Свет. Испытание Добром? - Юлия Федотова

– Точно! Поспешили! Но, может, оно и к лучшему?

Глава 24,

в которой Йорген обвиняет Семиаренса Элленгааля в воровстве, Матуш Копр переживает страшное, а хейлиг Мельхиор посреди леса излагает постулаты новой веры

– Что ж, к зиме мы туда, пожалуй, доберемся, – мрачно молвил Черный Легивар. – Интересно, Свет согласится подождать до зимы? – Конечно, он преувеличивал: даже пеший путник, не говоря уж о конном, добрался бы от границ Нижнего Вашаншара до Фриссы за месяц. Знать бы еще, есть у них этот месяц или нет…

– Ну что ты, мы попадем туда гораздо раньше! Сегодня же! – объявил Семиаренс Элленгааль с таким видом, с каким взрослые добрые дядюшки делают подарки-сюрпризы глуповатым малышам, и извлек из-за пазухи…

– «Алмазный агнец»?! Ты спе… украл его у дядюшки Аверреса?! – Йорген не верил собственным глазам.

– Зачем же «украл»? Просто взял ненадолго. «Алмазный агнец» не является собственностью лорда Келленоара, каждый из светлых альвов вправе воспользоваться им.

– И ради нас твои соплеменники согласились расстаться со своей драгоценной реликвией, едва заполучив ее в руки? – поразился Кальпурций Тиилл. Право, он был худшего мнения об альвах и столь благородного жеста от них не ожидал.

И правильно делал.

– Она вернется в Нидерталь сразу же после того, как откроет нам окно во Фриссу. Я получил ее с таким условием.

– Вернется? Сама по себе? А вы не боитесь отправлять ее одну в такое дальнее путешествие, вдруг опять затеряется где-то в дороге? – забеспокоился Йорген, все-таки изначально медальон принадлежал ему, и судьба его еще не стала ланцтрегеру безразлична.

Альв снисходительно улыбнулся:

– Ах, друг мой, на то, чтобы выкрасть «Алмазного агнца», безумным магам Фийры в свое время пришлось положить десяток собственных жизней и полностью истощить чары пяти менее ценных, но все же достаточно мощных артефактов. Сейчас в мире просто нет таких сил, что способны были бы лишить нас медальона. Не беспокойся, он сделает свое дело и благополучно вернется в руки моего дядюшки. «Агнец» умеет о себе позаботиться.

– Это я заметил, – обиженно пробурчал Йорген себе под нос, но тут же оживился, осененный идеей. – Послушай, если ваш артефакт такой сильный, самостоятельный и прекрасный во всех отношениях, – он счел нелишним подольститься не то к Семиаренсу Элленгаалю, не то к самому «Агнцу», – нельзя ли попросить его исполнить одно скромное желание?

– А именно? – уточнил альв, и Кальпурцию подумалось, что друг его наконец решил взяться за ум и вернуть ладоням божеский вид.

Ха! Как бы не так!

– Чтобы он размножился. В смысле произвел на свет собственную копию, но лишенную колдовских сил?

Бедный собиратель овец никак не мог смириться со своей потерей. Но пришлось. Потому что на многое был способен «Алмазный агнец», но не на создание предметов материальных – не для такой ерунды предназначил его величайший альвийский маг Акалир Лиинноаль. Зачем растрачивать чары на то, что может быть изготовлено руками простых смертных?

Склонный к философствованию силониец счел это утверждение спорным:

– Вот вам пример. Попал светлый альв в кораблекрушение, тонет в море, и для спасения жизни ему нужна лодка с запасом еды и воды. Медальон при нем, но он не в силах помочь, потому что создавать вещественное не умеет. Смертных же, способных изготовить необходимое, поблизости, естественно, не наблюдается. Так какой же прок утопающему в могуществе «Алмазного агнца»?

Оказалось, есть прок. Утопающий станет мечтать о спасении и непременно будет спасен тем или иным способом. Медальон перенесет его на сушу или ниспошлет лодку, руками смерных изготовленную, или случайный корабль подберет несчастного, не суть. Главное – результат: альв останется жив. «Агнец» дарит удачу – это стоит дороже любых материальных благ. Пустые же прихоти он не исполняет, нет.

Тут Йорген разобиделся окончательно, хотя Семиаренс Элленгааль этого вовсе не желал. Истории обретения Йоргеном альвийской реликвии он не знал и не подозревал, что слова его могут ланцтрегера задеть.

– Если бы не моя «пустая прихоть», на которую я, между прочим, потратил двести золотых крон, да не своих, а отцовских, – не видать бы вам вашего овца как своих ушей! Сгинул бы бесследно в Реонне – туда ему и дорога… Ладно. Заставь его, пусть уже отворяет окно в Мольц или куда там еще? Мне наскучили эти безотрадные степи, желаю их немедленно покинуть! Эта прихоть, надеюсь, не относится к числу пустых?

Не относится, поспешил заверить Семиаренс Элленгааль, так и не поняв, с чего это Йорген фон Раух, обычно мирный и сговорчивый, вдруг так развоевался.

– Чтобы открыть магическое окно, надо представить себе место, куда мы хотим попасть. Йорген, Тиилл, вы ведь прежде бывали во Фриссе?

– А ты сам разве не бывал? – вновь удивился Кальпурций. – Так красочно живописал нам прелести обители Света…

– Я лишь пересказал то, что читал в наших летописях. Этого, увы, недостаточно. Представленная картина должна быть как можно более точной и детальной, иначе одним богам ведомо, куда нас может занести.

– В таком случае я могу представить только Лупц! – мрачно, едва ли не со злорадством оповестил Йорген.

– Я тоже, – подхватил силониец. – Через Мольц нам не довелось проходить, а прочие фрисские ландшафты были слишком невыразительны, чтобы запомнить их в деталях. Может, кто-то еще… – Он оглянулся на спутников. Но Легивар с Мельхиором во Фриссе не бывали вовсе.

– Что ж, от Лупца до Мольца все-таки ближе, чем от Нижнего Вашаншара, – молвил альв печально. – Так… Сейчас я стану пробуждать артефакт, а вы представляйте… нет, пусть кто-то один представляет, случайные расхождения могут сбить его с толку.

– Йорген, давай ты. – Кальпурций подтолкнул друга плечом. – У тебя воображение богаче.

– С чего ты взял? – возмутился ланцтрегер. В его представлении богатое воображение приличествовало юным девам и поэтам, но никак не начальникам Ночной стражи. – Разве мы с тобой когда-нибудь мерились воображением?

– Нет, но ты же сам утверждал, что оно у тебя богатое! – напомнил Кальпурций. – Вспомни, как легко «Агнец» обращал в реальность твои сны!

– Да. Было дело, – нехотя признал ланцтрегер Эрцхольм и принялся представлять Лупц. Но не великолепный храм с лестницей в небо, не просторную площадь перед храмом и даже не знакомый трактир, а некое покосившееся деревянное строение на выезде из города, запомнившееся ему своим безобразием. Почему именно его? Да потому что стояло на отшибе, в стороне от посторонних глаз. Ведь согласитесь: если перед вашим носом возникнет из пустоты некто, окруженный загадочным и зловещим сиянием, у вас не возникнет сомнений, что вы имеете дело с колдуном. А как нынче принято поступать с колдунами в землях Фавонии, нам известно. Так к чему нарываться?

Йорген даже задался вопросом, не стоит ли, вопреки собственному желанию, подождать с перемещением до заката – тогда риск оказаться замеченными будет еще меньше. Но передумал. Неизвестно, входит ли долготерпение в число добродетелей лорда Келленоара. Вдруг тан сочтет разлуку с реликвией невыносимо долгой и колдовским способом затребует ее назад прежде, чем окно будет открыто? Год назад им с другом Тииллом пришлось предпринять опасное, а главное, долгое и утомительное путешествие через степь. Повторения его ланцтрегер решительно не желал.

Новое окно вышло совсем маленьким – два шага в поперечнике. Но сила в него была вложена немалая, пришлось чуть не полчаса дожидаться, пока палку, просунутую внутрь, перестанет разрывать надвое: одна часть в руке, другая – в Лупце.

Вот только не стоило им устраивать проверку каждые три минуты, пореже надо было. Потому что на том конце «окна» экспериментам их нашелся нежелательный свидетель.

Звали его Матуш Копр. Был он человеком умным, но пьяным. Поэтому не в муниципалитете заседал, где ему самое, казалось бы, место, а валялся в канаве возле старых невольничьих бараков. Должно быть, там, за их обветшавшими деревянными стенами, когда-то помирало много народу, потому что в первый же год Тьмы столько разной дряни внутри развелось, что ночевать стало опаснее, чем снаружи, под открытым небом. Тогда проклятое строение было покинуто и невольников стали держать за городом, в соляных пещерах – здоровое, безопасное место. А бараки по-хорошему следовало бы сразу сжечь вместе с угнездившимися там гайстами. Но то ли у городских властей руки не доходили, то ли имелись какие-то виды на пустующие помещения, но простояли они всю Тьму. Обветшали до безобразия, покосились, крыша потекла – горожане каждую весну спорили на деньги: завалятся или протянут еще год. Ничего, тянули. Видно, обитающее внутри Зло каким-то своим, колдовским, способом поддерживало их, не давало рассыпаться на части – ведь кому охота бездомным оставаться? Никому, даже гайстам.