Ведьмина ночь - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы можете помочь моему сыну? — заговорила женщина. Она подошла и встала рядом с мужем. Странная пара. Он высокий, худой и страшный. Она же красива именно своей гармоничностью. И даже горе не забрало этой красоты. Вон, седина и та смотрится правильно.
— Не знаю, — я теперь смотрела на нее. И от надежды, что виделась мне в её взгляде, было стыдно. Будто я пообещала что-то, чего сделать не могла. — Я ведь на самом деле не слишком разбираюсь во всем этом. И мне просто повезло. Соединить.
— Вам, — прозвучало почти обвинением. — Почему Наина не увидела этого вот?
Бальтазар указал на Марику, которая, кажется, ничего не видела, а если и видела, вряд ли осознавала происходящее.
— Столько лет впустую. Если бы раньше её нашла, шансов было бы больше. Они оба истощены до крайности…
И почти подошли к грани, из-за которой нет возврата.
За ней серая-серая земля.
И серое небо.
И пустошь… или что-то иное еще есть? Не может быть, чтобы это поле было для всех.
— Бальтазар… — с легким укором произнесла женщина.
— Не стоит, — он накрыл руку жены ладонью. — Наина мне еще тогда показалась… что-то с ней не то было. Ну да ладно. Чего ты хочешь взамен, Яна Ласточкина?
— Ничего.
— Деньги? Золото… хотя предлагать золото тому, к кому оно само в руки просилось, смешно. Но пускай. Земли? Имя?
— Хватит, — отрезала я. — Я и вправду не знаю, что могу сделать. Я… посмотрю, но… я в этом городе всего пару дней!
А кажется, будто жизнь прошла.
— И сила моя дареная…
И в книге, в которую я заглянула перед тем, как уйти, тоже пусто. Я же честно рассчитывала на подсказку.
— Поэтому… не знаю.
Я обошла Змеиного князя — а теперь чуялась сила, от него идущая — и приблизилась к кровати. Мальчишка и вправду дышал сам. И верю, что сердце его стало ровнее биться. Вот только не само собой. Он тянул жизнь из Марики. Потому-то та и побледнела.
А где её родители?
Не пустили?
Сказали ли им вовсе, где дочь искать?
— Где её родители? — задала я вопрос вслух. — Вы им сказали?
— Да, — ответила женщина. — Мы… решили по очереди здесь быть. Сейчас наше время. Не думайте, мы не чудовища… просто… появилась надежда. Впервые за годы появилась хоть какая-то надежда.
Только знать бы, какая.
Я вот взяла с собой воду, ту, которая живая и мертвая. Но сейчас отчетливо понимаю, что не поможет. То есть, раны она зарастит. И жизнь задержит. В теле. Тела могут жить годами, только вот душу в них как удержать.
— Марика? — я взяла девушку за руку. — Марика, ты меня слышишь?
Взгляд неподвижен.
— Марика, — я сжала руку.
— Еще вчера она разговаривала… очень милая девочка… такая хорошая… славная.
— Марика! — я добавила чуть силы в голос. И она обернулась ко мне, нехотя, словно через силу. — Что ты видишь?
— Зеркало. Опять зеркало… ненавижу зеркала. Я их боюсь! Но он там… темно. И свечи… и темноты боюсь. Свечи вот-вот догорят.
— Что… — Бальтазар качнулся к нам.
— Замолчи! — надо же, а эта хрупкая женщина вполне себе командует жутким мужем. И главное, он послушно замолкает.
— Времени осталось мало. Свечи — это сила…
Думай, Ласточкина, думай. Голова — она ведь не только для того, чтобы в нее есть. А ты… ты сможешь. Если вода не годится, живая да мертвая, то должно быть другое средство.
— А его ты видишь? — я помешала Марике повернуться.
— Да, у него глаза золотые.
— А он тебя видит?
— Да.
— Ты можешь коснуться его?
— Н-не знаю… надо подойти. Ближе. К зеркалу.
— Подойди.
— Страшно, — всхлипнула Марика. — И темно… совсем темно… а еще там шелестит что-то… как чешуя. Чешуя скребется… а я змей боюсь.
— Змей?
— Там, в темноте… змеи, змеи… боюсь. Очень.
Пальцы, сжимавшие мою руку, дрогнули.
— Не бойся. Змеи не причинят тебе вреда.
Если отец полозовой крови, то и в сыне она будет, пусть даже и забита той, другой, оборотнической. Но вот змеям открыты многие дороги…
Так.
Змеям.
Я стянула браслет с ноги, вложив в руку Марики.
— Чувствуешь?
— Теплая.
— Это моя змея. Она поможет.
— Светится… и она не страшная.
Браслет вдруг расцепился, и золотая змейка скользнула, обвив запястье Марики.
— Совсем не страшная… тепленькая. Разве змеи теплые?
— Еще какие.
— И не склизкая… — она высвободила и вторую руку, осторожно коснувшись чешуи. Но судя по взгляду, Марика все одно была не здесь. — Мягкая, как… как бархат… золотой бархат… я платье себе на выпускной хотела из золотого бархата, но дорогой безумно. Ткань и еще шить, если на заказ.
За спиной кто-то фыркнул и сказал в сторону… в общем, что-то да сказал.
— Иди за ней, — сказала я. — За змейкой. И другие не тронут.
— Да…
— К зеркалу.
— К зеркалу, — эхом повторила Марика. И дернулась было. Это она идет, там во сне. А вот вытягивает руку, будто касаясь чего-то. — Оно неправильное… и держит. Его держит.
— Крепко?
— Он устал.
— Конечно, он там давно.
— Сил не осталось. И у меня.
— Остались. Надо только…
— Мне туда?
— Нет, — я покачала головой, пусть даже Марика меня не видит. — Змейка, пусть она пойдет. Она почует его.
Что я творю?
Это ведь не игра, в которой можно взять и все откатать обратно, до последней сохраненки. Здесь и шанса-то второго не будет.
Змейка?
Зеркало?
Обряд, который… сила моя. Да, именно она будет связующей нитью. Я питаю змейку. И Марику. И на парня хватит. На какое-то время точно хватит.
— Ой, ниточка…
— Не трогай, — попросила я. — Зови его…
— Как?
— Как-нибудь. Можно, не вслух. Можно про себя, он там услышит.
— Особенно, если зеркало потрогать… там темно-темно. И страшно тоже. А она проползла и…
Сила уходила, я вот не видела ни зеркало это, ни то, что за ним, просто сила уходила словно в никуда. Но я давала, держала вот девчонку за руку и давала. Столько, сколько понадобится.
А она тоже сидела, чуть покачиваясь взад-вперед, и губы шевелились. Стало быть, разговаривает, не здесь, но…
— Зеркало! — мысль была логичной донельзя. — Зеркало нужно! И побыстрее…
— Какое?
Спорить Балтазар не стал, как и выяснять.
— Любое. Большое желательно. Свечи…
Если попробовать воссоздать тот ритуал? Правда, кладбищенских черных, на человечьем жиру у меня нет, но обойдемся без них.
— Свечи. Таз с водой. Вода любая. Еще что-нибудь острое, кровь отворить.
Все появилось, если не во мгновенье ока, то весьма быстро.
Зеркало притащили, подозреваю, чье-то. Уж больно роскошное — в полный рост да в раме тяжеленной. Свечи заговоренные из аптеки, благо, здешняя была широкого профиля.
Я расставила их.
— Он не может пройти там… — пожаловалась Марика.
— Хорошо, попробуем другой путь, — я зажигала свечи одну за другой. Людей бы… или нет, не мешают. А помочь, если вдруг что не так… не думать о том, что что-то пойдет не так.
Все будет хорошо.
Вода.
Трав нет, но есть кровь.
Марики. И Дивьяна, которого отец осторожно переносит на пол. Я чувствую на себе его взгляд, и сомнения чувствую, и прав он, я понятия не имею, что творю.
Но творю.
Укладываю его.
И Марика садится рядом. Свечи. Зеркало. Вода и кровь. Она растворяется в тазу, а я добавляю своей. Вот так… и чувствую что-то… что-то очень рядом.
Слова заговора льются, причем я точно не читала его прежде, может, где-то попадался… и заговор такой, судя по словам, совсем деревенский…
Про остров Буян.
Камень-алатырь.
Путь затворенный, тропа тайная. И вот уже не вслух говорю, шепчу, нашептываю, завязываю воду силой своей, заговариваю да скрепляю.
Так оно…
И дрожит идет рябью темная поверхность зеркала. И из нее выглядывает… кто? Что? Не важно. Главное Марика вдруг подается вперед, выбрасывает руки, которые в зеркальную гладь по самые локти уходят. А потом дергает на себя и зеркало тянется, тянется за нею соплями стеклянными, не желая отпускать то, что ему принадлежит. И звенит, гудит что-то внутри, что-то злое, тяжелое. Я же онемевшими руками поднимаю таз. До чего тяжелый… вроде воды на донышке.
Поднимаю и выплескиваю на эту гладь.
— Отдай! — кричу тому, что скрывается. — Не твое!
И в ответ раздается звон медный, да такой, что глохну и не только я. Кажется, сгибается вдруг полозов правнук, зажимая руками уши. Охает и падает на колени жена его.
Мор кричит.
И не только он, но по-за
