Простая формальность - Барбара Хоуэлл

Он вошел и чихнул.

— Привет! Новые духи?

— Я сама новая. — Она прижалась щекой к его щеке. — Ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз. Как дела, хорошо?

— Нет, все так же.

— Дочь все еще охотится за тобой?

— Кто? А, нет, пока все спокойно. Может быть, обдумывает следующий ход.

— Кошмар. Выпьешь виски?

— Нет, спасибо.

— Ну, чуть-чуть!

— Нет.

— Я и забыла, какой ты бываешь противный, когда не хочешь выпить за компанию, — заметила она, но не сердито, а с улыбкой. Она ни за что не допустит, чтобы у нее испортилось настроение. Ни за что. Ни за что. — Тогда я выпью капельку.

Он с трудом примостился на стул, состоявший в основном из ножек, и пожалел, что согласился встретиться с Мэрион сегодня в восемь вечера, а не отложил свидание на завтра. Когда она позвонила, он только-только углубился в интереснейший разговор с Патрицией (Патти) Пфайфер, своей новой секретаршей, которую он нанял после того, как купил мисс Макмиллан две дюжины роз, заказал ей новые очки и попросил перевести ее в отдел планирования. Он обнаружил мисс Пфайфер в недрах счетного отдела, где она томилась и изнывала, сама не зная от чего, и сразу увидел в ней вожделенный противовес мерзким бабам у него в доме — а заодно и той, перед которой сидел сейчас.

— У меня был очень содержательный день, — сказала Мэрион, усаживаясь в глубокое кресло напротив. — Жаль, что в номере нет дивана. Мне хочется быть к тебе поближе.

— Поедем ко мне, заодно познакомишься с Синтией. У нас диванов навалом: на сто тысяч долларов, не меньше.

Патти Пфайфер не только хорошо печатала, но и была хороша собой, в ее речи звучал выговор университета Вассар. Неудивительно, что завистливые чинуши из отдела кадров мариновали ее в бухгалтерии. Ей было года двадцать два или двадцать три, невысокая, спортивная. Кстати, фигурой она напоминала (хотя это ровным счетом ничего не значит) Бет.

— Я не уверена, что Синтия дома. Она сказала, что поедет в Велфорд, — заметила Мэрион.

— Кому она сказала? Когда?

— Мне. Сегодня. Я пригласила ее на ланч.

— Ты ее пригласила?! Что за странная затея?

— Ничего странного. Было очень забавно.

— Надеюсь, ты не рассказала ей про Бет?

— Нет, конечно. Когда ты наконец поймешь, что я тебе друг?

— И о чем же вы говорили?

— Конечно, о тебе. Какие еще у нас могут быть общие темы?

— И что?

— И ничего. — Мэрион поднялась, встала у него за спиной, положила ему на плечо руку. — Я спросила, счастлива ли она; она ответила, что нет. А потом я спросила, чего бы ей хотелось больше всего на свете.

— И она ответила — блестящего будущего для дочерей. Я это уже слышал.

— Нет. Она думает о собственном будущем. Я тоже в тридцать восемь об этом думала. Мне показалось, что я слышу свой собственный голос пятнадцатилетней давности. — Она наклонилась и потерла ему то место между шеей и лопатками, которое у нее часто болело и затвердевало, как камень. У него ничего похожего! Не спина, а мягкое тесто. — Почему все женщины такие одинаковые?

— По-моему, они все разные, — ответил он машинально, ожидая, когда же она наконец нанесет решающий удар.

— Бедняга! Если бы ты только знал, как мы предсказуемы… и корыстны. Тем не менее мы с Синтией пришли к согласию. — Все еще стоя сзади, она нагнулась и поцеловала его в макушку. — Синтия не возражает, чтобы я от нее откупилась.

— Что ты хочешь сказать?

— То, что ты слышишь. Я предложила ей семьсот пятьдесят тысяч долларов за согласие на развод. Следовательно, я выполнила обещание — решила твои супружеские, а также кровосмесительные проблемы.

— То есть как?

— Очень просто. Она с тобой разведется, уедет и увезет дочь. А дочь, в свою очередь, не станет тебя преследовать или шантажировать, когда увидит, сколько денег им заплатят за то, чтобы они оставили тебя в покое.

Он откинулся на спинку стула, боднув ее головой в живот.

— Сколько, говоришь, ты ей пообещала?

— Три четверти миллиона.

— За развод со мной?

— Да. Господи, ты сегодня что-то туго соображаешь. Она берет эту сумму в виде компенсации. Ты свободен! Никакой Синтии, никаких дочек! Ты опять чист и невинен, как до женитьбы.

— Не могу поверить, — выговорил он, но где-то в глубине души уже пробудилась надежда.

— Постарайся. Если она с тобой разведется, она получит, без всяких условий, вполне законное вознаграждение в три четверти миллиона долларов.

— Невероятно! — Он облизнул пересохшие губы и засмеялся, осознав наконец всю грандиозность этого подарка. — Боже милостивый! Потрясающе!

Он схватил ее за руку и потянул к себе. Она стояла и глядела на него сверху вниз с бесхитростным, пассивным выражением. Усадить ее на стул рядом с собой он не мог — вдвоем они бы там не поместились. Он встал. Она по-прежнему молчала. Он обнял ее своими огромными ручищами.

— Я все время искал хоть какой-нибудь выход, прикидывал и так, и этак, но мне и в голову не приходило то, что ты предлагаешь. Так не бывает!

— Бывает, бывает, успокойся, — ответила она, высвобождаясь.

— Ты уверена, что можешь позволить себе такую трату?

— У меня миллионы, Клэй миллионы. Я могу позволить себе все что угодно. Впервые за много недель мне захотелось что-то сделать с деньгами. Ты не представляешь, до чего они надоедают, если не знаешь, куда их девать.

— Она действительно согласилась, чтобы мы развелись, а не просто разъехались?

— Конечно. Выходила замуж ради денег — вот и разведется за деньги. Логика тут нехитрая, большого ума не требует.

Он снова обнял ее, чувствуя, как огромная давящая тяжесть скатывается с плеч и груди, перестает давить на голову. И в то же время его разъедали сомнения. Не рано ли радоваться? Впрочем, если Мэрион хочет ему помочь, го это только справедливо. Он в свое время, после развода, уплатил ей два миллиона. Почему бы ей не вернуть ему 1асть этих денег, тем более, что за это время они обесценились почти на пятьдесят процентов?

— У меня нет слов. То, что ты мне даришь семьсот пятьдесят тысяч и спасаешь из безвыходного положения — это невероятно щедрый, благородный поступок. Такой доброты я ни от кого в жизни не видел.

Она мягко отодвинула его и высвободилась. Он заметил крохотные бриллианты у нее в ушах, изящные бриллиантовые часики. Она внимательно, молча смотрела на него, поправляя свои короткие темные волосы. Потом подошла к подносу и налила себе еще виски.

— Ты будешь свободен. Как и я.

— О, ты не представляешь, какое это счастье! Как мне тебя благодарить? — Он снял пиджак и бросил его на стул. Ему стало жарко от радости. — Я не должен был на ней жениться. Я сделал непростительную глупость. Иногда я всерьез подозреваю, что женился только чтобы досадить тебе.