Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Александр Алексеевич Другов

— Один — по виду типичный перспективный младший научный сотрудник конструкторского бюро или НИИ. Среднего роста, рыжий, щуплый, с бородой и зачумленным взглядом низкооплачиваемого физика. Но держится довольно уверенно, в камнях разбирается достаточно, чтобы вполне убедительно плести покупателю всякий вздор. Второй — здоровенный матерый уркаган лет сорока пяти, у него руки толще, чем у тебя ноги. Этот в основном молчит и вступает в разговор преимущественно для того, чтобы давить на собеседника.

Задетый неуместным замечанием о ногах, сварливо спрашиваю:

— Кстати, надеюсь, у тебя хватило ума при Хелле не комментировать качество коллекции?

— Кого ты учишь! Я молчал как пень и только выразительно качал головой.

— Я представляю. И что они дали тебе против задатка?

— Пару больших топазов и здоровенный кристалл изумруда с куском породы. Могу тебе подарить, если хочешь. Все вместе тянет долларов на четыреста. Жулье чертово!

Для нас начинается мучительное ожидание. Если у жуликов не выдержат нервы и они скроются с довольно тощей синицей в руках, то можно будет считать, что своей цели мы добились. Если же они, набравшись наглости, останутся ожидать журавля в образе Хелле, который по дурости отдаст за предложенный хлам еще миллион долларов или даже больше, то наша с Бортновским операция будет загублена на корню.

* * *

К сожалению, в очередной раз жадность оказывается гораздо более сильным мотивом человеческого поведения, чем самое обычное благоразумие. Научный сотрудник с бугаем не проявляют ни малейшего желания скрыться из Парижа с полученными деньгами и поискать счастья в другом месте. Как показывает многочасовое наружное наблюдение, вместо этого сразу после встречи с Бортновским они напиваются в ресторане до абсолютно свинского состояния и надолго уединяются в своем номере с двумя сомнительного вида девицами.

Пока идет гулянка на кровные деньги Бортновского, мы с Леонидом шлифуем детали плана на завтра. Все выверено до минуты — наши будущие оппоненты не должны иметь возможности задумываться над происходящим, тем бодее пытаться связаться с Хедле.

На следующее утро я сижу в кабинете Бортновского и пью кофе, который сам себе и приготовил. Секретарше и референту Андрею хозяин офиса без их просьбы предоставил отгул на пару дней.

Слышатся голоса, звук шагов, распахивается дверь, и Бортновский театральным жестом предлагает пришедшим с ним гостям войти в кабинет. Пришельцы очень похожи на портреты, нарисованные мне Леонидом. После взаимных приветствий и согласия гостей выпить кофе Бортновский, потирая руки, доброжелательно предлагает:

— Ну что же, приступим к процедуре. Я вам говорил, что Хелле просил меня сделать точную опись коллекции с тем чтобы не тратить времени, когда он сам приедет. Тогда мы быстренько расплатимся с вами, и все. Наш эксперт Боря хорошо знает свое дело, и много времени опись не займет.

Я, в данном случае выступая в роли «нашего эксперта Бори», достаю десятикратную лупу-монокль, предоставленную мне Леонидом, и, многозначительно хмурясь и повторяя про себя детальные наставления моего партнера, открываю первые несколько футляров.

То, что Бортновский назвал процессом, занимает действительно немногим более полутора часов, благо я только имитирую работу. Сверяясь с приложенными к коллекции гемологическими заключениями, диктую Леониду каратность, цвет и другие характеристики камней. Атмосфера в кабинете царит самая непринужденная. Бородатый мечтательно смотрит в потолок, время от времени кидая на меня затуманенный взгляд. Его громоздкий напарник с мрачным равнодушием следит за тем, чтобы я не умыкнул что-нибудь из драгоценностей.

Завершив работу, вынимаю из глаза лупу и, растирая лицо руками, готовлюсь к наиболее ответственной части представления. В моих повадках странным образом появляется что-то от дореволюционного ювелира — аккуратного и дотошного, живущего в мире камней и золота человека, который равно ценит красоту и деньги, за которые эту красоту можно купить. Мне, кажется, удалось создать такой образ. Сейчас это выяснится.

— Ну что ж, очень, очень интересно. Редко найдешь такое полное собрание, господа. И недешевое. Если повезет с покупателем, то все это дело может потянуть тысяч на пятнадцать-двадцать, никак не меньше. А сколько, если не секрет, вы запросили с господина Хелле?

* * *

Такой густой и вязкой тишины мне в жизни ощущать не приходилось. Оба мошенника медленно фокусируют на мне свои тяжелые взгляды, так что хочется ткнуть пальцем в сторону Бортновского, который никак не меньше меня заслуживает их внимания. Дореволюционный лоск с меня быстро облезает. Изо всех сил стараясь не суетиться, убираю лупу в футляр. Вздрогнув от щелчка застежки, бородатый приходит в себя:

— Пятнадцать-двадцать тысяч чего?

— Замбийских квачей! Ха-ха-ха! Это я пошутил. Долларов, конечно. А вы что, запросили меньше?

В этом месте в беседу очень своевременно вступает Леонид:

— Какой там «меньше»! Они хотят получить полтора миллиона долларов. У меня были некоторые сомнения, но я не решился спорить, хотелось узнать мнение профессионала.

Мошенники получают еще одну возможность проявить свое здравомыслие. На их месте я бы сейчас торопливо поблагодарил всех святых за уже полученные деньги и как можно скорее убрался из этого кабинета, этого города и этой страны. Но алчность вновь неумолимо берет верх. Когда-нибудь эти двое сложат головы из-за своей неудержимой любви к деньгам.

— Вы что же, нам не верите?

Это опять слова бородатого. Глупее вопроса задать было нельзя. Но что возьмешь с людей, у которых из-под носа уходят полтора миллиона долларов? По опыту могу судить — очень трудно совладать с собой. Не успеваю ответить, как в разговор вмешивается Бортновский.

— Ну и дела! Милый мой, драгоценный, доверие не имеет никакого отношения к бизнесу. «Не верь, не бойся, не проси». Слышали такую мудрость?

Леонид еще раз удачно включился в беседу. Эта лагерная присказка напомнит нашим собеседникам о том, что на свете существует не только пьянящий воздух французской столицы, но еще и стылые бараки российских зон, и сырой запах раскрытых могил.

Рыжий пытается сделать более тонкий ход, обращаясь ко мне:

— Это натуральные камни. И стоят они даже больше, чем мы просили.

— Не спорю, часть материала действительно составляют минералы, созданные природой. Только стоимость их в сотни раз меньше того, что вы требуете. Видите ли, вот такие чудесные огромные кристаллы в Хабаровском крае можно добывать карьерным способом. И если в Москве они стоят по пятьдесят-семьдесят долларов, то это исключительно из-за трудности транспортировки. Но даже если их тащить с Дальнего Востока в Европу в вещевом мешке пешим ходом, то и тогда они не будут стоить тех одиннадцати тысяч долларов, которые вы, господа, имеете наглость за них просить. Друзы изумруда по полторы-две тысячи карат тоже переоценены раз эдак