Журналюга (СИ) - товарищ Морозов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этой финской баней оказалась связана еще одна история. Вскоре после возвращения Паши из командировки его вызвал к себе сам главный редактор. Посадил напротив себя и с улыбкой дал почитать только что полученное письмо. Это была, по сути, анонимка (хотя подпись имелась), а точнее — гнусный донос. Некто «Игорь Иванов» сообщал, что сотрудник газеты Павел Матвеев во время посещения Хельсинки вел себе аморально, не соблюдал строгих правил и норм, положенных советскому человеку. В частности, он посетил бани, в которых мужчины и женщины парились вместе… Короче, стыд и позор, надо гнать такого недостойного журналиста из редакции!
Если бы это письма было написано пару-тройку лет назад, то у Паши наверняка были бы весьма большие неприятности. По крайней мере, от заманчивых загранкомандировок его бы точно отстранили, и он бы стал невыездным как минимум лет на пять (газета, где он трудился, была очень важная, партийная, солидная, и за репутацией сотрудников там строго следили). Но, поскольку уже повеяли новые ветра, режим стал более мягким, то все обошлось. Главный редактор газеты был человеком опытным, умным и прекрасно понимал «ценность» такого вот доноса, а потому просто положил его под сукно. Паша считался в газете хорошим журналистом, его даже прочили в редакторы отдела, и терять такого перспективного сотрудника никто не хотел.
По поводу авторства анонимки у Паши сомнений никаких не было — ее написал переводчик, с которым он столкнулся на совместном советско-финском предприятии. Верткий, чернявый, сильно кучерявый и картавый Миша Дунин Паше сразу же не понравился — какой-то слишком скользкий, мутный, неприятный. Услуги Миши, к счастью, ему не понадобились (Паша хорошо говорил по-английски), однако переводчик все время вертелся рядом, слушал, о чем он говорит с финнами. И, вероятно, всё записывал, чтобы потом сообщить «кому надо и куда надо».
Знал этот Миша, скорее всего, и о том, что Паша собирается посетить финскую баню — подслушал его разговор с местными специалистами. А потом из мелочной мести (за то, что не оказали ему должного почтения и уважения) или же просто со злобы накатал этот самый гнусный донос… Вероятно, и его кураторы из определенных структур получили аналогичный «сигнал». Но никаких последствий для Паши не последовало — «там, где надо» тоже, надо полагать, сочли этот эпизод не заслуживающим серьезного внимания.
Надвигались новые, беспокойные времена, перед органами уже стояли совсем другие задачи, и им было совсем не до какой-то там «аморалки» рядового журналиста. Ну, посмотрел молодой советский парень на голых финок, что тут такого? Главное, он никуда не сбежал, не эмигрировал, вернулся, как полагается, домой.
А убежать, заметим, у Паши была возможность. Новые финские знакомые, сопровождавшие советского гостя во время прогулки по Хельсинки, привели его в морской порт и показали на большой корабль, стоявший у причала: это шведский паром, и он вечером идет в Стокгольм. У трапа стоял на вахте матрос, но с ним, как понял Паша, его знакомые вполне могли договориться. В общем, ему дали четко понять: если ты хочешь «выбрать свободу», мы тебе поможем. У Финляндии с Советским Союзом имелся договор о выдаче перебежчиков, поэтому оставаться в стране смысла не имело, но вот у Швеции — нет, и там легко предоставляли беглым советским гражданам политическое убежище…
Но Паша не хотел никакого убежища — ему было достаточно хорошо и на родине. Становиться эмигрантом, все жизнь потом есть чужой хлеб и ютиться по чужим углам… Нет, это было не для него. В Советском Союзе наступало очень интересное время, и умный человек (тем более — имеющий хорошие связи) мог добиться очень и очень много. Что Паша и собирался сделать.
Вот такие воспоминания неожиданно нахлынули на Пашу после посещения бани в доме отдыха. В целом же, как уже было сказано, в Красново ему очень понравился, и в Москву он вернулся полный сил, энергии и здоровья.
* * *Снова потянулись серые учебные будни. Неделя шла за неделей: шесть дней — занятия в университете, один (воскресенье) — работа в «Спутнике». Время от времени по вечерам он встречался с Майей (если она была свободной), а иногда просто сидел дома, занимался или же отдыхал. Но часто — читал художественные произведения. К зарубежной литературе (Средние века) теперь прибавилась еще и отечественная, но ни та, ни другая не были для Паши интересны: в основном — скучны: длинные, сложные, занудные тексты, причем написанные так, что не сразу и поймешь, что хотел сказать автор.
Он очень страдал из-за отсутствия компьютера и соцсетей: по телефону особо не поболтаешь — один аппарат на всю семью, к тому же у предков, и особенно у матери, — всегда ушки на макушке, слушают внимательно… И нужный для учебы материал, когда крайне необходим, сразу не найдешь. Как хорошо было (будет) при Инете: если требуется какая-то информация (скажем, для статьи), делаешь соответствующий запрос в любой поисковой системе и сразу же получаешь ответы — целый список на выбор. Несколько минут — и весь справочный материал у тебя уже готов. Перерабатываешь его для статьи, переписываешь, излагая те же мысли своими словами — и вуаля! Пятнадцать—двадцать минут — и вот тебе отличная статья.
Теперь же приходилось (как и во времена его прошлой студенческой жизни) подолгу стоять в библиотеке. Очередь обычно занимала десять — пятнадцать минут, но до того еще требовалось основательно порыться в библиотечном каталоге, выписать на бумажку цифровой код необходимой тебе книги, а потом еще — как минимум полчаса ждать, когда ее доставят из хранилища и тебе выдадут. Причем вполне могло оказаться, что все экземпляры уже находятся на руках, и ты оставался ни с чем. Пустая трата времени и сил!
К тому же выдавали на руки всего по пять книг и при этом строго следили за соблюдением сроков возврата (за нарушение которых вполне могли лишить читательского билета). Объемные, трудные тексты следовало читать очень быстро (буквально проглатывая за пару-тройку часов), но еще следовало запоминать имена главных героев, их отношения и знать основные перепетии сюжета. В общем, тот еще гемор…
Но это еще не все: помимо отечественной и зарубежной литературы, отнимающей кучу времени и сил, имелся еще целый ряд предметов, ради которых приходилось очень серьезно напрягаться — тупо сидеть и зубрить учебники. Да и просто во втором семестре лекций и семинаров существенно прибавилось: в весеннюю сессию надо было сдать уже шесть экзаменов и десять зачетов. И никто не обещал уже снисходительного отношения за ударный труд на картошке, как это было во время зимней сессии.
Зато в новом, 1981-м году, появились и некоторые положительные моменты: Паша чаще стал видеться с Ингой — нередко пересекались во время занятий в университете. Здание факультета — старое, небольшое, учебных аудиторий относительное немного, все студенты на переменках — как на ладони. К тому же — фактически один буфет на всех, и в нем точно можно было встретить кого угодно.
Пару раз ему даже удалось увидеться с Ингой после занятий — сходить с нею в кино. Отношения с девушкой оставались пока что на прежнем уровне: обнимались, целовались, но дальше дело никак не шло. Однако Паша не спешил — лучше медленно, но верно. Он чувствовал, что Инга от него уже никуда не денется…
Между тем наступил март, пришла настоящая весна. Она в этом году оказалась очень ранней, все потекло и дружно растаяло уже в начале месяца. Восьмое марта выпало на воскресенье, и Паша решил встретить Международный женский день с Майей. Само собой, с Сашкой с Ленкой тоже (куда ж теперь без них?). В который уже раз прокрутили старую, проверенную программу: свободная квартира — праздничный стол — танцы — короткий, бурный секс — проводы девушек домой. Понедельник также был выходным (за счет переноса воскресенья), и Паша наконец встретился с Ингой в удобной, интимной обстановке…
Оказалось, что у нее есть бабушка, которая пару дней назад по бесплатной профсоюзной путевке уехала в пансионат для ветеранов труда (на целых три недели), и ее комната в коммуналке оказалась свободной. Туда его Инга и пригласила (причем позвонила сама!).