Если только отец воспитал в сыне почтительность («сяо»), значит, он воспитал в нем и верность («чжун»). Таким образом, отец – первый представитель власти, а согласно классической теории, он сама эта власть, причем не по поручению; она ему принадлежит в силу основывающегося на природе права.

Эти концепции соответствуют упрочившимся к сегодняшнему дню чувствам до такой степени, что сами китайцы оправданно могут чувствовать себя вправе принимать их за врожденные. Однако у этих чувств есть своя история. Они были привиты нации благодаря пропагандистским усилиям школы ритуалистов и церемониймейстеров. Те выделяют основания национальной морали, принявшись за анализ обычаев, распространенных среди феодальной знати. Плодом этой аналитической работы становятся два руководства по обрядам – «И ли» и «Ли цзи», послужившие источником примеров для многочисленных сборников исторических анекдотов. Эти сборники и выглядят как исторические рассказы, тогда как руководства по обрядам находятся, правда, под весьма косвенным патронажем Конфуция. Их окончательное составление восходит лишь к эпохе династии Хань, впрочем, с той поры они приобретают своего рода каноническую значимость. Их читают, ища в них кодекс добрых нравов; никто не осмелился бы предположить, что эти нравы не восходят к древности.

Напротив, как только принимаются в расчет исторические данные, становится ясно, что правила сыновней почтительности, отнюдь не будучи плодом кодификации естественных чувств, проистекают из древних обрядов, благодаря которым изначально закреплялась патриархальная родственная связь. Сын и отец стали считать себя сородичами в конце длиннейшего исторического процесса. Первыми связывающими их узами оказываются узы зависимости, узы юридические, а не естественные, и, более того, узы по своей природе внесемейные. Сын увидел в отце сородича только после того, как признал в нем господина.

Следует поэтому перевернуть с головы на ноги исторический постулат, лежащий в основе китайских теорий. Гражданская мораль отнюдь не проекция морали семейной; напротив, право феодального города накладывает отпечаток на домашнюю жизнь. Когда под влиянием обрядов один-единственный патриархальный принцип подчинил себе семейную организацию, почтительное отношение сына к отцу, частный случай верности вассала своему господину, распространившись на все семейные отношения, стал выглядеть самой основой родственных уз. Отсюда – характерная черта личной жизни китайцев, настолько важная, что нам придется немало о ней говорить. Семейный порядок выглядит зиждящимся целиком на отцовской власти, а в семейных отношениях представление об уважении полностью первенствует над мыслью о привязанности. Ориентируясь на взятые за образец придворные собрания, семейная жизнь запрещает малейшую фамильярность. В ней царит этикет, а не близость.

1. Знатная семья

Организация знатной семьи в феодальном Китае представляет большой социологический интерес, не говоря о том, что в силу ее влияния на развитие местных нравов она вызывает и большой интерес исторический. Она принадлежит к довольно редкому и любопытному типу, а именно к типу переходному Действительно, она находится посредине между неделимой агнатической семьей и собственно семьей патриархальной.

Хотя и крупнее патриархальной семьи, она все же не включает всех агнатических сородичей. Она делится. По достижении определенной ступени чувство родства ослабевает. Некоторые обязательства не выходят за определенный круг сородичей. Другие ограничиваются еще более узким кругом. Но и самый узкий из этих кругов включает сородичей по боковым линиям, а не только отца с его потомками. Недостаточно смерти отца для того, чтобы все его дети приобрели отцовское могущество. Только старший может быть сразу же наделен некоторым авторитетом. Таким образом, уже делимая семья все еще не является патриархальной в строгом смысле этого слова. Признается отцовская власть, но она ограничена и подчинена другим авторитетам. Права старшего дяди сталкиваются с правами отца. Обязанности детей изменяются в зависимости от того, старшие они или младшие. Наконец, власть не осуществляется во всех областях одним и тем же лицом. Совокупность сородичей оказывается разделена на отдельные группы с различными обязанностями, но их вожди зависят один от другого. Являясь расширенным объединением агнатов, образующих отдельные иерархизированные группы, знатная семья выступает как хорошо организованная целостность, сложное единство, над которым, однако, не возвышается авторитет какого-либо лица, располагающего поистине монархической властью.