Герои Смуты - Вячеслав Козляков

Изначально в Нижнем ставка была сделана, как это тогда формулировалось, на союз «верховых» и «понизовых» городов. «Верх» и «Низ» считались по реке Волге относительно самого Нижнего Новгорода, который располагался посредине этой естественной границы между землями старых русских княжений и новоприсоединенным Казанским краем, а также землями по рекам Каме и Вятке. Союз задумывался (или декларировался) как оборонительный, хотя провозглашались и цели похода нового ополчения из Нижнего Новгорода «под Москву против литовских и польских людей»[436].

Думается, совсем не случайно автор «Нового летописца» подчеркнул, говоря про князя Дмитрия Пожарского: «А с Кузьмою с Мининым бысть у них по слову». В Смутное время мало оставалось людей, державшихся каких-либо слов, уговоров и присяг. Кузьма Минин и князь Дмитрий Пожарский поверили друг другу именно потому, что должны были принадлежать к такому «меньшинству». Духовные переживания Кузьмы Минина, связанные с видением Сергия Радонежского, не могли не оказаться близки князю Дмитрию Пожарскому. Даже такая деталь, как совпадение крестильных имен (вспомним, что князь Дмитрий Пожарский в крещении тоже звался Кузьмой), могла иметь свое значение. Ни у современников, ни у позднейших историков не возникало и тени подозрений, будто Кузьма Минин каким-либо образом «корыстовался» из собираемых средств. Конечно, и для князя Дмитрия Пожарского эта честность имела значение в первую очередь. Другое дело, что как сыновья своего времени они прекрасно понимали, что предпринимаемый сбор ратных людей может оказаться неудачным, если попадет в руки тех, кто легко переходил от царя Василия Шуйского к Лжедмитрию II, а от них к королю Сигизмунду III и во всем искал свою выгоду. Этим можно объяснить, что Кузьма Минин, хорошо представлявший себе, что делалось на нижегородском посаде, посоветовал князю Дмитрию Пожарскому потребовать избрания особого человека для заведования казной «преже прихода послов» из Нижнего Новгорода. Так патриотический порыв и честные устремления, вдохновлявшие князя Дмитрия Пожарского и Кузьму Минина, стали самым важным основанием для создания Нижегородского ополчения.

Общее дело Минина и Пожарского, начатое в Нижнем Новгороде, привело к созданию правительства «Совета всея земли». Стоит предостеречь от преувеличения роли вождей нижегородского движения: сами ведь они отнюдь не считали себя какими-то «сверхлюдьми». В том-то и оказалась их сила, что работали они не для себя, а для «всей земли», которая согласилась с их властью. Возглавив земское правительство, они сумели не поддаться личным счетам. Речь, конечно, не о том, что посадский человек стал бы спорить с царским стольником. Но ведь среди тех людей, кто впоследствии приехал в ополчение, были и бояре, и другие члены Государева двора, и чинами они стояли выше Пожарского. Но, надо отдать им должное, за редким исключением, они думали прежде всего о главной цели освобождения страны.

Как показали последующие события, необычный союз земского старосты Кузьмы Минина и ратного воеводы князя Дмитрия Пожарского оказывался особенно необходим в самые сложные моменты. Так было при начале создания ополчения в Нижнем Новгороде, так было и потом, когда оно устраивалось в Ярославле. Не стали исключением и бои под Москвой.

«СОВЕТ ВСЕЯ ЗЕМЛИ»

Всё говорит о том, что земский центр сопротивления создавался в Нижнем Новгороде исподволь. В конце 1611 года можно было подумать, что возвращаются времена прежней розни и снова возникает угроза всему «Низу». Поэтому и был предпринят наём ратных людей для обороны города и приглашены дворяне и дети боярские из Смоленска и других городов «от Литовской украйны». Мы знаем о позднейшем походе нижегородского ополчения для освобождения Москвы и с уверенностью говорим об этом как о начальной цели действий Кузьмы Минина и нижегородцев. Но прежде чем эта цель была окончательно сформулирована, прошло время. Объявлять сразу о самостоятельном походе под Москву в городе, где сидел воевода, направленный «боярами» Первого ополчения, было бы по меньшей мере самонадеянно и опасно, если вовсе не бессмысленно. Еще в двадцатых числах декабря 1611 года в отписках из Нижнего Новгорода в Курмыш о целях сбора ратных людей говорилось так: «…а из Нижнева итьти им с нами под Москву против литовских и польских людей»[437]. Тогда это означало только одно: нижегородцы собирались оказать поддержку подмосковному ополчению, о чем уже писал Н. П. Долинин: «Формирование нового ополчения в Нижнем Новгороде проходило вначале (сентябрь—декабрь 1611 г.) под знаком помощи подмосковным полкам»[438]. Такой политический жест был жизненно необходим, пока в Нижнем не выяснили общее земское настроение по отношению к «боярам» и казакам, стоявшим в полках под Москвой.

Показательно, что и в тексте документов, вышедших из нижегородского ополчения при начале движения, не было речи о каком-либо противопоставлении его подмосковным «таборам» (за исключением воровских казаков). В первой окружной грамоте ополчения князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина, отправленной из Ярославля 7 апреля 1612 года, говорилось о складывании нового земского ополчения: «Да по милости всемогущаго Бога, Его праведным неизреченным призрением, в Нижнем Новегороде гости и все земьские посадские люди, ревнуя по Бозе, по православной християнской вере, не пощадя своего именья, дворян и детей боярских смо-льян и иных многих городов сподобили неоскудным денежным жалованьем, и тем Московскому государьству и всему православному християнству великую неизреченную помочь учинили»[439]. Автор «Вельского летописца» писал лишь о найме на службу ратных людей в Нижнем Новгороде, датируя его даже не осенью, а зимой 7120 (1611/12) года: «Того же году зимою учал збиратца в Нижнем Новагороде князь Дмитрей Ми-хайловичь Пожарской да от молодчих от торговых людей с ним посацкой человек нижегородец Кузьма Минин с понизовскою силою и с разоренными городы, которые там от голоду и от разоренья зашли, бегаючи от гонения от литовских людей [с] смольняны, и з беляны, и з дорогобужаны, и вязмечи, и брян-чаны, и с рославцы, и с ыными со многими с порубежными с разоренными городы. И учали им давать князь Дмитрей Михайлович Пожарской да Кузма Минин многие столовые запасы и денежное великое жалованье по тритцати по пяти рублев, смотря по человеку и по службу своим презреньем, и учинили ратных людей сытых, и конных, и вооруженных, и покойных, и запасных»[440].

Создавшееся первоначально нижегородско-смоленское «ядро» ополчения уже не стало решать, как прежде, одни локальные задачи. В Нижнем Новгороде задумались о судьбе всего Московского государства. Первые «программные» грамоты от имени земского совета во главе с воеводами князем Дмитрием Пожарским и Иваном Биркиным и дьяком Василием Юдиным (но не Кузьмой Мининым!) сохранились в списках; указан только год их создания — 120-й (1611/12). П. Г. Любомиров датировал их началом декабря 1611 года. Не в последнюю очередь на его датировку повлияло упоминание о посольстве в Казань из Нижнего Новгорода воеводы Ивана Ивановича Биркина, чье имя упоминается в составе первоначального земского совета рядом с именем князя Дмитрия Михайловича Пожарского. В двадцатых числах декабря Биркин был в селе Мурашкине. Но в это же время в Нижнем Новгороде собираются «для земского совета» старосты, целовальники и лучшие люди из того же Мурашкина и других крупных нижегородских вотчин. Поэтому поездку Ивана Биркина можно вполне связать и со сбором доходов, и с организацией «совета» в Нижнем. Еще 15 января 1612 года в Казани выдавались ввозные грамоты «по указу Великого Росийского Московского государства и всее земли бояр» — титул воевод Первого ополчения. Если в это время воевода Иван Биркин был там, то он должен был санкционировать подобные распоряжения[441]. Гораздо убедительнее осторожная датировка С. Ф. Платонова, считавшего, что первые нижегородские грамоты появились не позднее начала февраля 1612 года[442].