Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии - Ярослав Бутаков

Этого не произошло не потому, что страны Антанты и русское антибольшевистское подполье роковым образом не согласовали планы, не позаботились о стратегическом взаимодействии. А потому, что такое согласование и такое взаимодействие в принципе исключались политикой западных держав. Поддерживать антисоветские силы, чтобы наносить уколы большевикам и раздувать пламя Гражданской войны — это одно. Но напрямую свергать большевиков, которые, как казалось тогда многим на Западе, сами эффективно ослабляют Россию — это зачем же? К тому же, при свирепствовавшей тогда классовой вражде, любое правительство, которое могло возглавить Россию, неизбежно было бы правительством одной из сторон Гражданской войны. А весь одиум за попытку навязать его русскому народу лег бы в этом случае целиком на западные державы.

Левоэсеровский мятеж и его последствия

Значительно больше, чем свержение советской власти, планам Антанты в тот момент отвечало вовлечение РСФСР в прямое военное столкновение с Германией. Поэтому мятеж организации Савинкова был приурочен не к движению интервентов на Москву, а к мятежу другой организации в самой Москве.

После заключения Брестского мира и выхода левых эсеров из советской правительственной коалиции пропасть между двумя крупнейшими советскими партиями продолжала расти. Решающим фактором здесь явился нажим советской власти на зажиточные элементы деревни, начатый в мае 1918 г. Во многом он был вынужденным и возник спонтанно. О его незапланированном характере свидетельствует то, что еще в апреле 1918 г. Ленин писал программную работу «Очередные задачи советской власти». Она ориентировала на мирное строительство социализма в России в условиях передышки, предоставленной Брестским договором. Следовательно, эскалации Гражданской войны, которая вскоре произойдет под влиянием интервенции Антанты, Ленин в тот период еще надеялся избежать. В этой работе содержатся предпосылки ряда идей (среди них определение социализма как строя цивилизованных кооператоров), которые Ленин разовьет позднее, после Гражданской войны, в период НЭПа.

Но весной 1918 г. крупные промышленные центры оказались под угрозой голода. Тогда класть решила прибегнуть к изъятию «продовольственных излишков». В любом случае для восстановления нормального товарообмена между городом и деревней требовалось время, а проблему снабжения надо было решать немедленно. Другое дело, что среди большевиков оказалось достаточно много тех, кто считал такое чрезвычайное решение проблемы нормальным, и из этого в годы Гражданской войны выросло утопическое стремление построить бестоварное и безденежное общество средствами прямого насилия. Но это потом, а весной 1918 г. речь пока шла только о ликвидации угрозы голода для рабочих.

Объявленная большевиками политика «продовольственной диктатуры» и принудительная продразверстка требовала опоры для советской власти в деревне против сельского богатея — «кулака». Большевики стали создавать «комитеты бедноты». Левые эсеры обвинили большевиков в натравливании одной части «классово однородного» крестьянства на другую. Так традиционно объясняется выступление левых эсеров с оружием в руках против большевиков.

Однако очевидно, что, как и в случае с Брестским миром, политика большевиков в деревне была только предлогом для левых эсеров. Ведь первоначально левые эсеры поддержали декреты ЦИК и СНК по введению «продовольственной диктатуры»[45]. И лишь потом, когда увидели, что их выполнение приводит к повсеместным злоупотреблениям и наталкивается на сопротивление крестьянства, перешли к их ожесточенной критике. Кстати, пытаясь на этом основании изобразить левых эсеров какими-то «поборниками демократии», почему-то забывают о том, что левые эсеры в этот период, совместно с «левыми» коммунистами, критиковали также и широкое привлечение бывших офицеров к строительству Красной Армии, и попытки большевиков ввести судопроизводство в рамки пусть хоть и «революционной», но все же законности{217}.

Вместе с тем до поры ничто не предвещало резкого разрыва. Критика большевиков, раздававшаяся с левоэсеровских скамей в ЦИК и со страниц левоэсеровской печати, была привычной в то смутное время. Вместе с большевиками левые эсеры участвовали в подготовке проекта первой советской конституции, который выносился на обсуждение и одобрение 5-го Всероссийского съезда Советов, открывавшегося в Москве 4 июля 1918 г. Левый эсер, бывший подполковник М.А. Муравьев, отлично зарекомендовавший себя на посту командующего советских войск в борьбе с контрреволюцией на Украине, был 13 июня 1918 г. назначен командующим войсками советского Восточного фронта, где после чехословацкого мятежа развертывались основные события Гражданской войны.

События левоэсеровского мятежа достаточно подробно описаны в литературе. Отметим здесь лишь обоснованность мнения, что к мятежу были причастны некоторые группы и в руководстве партией большевиков{218}. Это показывает всю серьезность положения для власти РКП(б) в тот момент. Без сомнения, мятежники имели все шансы победить при умелом руководстве. Но вот как раз в этом отношении левые эсеры обнаруживали хроническую слабость.

Довольно любопытную «картину с натуры» нарисовал на 5-м Съезде Советов в своей «Повести о жизни» писатель К.Г. Паустовский, работавший тогда журналистом в одной из оппозиционных большевикам газет. 5 июля левые эсеры устроили на заседании Съезда мощную обструкцию германскому послу В. Мирбаху. «Камков [один из лидеров левых эсеров. — Я.Б.] подошел почти вплотную к ложе, где сидел Мирбах, и крикнул ему в лицо:

— Да здравствует восстание на Украине! Долой немецких оккупантов! Долой Мирбаха!

Левые эсеры вскочили с мест. Они кричали, потрясая кулаками. Потрясал кулаками и Камков. Под его распахнувшимся пиджаком был виден висящий на поясе револьвер».

На следующий день отряд левоэсеровских чекистов проник в германское посольство и убил Мирбаха. Это было сигналом к восстанию. Однако подавляющее большинство левоэсеровской фракции Съезда (более 300 депутатов) даже не знало о том, что на улицах Москвы уже идут бои между отрядами красноармейцев и чекистов, принадлежащих к разным партиям. В здании Большого театра, ожидая развязки событий, находились многие из руководства левых эсеров. Но они полностью выключились из реальной борьбы. Большевики же были быстро сориентированы своим партийным руководством. Пока левые эсеры еще догадывались, что происходит, большевики покинули зал заседаний, и его оцепила верная большевикам охрана. Когда левые эсеры обнаружили, что заперты, их поведение вовсе стало анекдотическим, хотя они, возможно, всерьез полагали, что это — кульминационный момент восстания, овладение властью, то есть Съездом Советов.

«Стуча каблуками, к рампе подбежала женщина в черном платье… Женщина сжимала в руке маленький стальной браунинг. Она высоко подняла его над головой, застучала каблуками и пронзительно закричала:

— Да здравствует восстание! Зал ответил ей таким же криком:

— Да здравствует восстание!

Женщина эта была известная эсерка Маруся Спиридонова…

В ответ на крик Спиридоновой все левые эсеры вынули из-под пиджаков и из карманов револьверы. Но в ту же минуту с галерки раздался спокойный и жесткий голос коменданта Кремля:

— Господа левые эсеры! При первой же попытке выйти из театра или применить оружие с верхних ярусов будет открыт по залу огонь. Советую сидеть спокойно и ждать решения вашей участи».

Наверное, в рассказе Паустовского об этом событии что-то утрировано, но факт: левые эсеры не предприняли многих очевидных мер, которые логически вытекали бы из замысла захватить власть.

На следующий день 7 июля мятеж был подавлен. Большевики восстановили контроль над столицей. Командующий Восточным фронтом Муравьев отмежевался от действий своего партийного руководства. Однако, как выяснилось, только чтобы усыпить бдительность. 10 июля он неожиданно прибыл в штаб 1-й армии в Симбирск, объявил о неподчинении Совнаркому и об объявлении войны Германии.

Мотивы прибытия Муравьева в Симбирск из Казани, где находился его штаб, из источников ясны не вполне. Вероятно, Муравьев хотел воспользоваться близостью фронтовых войск. Возможно даже, что командующий 1-й армией М.Н. Тухачевский первоначально был в сговоре с Муравьевым. Однако провал левоэсеровского путча в Москве не мог не повлиять на Тухачевского. Он отказался содействовать Муравьеву.

Верные Муравьеву отряды заняли радиостанцию и телеграф в Симбирске. Этим, по существу, все его мероприятия по «захвату власти» и ограничились. Он даже не сделал попыток овладеть органами власти и выключить из игры местную большевистскую ячейку. Муравьев, хотя и был военным человеком, не нашел ничего лучше, как публично объявить о своей программе, избрав для этой цели… трибуну исполкома Симбирского Совдепа, где господствовали большевики. Там он вечером следующего дня и был убит, едва появившись.