Боевой 19-й - Михаил Булавин

— Наталью Пашкову!

— Наталью! — закричали женщины.

— Она, — продолжал Семен, — женщина молодая, грамотная, потолковать с народом может.

— Наталью!

— Становите на голосование Пашкову!

За Семена и за Наталью голосовали дружно, как один.

Поздно вечером, расправив плечи, твердым шагом шел Семен рядом с женой. Она жалась к нему.

— Холодно? — спросил он и, расстегнув полушубок, накрыл ее худенькие плечи.

— Боязно мне.

— Чего?

— Время суматошное. Вот Груздева Петра убили.

— А почему голосовала за меня?

— Я как народ.

•— Ия как народ.

А на другой день вечером на заседании сельского актива Семен, внимательно выслушав активистов, сказал:

— Нам оказано большое доверие и дадены полномочия. Власть объявлена на местах. Своей волей мы приказываем и постановляем Мокея с мельницы убрать. Делать ему там нечего. А мирошником поставить Спиридона Хомутова.

— Правильно, — ответили активисты. — Он работал у Мокея и дело знает.

— Объявить Мокею,— продолжал Семен, — что за порчу мельницы, если такая случится, поставим к плетню и в расход пустим.

— Правильно!

— На хлебную разверстку переписать всех от крайней и до крайней хаты и разложить, сколько кому. Тут нам не миновать еще раза два собраться, а прежде поглядеть, кто чего сеял и сколько.

— Согласны, — подтвердили активисты.

— Покуда хлеб по разверстке не будет сдаден, ни одного фунта из села не выпускать. Хлеб у мешочников отымать и допытываться, у кого обменен и на что. Про то объявить всему селу. Согласны?

Активисты закряхтели.

— Тут уж ты, Семен, дюже круто повернул,— ероша непослушные волосы, заметил Спиридон.

— Что круто, то круто, — согласились со Спиридоном активисты.

— Ив самом деле. Откуда же нам серников брать? Бабы наши и то, как утро, так за жаром бегают друг к дружке.

—- Опять же керосину, мази колесной надо, мыла

305

20 м. Булавин

обсираться, ребятишкам ситчику на рубашонки. Ничего же этого нету.

- Это правда, Семен Панкратьевич, — подтвердил молчавшая до этого Наталья, отрываясь от ли-стабумаги, на котором она все записывала.

"емен задумался. Все это правда. Не было в селе промышленных товаров, их обменивали у городских жителей на масло, муку, яйца. Как отнимать у горо-жа! хлеб, как обидеть людей, которые сами не меньше стрдают от тягот войны?

- Как же тут быть? Дело-то серьезное, — проговорил Семен.

- Серьезное, — согласились активисты.

- Ну что ж, после дойдем и до этого вопроса, а тепрь немедля составить списки и обсудить, чтобы не мор'ать, а сразу сказать уполномоченным, сколько мы мо>:ем дать им хлеба.

- Вот это дельно, — заметил Спиридон, — хорошие хозяева должны знать, что у них есть в амбаре.

- Ну так. Давайте далее. Всех вдов, у коих мужья на фонте погибли или воюют, записать, обследовать подврно, поглядеть, чего они сеяли, а у кого большая нуж,а, тому выдать ссуду. Согласны?

- С этим согласны.

- У кого есть огнестрельное оружие или холодное, немцля сдать в сельсовет и объявить, что, ежели у когонайдем, арестуем и сопроводим в трибунал. И еще: поствить в селе на ночь уличную охрану из подростков, зни до этого дела охочи, и наказать им глядеть в об.. И кто где тайно собирается али по ночам избу тоди‘ и самогонку варит, докладывать в сельсовет. Со-гласы?

- Согласны.

Гзздно вечером, когда молодой месяц повис над купоюм церкви, Семен стоял у своей хаты и думал:

«1то сейчас делается у Модеста, у Мокея, о чем ду-маетсейчас поп Иван? Не может быть того, чтобы они припухли, как щенята, потерявшие суку, и только ныл*. Возятся небось, о чем-нибудь толкуют, плануют. Эх, еоего человека бы иметь при них, вызнать бы все. А П шков?.. Наталью бы туда направить и выспросить старика. Может, кто заходит к нему, говорит что? Да-а, и это обмозговать надо».

Быков не откладывал задуманного. Встретив Наталью, как бы невзначай вспомнил об Афиногене Пашкове, а затем с некоторой суровостью заметил, что ничего плохого не будет, если она проведает Афиногена Пашкова. Это даже входит в ее обязанности. Разумеется, беседуя со свекром, она должна поинтересоваться, кто приходит к нему, о чем говорят.

К свекру идти Наталье не хотелось: это поняла Арина по тому, как медлила Наталья перед уходом. Наденет жакетик — присядет, накроется полушалком — присядет, поправит волосы — присядет. Потом, когда уже совсем собралась, стала у двери и, перебирая на жакете пуговицы, задумалась.

— Да ты что маешься? — не выдержала Арина. — Уж если такое дело — пойдем вместе.

— И впрямь, тетя Арина, пойдем, — попросила Наталья. — Я давно там не была. Опять он зачнет мне говорить бог знает что. Право.

Они вышли на улицу и остановились. По улице, опираясь на толстую суковатую палку, шел отец Иван. По ветру развевалась его седая борода. Он был высок, но заметно горбился: старость пригибала его к земле. В левой руке он нес узелок и, видимо, спешил.

— К кому бы это? — спросила Арина. — Уж не к Пашкову ли? А ну, погодим.

Они постояли, стараясь дождаться к кому направился отец Иван, а потом пошли к Пашкову.

По пути встретили жену Зиновея Блинова. Она смотрела в сторону дома Пашкова.

— Здорово, Настя! Ты чего тут стоишь? Не видала, к кому пошел батюшка, не к Пашкову?

— К нему. Говорят, плох. А вы далече собрались?

— Да туда же.

Наталья входила в хату к свекру с замиранием сердца. На нее пахнуло чем-то далеким-далеким. Отсюда, после того как Митяй построил хату, она перебралась на новоселье, но первое время была здесь частой гостьей.

Да ведь теперь и свою хату она посещает очень

редко. Придет, приберет, посидит, а потом снова к Арине. И только сейчас она стала подумывать о переселении в свой дом.

Навстречу пахнуло воском и ладаном. Афиногеи Пашков лежал на широкой скамье под образами, обрамленными белыми рушниками. В лампадке светился ровный немигающий огонек. На столе в изголовье горела восковая свеча, а на развернутом платке лежали святые дары. Поодаль стояли женщины с угрюмыми, постными лицами. Было тихо, слышалось- дыхание людей.

— Прими, господи, новопреставленного раба твоего Афиногена, — вполголоса и скороговоркой читает отец Иван.

Наталье не жаль свекра. Наоборот, она чувствует какое-то освобождение. Но на сердце ложится грусть, и было обидно оттого, что. старик, чувствуя приближение смерти, все-таки не позвал ее. Осерчал. Некоторые бабы смотрели на нее осуждающе.

После чтения отходной отец Иван сказал:

— Православные граждане, прошу вас удалиться. А ты, Наталья, останься.

Когда посторонние ушли, отец Иван сел у стола и, завязывая в платочек крест и чашу с дарами, промолвил:

— Пособоровался и отошел с миром. Ты, Наталья, как невестка, имеешь причастность к сему дому. Иди заяви в сельсовет. Пусть придут сюда. Видит бог, я стар и мне ничего не надо. То, что он оставил после себя, передай тому, кто имеет власть.

С этими словами он нагнулся й вытащил из-под скамьи туго обмотанный разным тряпьем сверток.

Спустя полчаса в присутствии членов сельсовета, Арины, Натальи и отца Ивана Семен его развернул. В нем, в жирно смоченной постным маслом тряпице, лежал наган и четырнадцать патронов. В маленьком глиняном горшке — пачка николаевских бумажных денег и кучка золотых монет.

Семен покачал головой и, подбрасывая на руке наган, сказал:

— Деньги — это что-о, это понятно, а вот на кой т

хрен он оружие хранил и не сдавал? Как вы думаете, батюшка?