Последняя антиутопия (СИ) - Мор Харли

Андрей со своей проводницей снова оказался на площади с фонтаном и первой достопримечательностью, показанной ею, оказалась упитанная спокойная собака, безмятежно дремавшая в тени единственного дерева. — Машка! — закричала Звездарина, несясь к ней. Машка осталась неподвижной, если не считать завилявшего хвоста, с глухим звуком ударявшимся о бетонное покрытие площади. Девочка, подбежав к Машке, принялась ее наглаживать; собака, приподняв голову, засопела от удовольствия. Почуяв звуки удовольствия, к людям подбежали уже знакомые собаки в комбинезонах и принялись ласкаться. Андрей и Звездарина уделили и им внимания. Девочка, весело смеясь, стала рассказывать: — Это Белка и Стрелка — друзья космонавтов. Когда космонавты вернутся, то возьмут их с собой в полет. Поэтому их тренируют и держат в форме. А Машку все любят, поэтому она такая толстая. А теперь экскурсия, — посерьезнела девочка. — Мы находимся на центральной площади, около фонтана Первооткрывателей. Справа от фонтана можно наблюдать трех дружелюбных собак. Позади находится дом Главного конструктора (это тот, из которого мы вышли), — добавила она шепотом и продолжила обычным голосом. — По левую руку можно наблюдать здание госпиталя, но лучше туда не попадать (тамошние врачи такие страшные). За ним видны жилые бараки, в которых в комфортных условиях расположились сотрудники нашего центра тире города. Правее можно увидеть панораму образовательных зданий — детский сад, школа, институт. Смотри, какие они красивые, — Звездаина сопровождала свой рассказ движениями рук, которые совершают экскурсоводы в музеях, показывая экспонаты. Открывающийся вид действительно напоминал музей. Стены домов были украшены мозаичной плиткой, изображающей суровых людей в архаичных нарядах, стоящих в героических позах. Похоже, что именно эти изображения используются местными жителями в качестве журнала мод. А девочка продолжала говорить об образовательных зданиях: — Сейчас каникулы, поэтому они все пустуют. А жаль. Я бы показала, что мы проходим. Правда каждый год одно и то же (и это начинает надоедать). Остальные здания отсюда не видать. Нужно идти, ножками смотреть. — И они пошли — два человека и две собаки. Машка осталась отдыхать в теньке.

— У нас здесь такие вещи есть — ты ахнешь, — девочка шла вприпрыжку по бетонной плитке. Собаки деловито бежали рядом, всем своим видом показывая важность возложенной на них миссии — сопровождении Звездарины. — У нас есть настоящая ракета. — Прям таки настоящая? — не поверил Андрей. — Конечно настоящая. Настоящее не бывает. Но я ее покажу в конце экскурсии. А пока мы пришли к пищевому блоку. Здесь у нас хлев. — Они вошли в ничем не примечательный хлев. В загонах стояли, ходили и лежали коровы. — Из этих буренок мы достаем мясо, молоко, пищевые тюбики и маленьких буренок, — продолжила экскурсию Звездарина. Так вот откуда берутся тюбики, похожие на колбасу. Девочка провела Андрея сквозь хлев в соседнее здание, полное зерна и кошек. Собаки не обращали на них ни малейшего внимания. — А это элеватор. Здесь живут кисы. Чтобы им было, что есть, мы насыпаем сюда зерно. На него сбегаются мыши, и кисы их едят (я знаю, что все наоборот, но так интереснее). В следующий дом заходить нельзя. Ассоль Элемовна будет недовольна. Она никого не пускает. «Это цех повышенной стерильности», — произнесла Звездарина низким голосом, уперев руки в бока и закатив глаза. — Там делают тюбики и заполняют их едой. Когда вырасту — пойду туда работать. Так хотя бы узнаю, как это происходит. — А зачем вы еду распихиваете по тюбикам? — Андрей задал интересующий его вопрос. — Как зачем? — не поняла вопроса девочка. — Мы делаем это по заветам космонавтов. Пойдем дальше. Следующая остановка — ЦУП. Как суп, но ЦУП, — девочка хихикнула. — Главное наше здание. Альфа и омега, как говорит папа. Не знаю, что это значит, но что-то очень важное. — Они зашли в квадратное здание, поднялись на второй этаж и оказались в помещении, заставленном столами и стендами с картами, графиками и какими-то цифрами. Везде горели свечи, создавая яркое, мерцающее освещение. Напряженные люди вглядывались в стенды, за центральным столом сидел строгий мужчина и монотонно говорил в прибор, похожий на прибор Сергея Павловича: «Кедр. Кедр. Это Заря-34. Как слышно. Прием». Фраза повторялась раз за разом, оператор тщетно ждал ответа из неработающей рации. Постояв и посмотрев на работу ЦУПа, Андрей и Звездарина пошли дальше. — Это сборочные цеха, — показала Звездарина на большое угрюмое здание, из которого раздавались глухие и звонкие удар, гул и грохот. — Там мужчины делают оборудование и оружие. Мы туда не пойдем (там очень страшно). Мы пойдем лучше в ткацкий цех. Там собирается вся одежда и все такое. — Пройдя немного, они подошли к такому же по виду зданию, сквозь стены которого проникал более приятный звук — женские голоса хором пели красивую песню. Зайдя внутрь, они увидели ткацкие станки (по крайней мере так их представлял себе Андрей) и женщины, стоящие около них, другие женщины что-то вязали крючками и спицами, мяли, плели, носили полотна ткани. — Полюшко-поле. Полюшко широко поле. Едут ли по полю геро-о-ои. Это красной армии герои. — Песня разливалась под сводами цеха, подзаряжая позитивом и хорошим настроением, работа спорилась. Следующей остановкой их экскурсии был огромный ангар, снаружи украшенный уже знакомой мозаикой, но изображавшей героических космонавтов в белых скафандрах, а внутри которого оказался гигантский бело-черный автобус, очень широкий и расплющенный снизу-сбоку. Это самолет, догадался Андрей. Он читал о таких — они могли поднять человека в воздух и даже вывести в космос. — Это челнок, — продолжила экскурсию Звездарина. — Я точно не знаю, зачем он нужен, но думаю нужен. Космонавты воспользуются им, когда вернутся. Ну все. Теперь осталось самое интересное — ракета. Пойдем. Путь предстоит неблизкий, а вернуться нам дотемна надобно.

Андрей ахнул. Он заметил ракету издалека. Она темнела на фоне неба, грозя проткнуть его своим острым носом. Ракета была начищена до блеска и одета в бело-красную ливрею. Два металлических столба удерживали ее от падения. Собаки, все еще сопровождавшие людей, с невозмутимым видом заявили свои права на эту территорию. Девочка заканчивала экскурсию: — Это запасная ракета. Точная копия ракеты, на которой улетели космонавты и на которой они вернутся, принеся с собой полезный груз. Мы ее приводим в порядок, ремонтируем, красим. Ты бы знал, сколько мусора мы оттуда выкинули — какие-то провода, ящики; слили неприятную вонючую жидкость, которая, говорят, горит. Одним космонавтам ведомо, что было бы, какая катастрофа, останься она внутри. А теперь — чистая, красивая ракета, готовая отправиться в полет к неведомым мирам. Жду не дождусь, как космонавты нас хвалить будут, — Звездарина сладко зажмурилась в предвкушении будущих похвал. Затем повернулась к Андрею и сказала: — Посмотрели, повосхищались, пора и возвращаться. Больше показывать нечего.

Они двинулись в обратный путь, болтая о жизни, о путешествии, о людях. — А какие люди живут в твоем городе? — заинтересовалась Звездарина. — Обычные. Разные. Плохие и хорошие. Как везде. Как, я уверен, и здесь. Мы отличаемся от вас только оберткой. Переодень нас, и не поймешь, кто где. Встречный вопрос — почему мой амулет убедил всех, что я не инопланетянин? — Это же ясно как день — ты знаешь о существовании спутников, а инопланетяне — нет. Значит, ты не инопланетянин. — Звучит логично. А кто такие эти инопланетяне? — Это наши враги. Они похищают детей по ночам и поедают их. Они жуткие и страшные, — девочка скорчила гримасу, олицетворяющую ужас и страх. — У них белая кожа, впалый нос и зеницы без зрачков. И появляются они только ночью. Поэтому когда тебя поймали, подумали, что ты дневной инопланетянин — самый главный их предводитель и скрываешь внутри себя орган управления остальными инопланетянами. — А почему вы не подумали, что я космонавт? — Пфф, — фыркнула девочка. — Да какой же ты космонавт. Где твой скафандр? Где твоя ракета? Где твой позывной? Один амулет со спутниками не делает тебя космонавтом. Теперь мой черед задавать вопрос. Почему у тебя нет отчества и фамилии? У тебя нет родителей? — Есть. Должны быть. Но я их ни разу не видел и ничего о них не знаю. — Они умерли? — Нет. Может быть. Не знаю. — Андрей задумался. Действительно. У него же должны быть родители. Но он даже не пытался их найти. Ему это в голову не приходило. Его воспитывали в интернате так, что он не испытывал семейных чувств. Он знал, что когда придет время, он станет отцом для ребенка, которого никогда не увидит, а с его матерью он встретится один раз в жизни. Это цена, которую платили инженеры, за относительную свободу. Встретив Катю, Андрей почувствовал пробуждение спавших где-то глубоко отцовских чувств. Эти чувства, поколениями уничтожаемые в зародыше, были все еще сильны и проснулись при первой попавшейся возможности. Андрей стал понимать задумку. Инженеры, не лишенные семейных связей были бы серьезной общественной силой, которая могла повернуть (впрочем, могла и не повернуть) развитие общества в новом направлении. Атомизируя их, можно было избавиться от такой гипотетической опасности. Без семьи инженеры все свои силы вкладывали в работу, не думая о преобразовании общества. Поэтому у них не было фамилий и отчеств. Кстати об отчестве. — Скажи, Звездарина, почему у твоего старшего брата другое отчество? — Потому что он старший. Мы прямые потомки самого первого и самого главного Главного конструктора. Все старшие сыновья гордо носят его имя, знаменуя тем самым преемственность поколений.