Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера - Сирил Паркинсон

В конце 1814 года начались приготовления к отъезду герцога Веллингтона из Парижа, так как он должен был занять пост британского посла в Вене, где должен был начаться мирный конгресс. Он пригласил Хорнблауэра сопровождать его, но Горацио и так уже был сыт великосветской жизнью по горло и не хотел страдать больше. Дипломатия явно была не его стихией, однако он согласился, в конце концов, что Барбара должна таки поехать, зная, как остро нуждался в ней Веллингтон как в хозяйке дома. Согласованный, наконец, план гласил, что Барбара должна ехать с герцогом, а Хорнблауэр присоединится к Ричарду в Смоллбридже. Расставание наступило в январе 1815 года, в условиях не слишком благоприятных для их дальнейшего семейного союза.

После шести недель борьбы со скукой в Смоллбридже, Хорнблауэр выехал во Францию. Подобному его поведению нет моральных оправданий, и биограф лишь немногое может добавить в пользу своего героя. Он мог считать, что его жена покинула его, предпочтя блестящую и полную удовольствий жизнь в Вене — и это было бы правдой. Но что же Мари? Что Хорнблауэр мог предложить ей? Принимая ее любовь, которой (как было ему известно) она дарила его по первому требованию, что мог он принести ей, кроме несчастья? Браун, бывший старшина его гички и теперешний слуга, также возобновил свою связь с Антуанеттой, дочерью графской поварихи Жанны, но в отличие от своего господина он мог жениться на ней, что теперь и собирался сделать.

На свадьбу собралась вся деревня. Торжество было назначено на 6 марта, а уже на следующий день пришли сообщения о том, что Бонапарт покинул остров Эльбу и высадился во Франции. Последовало множество громких и противоречивых слухов, но последние новости все же абсолютно ясно говорили о том, что Бонапарт в Париже и вновь провозгласил себя императором. Король бежал, войска перешли на сторону императора и режим Бурбонов пал.

Граф, Мари и их гости теперь явно находились в большой опасности. Было решено, что они отправятся в Рошеллье и попробуют отплыть из этого порта в Англию или Испанию — и это действительно был наиболее разумный из возможных планов. К сожалению, он так и не был выполнен. Проезжая Невер впятером (вместе с Антуанеттой), они встретили там герцогиню Ангулемскую, с которой Хорнблауэр был знаком по Гавру. Эта боевая женщина готовилась к схватке с Наполеоном и готовилась поднять против него всю Гасконь. Она назначила графа своим генерал-лейтенантом в Нивернуа, и Хорнблауэр согласился ему помочь. Так началась эта партизанская борьба в верховьях Луары: горстка роялистов против регулярных войск Наполеона. Такая игра в войну не могла продолжаться долго. После нескольких более или менее удачных стычек остатки беглецов были выслежены в лесу и, наконец, прижаты отрядом гусар к берегу Луары. Мари была убита случайным выстрелом, а остальные взяты в плен. Был собран трибунал, который быстро приговорил старого графа к смерти как бунтовщика. Следующим перед судом предстал Хорнблауэр и председательствующий в трибунале офицер, установив личность обвиняемого, представил суду вердикт, подписанный императором еще в июне 1811 года. В соответствии с этим документом, Хорнблауэр уже был приговорен к смерти за пиратство, и теперь оставалось лишь привести этот приговор в исполнение. Трибунал согласился с этим требованием и приказал расстрелять пленного на рассвете следующего дня, которым оказалось 22 июня. Случилось так, что Наполеон к тому времени уже был разбит при Ватерлоо 17-го, вести о чем и достигли ушей генерала Клозена в ночь на 22-е. В результате он принял решение не приводить двух смертных приговоров в исполнение. Хорнблауэр еще не знал, что Клозен хотел пока побольше узнать о том, как сложилась судьба Наполеона. Чуть позже генерал был извещен о вторичном отречении Наполеона, однако прошло еще некоторое время, до того как 16 июля Хорнблауэр был, наконец, освобожден — это случилось в тот самый день, когда Наполеон поднялся на борт «Беллерофона».

Вместе с графом, Брауном и Аннетой Хорнблауэр вернулся в замок Грасай. Первой заботой графа было перезахоронить тело Мари. Мы никогда не узнаем, с какими чувствами стоял Хорнблауэр над ее могилой. Очень возможно, что он винил себя в ее смерти. В том, что он винил себя во всем остальном — сомневаться не приходится. Если бы не его сумасшедший приезд во Францию, граф вместе с Мари могли спокойно переждать знаменитые «Сто дней» в своем замке. Если бы не эта безумная эскапада, Хорнблауэр мог бы даже быть в море на финальном этапе этой войны и, может быть, именно ему, а не Мэйтланду, сдался бы Наполеон.

Теперь он мог сделать для продолжения своей морской карьеры весьма немного, а для того, чтобы поправить горе, причиненное своим друзьям — совсем ничего. Вопрос состоял в том, сможет ли он возместить потери, нанесенные самому себе, своим жене и ребенку. Есть основания полагать, что старый граф знал все про любовь Мари к Хорнблауэру еще с самого начала. Но даже, если бы это было не так, правда все равно должна была выйти наружу во время последних дней пребывания Хорнблауэра в замке Грасай. В своем роде граф стал для Хорнблауэра самым близким другом, какого он когда-либо имел. Они расстались на волне полного взаимопонимания и, со стороны графа, полного прощения. Больше им уже не суждено было свидеться.

В попытках последовать за Хорнблауэром в его следующей и наиболее трудной кампании, мы должны вначале ответить на два вопроса. Первый — намеревался ли он оставить Барбару в 1814 году и начать новую жизнь вместе с Мари? Ответом должно быть, что он на самом деле не имел таких намерений. Учитывая даже, что Хорнблауэр несколько охладел к Барбаре в Париже, где она с головой окунулась в светскую жизнь, которой он терпеть не мог, он все еще был связан своей карьерой. А в Британии XIX века просто не было будущего для морского офицера, который бы открыто бросил сестру герцога Веллингтона. Не было будущего даже для офицера, который бы решил покинуть родину и поселиться со своей любовницей во Франции. Таким образом, в выборе между Барбарой и Мари весы склонялись в сторону Барбары — под всем грузом служебной репутации и общественного мнения. Второй вопрос, следующий вслед за первым, касается его корреспонденции. Писал ли он Барбаре в течение первой половины 1815 года и если да, то с каким результатом? Объяснил ли он причины, которые заставили его покинуть Смоллбридж? Что было названо им в качестве официальной цели и места путешествия? Представляется показательным, что ни одного его письма того периода не дошло до нас — возможно, и Горацио, и Барбара впоследствии не хотели воспоминаний о временном охлаждении отношений. Наш единственный ключ содержится в письме, написанном самой Барбарой из Вены ее брату Ричарду, которое опубликовано в третьем томе «Документов Уэлсли». Оно отправлено из Британского посольства 23 февраля и в его последнем предложении мы можем прочитать, что: «Горацио быстро наскучила жизнь в деревне и он принял приглашение посетить герцога Ангулемского, с которым он познакомился, когда занимал пост губернатора Гавра. Он забыл сообщить мне, в каком именно из своих замков герцог намерен его принять, но в своем следующем письме он, без сомнения, расскажет мне об этом.»