Р26/5/пси и я (СИ) - Коуни Майкл Грейтрекс

Дэн, неистово работая веслами, метался меж загонов, запирал одни ворота, распахивая другие, чтобы впустить новые косяки рыбы.

– Отличный улов! – прокричала Миранда.

– Вот на этом вчера и подвел нас Милашка, – сказала Диана. – Мы и оглянуться не успели, как половина рыбы плыла уже себе вдоль берега, а он с дурацким видом восседал на пляже. И хуже всего, что это уже не в первый раз.

Время шло. Появился Дэн, у него ручьями стекала вода.

– Пойдем в дом, – сказал он и сделал вид, что только сейчас заметил Миранду. – А, это вы! У меня этим утром еще не было времени отобрать для вас рыбу. Может, как-нибудь в другой раз?

– Дорогой мой, я не стану ездить впустую туда и назад по такой мерзкой погоде.

Дэн фыркнул.

– Ну, папочка! – поспешно вмешалась Диана. – Это же займет считанные минуты.

– Ну ладно, ладно. Так что же вам нужно?

– Гм, – протянула Миранда, – сейчас большой спрос на хвостоколов…

– Господи, вот уже чего нет, того нет. Лэн глянул на нее с нескрываемым отвращением. – Пару лососей, может быть. Или треска.

– О, не думаю, чтобы кого-нибудь заинтересовала ручная треска. Неужели у вас не найдется чего-нибудь более… экзотического?

– Кажется, я приметил в улове парочку гренландских акул. Повторяю – кажется.

– Прекрасно. А также – все интересное, что ни найдете.

Диана издала несколько звуков и нагнулась с причала. Я заметил, как в воде мелькнули хвостовые плавники, потом дельфины исчезли. Дэн, снова что-то ворча, уселся в резиновую лодку и погреб к загонам. Скоро он вернулся, и мы собрались вокруг узкого слипа. Неподалеку кружили две крупные рыбины, то и дело пытаясь прорваться к открытой воде, но бдительные дельфины всякий раз их отгоняли. Умницы эти дельфины! Только будут ли они так умелы, когда Диана уедет и некому будет говорить с ними на их языке? Дэн взял острогу и вошел в воду, тыкая вокруг себя острогой.

Вода вскипела. Черный силуэт метнулся у самых ног Дэна. Он нанес удар острогой и с трудом поволок добычу к слипу. Диана спрыгнула в воду с шестом, оканчивающимся большой проволочной петлей, и погрузила шест под воду. Небольшое замешательство – и вдруг Дэн завопил и с ужасающим плеском опрокинулся на спину. Едва сдерживая смех, Диана втащила на слип хвост черного чудовища. Дэн, с трудом поднявшись на ноги, ухватился за голову рыбины. Скоро она целиком лежала на причале, хватая ртом воздух и злобно выкатывая на нас глаза. Омерзительная тварь, достаточно уродливая, чтобы удовлетворить самого пылкого любителя рыб. Из ее жаберных щелей сочилась кровь.

Дэн и Диана уже выволакивали на сушу вторую акулу; на сей раз выпало окунуться Диане. Она выбралась на причал, смеясь, но у ее отца настроение портилось на глазах. Он яростно бил по воде острогой, подцепляя диковинную губастую рыбину с глазами навыкате, длиной в метр. Я всегда удивлялся, как это у людей достает хладнокровия плавать в здешних водах.

– Забирайте вы их поскорее в свой бак, – проворчал Дэн. – Они, между прочим, родились на свет без этих ваших чертовых оксигенаторов, и вы это отлично знаете.

– Да, но этих я не возьму.

Время словно остановилось. Дэн побледнел. Острога со стуком упала на причал.

– Что вы сказали? – почти ласково переспросил он.

– Эти экземпляры повреждены. Поглядите только на их жабры! Я не смогу продать их. Мои клиенты привыкли получать все самое лучшее.

– Их можно вылечить, – процедил Дэн с видом убийцы.

– Вне всякого сомнения. Однако это слабое утешение, потому что покалеченная рыба годится только на корм. Бросьте их назад в воду. Я их не возьму.

– Вы их заказали, и вы их купите.

– Ошибаетесь, – надменно сказала Миранда. – Я только хотела взглянуть на них. Я на них посмотрела и теперь возвращаю назад. Это привилегия каждого покупателя. Всего доброго, мистер Уэстэвэй. Всего доброго, мистер Сагар. И вам, Диана. – Она повернулась и, хлопая полами плаща, пошла к грузовику.

– Стой, где стоишь! – гаркнул Дэн и, в три шага настигнув Миранду, схватил ее за руку.

– Пусти, животное! – взвизгнула она.

– Папа! – предостерегающе крикнула Диана.

– Всем известно, что ты величайший сноб на всем Полуострове, – сдержанно продолжал Дэн, крепко держа за руку свою невольную слушательницу. – И друзей у тебя нет с тех пор, как ты разругалась со снобом номер два, Кариокой Джонс. К тому же, ты бессовестная торгашка и живешь за счет самого большого сумасбродства, если не считать полетов на планерах. Ты богатеешь, уговаривая легковерное дурачье, что нет ничего лучше ручных рыб. Поскольку твои так называемые питомцы плохо приспособлены к жизни на суше – а не надо быть океанологом, чтобы это знать – ты удваиваешь доходы, продавая их обеспокоенным владельцам сменные оксигенаторы, увлажнители, зуболечебные приборы, присыпку, соляные и железные пилюли, витамины и прочую дребедень. А если рыбы все еще продолжают подыхать, ты берешь их в питомник под свое наблюдение и получаешь за это жирный куш. Ты – скряга, шарлатанка, позор профессии ветеринара!

Великолепная речь – никакой лжи, ничего, что давало бы основание для судебного преследования.

– Я привлеку тебя за оскорбление, свинья!

– Провались ты к чертовой матери! – буркнул Дэн, выпуская ее руку.

Миранда лихорадочно озиралась в поисках достойного, с ее точки зрения, ответа – и нашла. Серая туша Ползучего Рифа высилась над загонами, точно семья слонов, задравших хоботы.

– Я знаю, ты хочешь уничтожить этот риф – а еще называешь себя океанологом! В этом рифе миллионы живых существ, и у каждого из них такое же право на жизнь, как у тебя, Дэниел Уэстэвэй! Будь уверен – если только ты посмеешь хотя бы кулаком погрозить этому рифу, я подниму против тебя и полицию, и журналистов – ты и пикнуть не успеешь. Понял?

– Ты сама не знаешь, о чем говоришь, – устало отозвался Уэстэвэй.

Он терпеть не мог Миранду. Уж не потому ли, что Диана уговорила его доверить Миранде перевоспитание Милашки? Не боялся ли он, что Миранда добьется успеха, так где он оказался бессилен? Наверняка. И все же, в этой неприязни должно было скрываться что-то еще.

В следующие дни дождь перестал, зато ветер вдруг словно обрел второе дыхание и играючи сорвал кровлю с моей небольшой фабрики. Я там изготавливаю украшения из кожи слитое – вернее, изготавливал, пока мои рабочие не забастовали. Им не нравится, когда ледяная водя льется ручьями за шиворот и портит станки. Признаться, я их понимаю.

Сами слиты, ящерицы синего цвета, забились поглубже в свои хижины – ветер разбрызгивал в загончиках соленую водяную пыль. Никогда еще я не видел своих слитов такими несчастными – с того дня, как Кариока Джонс привезла на ферму свою сухопутную пилу-рыбу Челмондели. Слиты, подобно хамелеонам, меняют цвет в зависимости от настроения. Желтый – страх, синий – несчастье, розовый – любовь, не говоря уже о множестве промежуточных оттенков. Столетие было затрачено на то, чтобы закрепить у них это свойство. Они ежегодно меняют кожу, и если ее немедленно обработать, из нее уже можно сделать что угодно – шарфы, платья и тому подобное. При этом кожа сохраняет свойство менять цвет – в зависимости уже от своего нового владельца…

Я заменил кровлю, утихомирил забастовщиков и к четвергу уже был сыт этим по горло, так что с утра сел в свой автомобиль на воздушной подушке, сделал вид, что не заметил мастера, который спешил сообщить мне об очередной неполадке, и во всю прыть умчался прочь.

Я остановился на распутье, где основное шоссе сворачивало к Луизе. Куда бы податься? Кариока Джонс вышла из тюрьмы и снова поселилась в «Звездах» – своем воздушном доме. Ужасная женщина, хотя посплетничать с ней после обеда совсем неплохо. Но нужно ли мне сейчас общество стареющей кинозвезды, которая способна говорить только о своих активистских подвигах.

Боже упаси! Я повернул на юг и уже скоро, припарковав машину, спускался к лагуне. Ветер стих, и малянистая гладь моря была неподвижна. На пляже, у дома Дэна Уэстэвэя толпились люди. Сегодня утром я не был здесь единственным гостем.