Пушкинский вальс - Вадим Смиян

   Добралась быстро чуть больше, чем за час. У заветного указателя свернула на лесную грунтовую дорогу. Еще минут пятнадцать езды через лес, и вот она на месте. Сразу за вековыми соснами открывался голубой простор, от которого у Лилии Николаевны еще с детства захватывало дух. Она еще некоторое время следовала вдоль кромки леса, имея по правую руку широкое поле, которое на горизонте окаймлялось зубчатой полосой далеких лесов. А вот наконец и заветная сторожка – маленький домик прямо на неогороженном участке. Госпожа Гончарова подъехала прямо к домику, остановила машину и заглушила двигатель.   

   Она вышла из машины и остановилась, вглядываясь в стелящийся над огромным полем туман. Было чуть больше пяти утра. В лесу щебетали рассветные птички. Место здесь уже много-много лет было совершенно дикое – кругом этого поля на десятки километров простирались леса, да в округе было с полдюжины заброшенных деревень, где доживали свой век несколько десятков стариков.

 А ведь когда-то здесь хотели построить дачный поселок – и не просто поселок, а образцовый, коммунистический! Здесь, на этом бескрайнем поле видным работникам городской и районной партийной организации выделили земельные участки для дачного строительства. Отец Лилии Николаевны был, естественно одним из первых, и ему достался один из лучших участков – у края леса, окаймленный с трех сторон старым сосняком. Счастливые обладатели начали ставить на участках времянки и сарайчики для будущего развертывания работ. Николай Иванович тоже успел поставить сторожку, вот этот самый маленький домик об одной комнате и с одним окном. А потом случилось непредвиденное…

   Городские власти собирались воздвигнуть здесь необходимую инфраструктуру – торговый центр, автостоянку для гостей, поликлинику, бассейн. Вырыли несколько котлованов, расположенных цепочкой. Отец привозил сюда Лилю показать ей, как идет строительство их будущего города, где будут жить избранные! Она помнила, как много было здесь строительной техники…Грунты были хорошие – тонкозернистые пески. Когда цепь котлованов уже была почти вырыта, оказалось, что дно их заполняется грунтовой водой. Организаторы строительства решили воду откачать – привезли и установили насосы. Однако установки начали  с некоторого времени тонуть в прибрежном песке, причем так быстро, что не обошлось без смертей – на дне котлована утонули двое рабочих, обслуживающих насосы. Бедолаг просто не успели вытащить.Прибывшие из города специалисты произвели исследования и определили, что за время работы насосов откачивающие воду установки ушли в глубь от начальной отметки почти на шесть метров.Они же дали заключение о причинах происходящего: оказалось, что здесь пролегает русло подземной реки, и производимая откачка воды вызвала изменение направления подземного потока – вода из недр массива поднялась наверх к дну котлованов, и это повлекло за собой изменение структуры песков – они превратились из обычных в зыбучие. Это и  явилось смертным приговором всей затее: котлованы продолжали заполняться водой, а их песчаные склоны сделались смертельно опасными, ибо зона зыбучести песков неуклонно расширялась. Строительство было заброшено. А потом зловещие места начали покидать и владельцы участков, причем земельные наделы сделались бросовыми: никто не хотел приобретать землю у черта на рогах, да еще в зоне зыбучих песков, где ничего нельзя построить. Николай Иванович тоже забросил свой участок. Таким образом буду щий город для избранных остался огромным полем с полузатопленными котлованами, куда никто старался не заходить, особенно когда кто-то якобы встретил там ночью призрак одного из погибших рабочих. А потом и вовсе стало не до чего – началась перестройка, вся жизнь перевернулась…Так и осталась Лилия Николаевна владелицей по наследству никому не нужного дачного участка, затерянного в лесной глуши...

   Она отперла скрипучую дверь, вынесла хранящийся в сторожке старый инструмент. Саперной лопаткой углубила яму, оставшуюся с прошлого раза, натаскала в нее охапки сухой травы, поверх нее разложила мешки в яме, облила заготовленным заранее бензином и подожгла. Чтобы не чувствовать вони от разгоревшегося костра, ушла в сторожку. Навела там относительный порядок и вышла наружу через несколько часов, когда костер уже прогорел. Солнце стояло высоко, но вокруг по-прежнему не было ни души. Лилия Николаевна разгребла пепелище: собрав обгорелые кости,поклала их в два новых мешка, туда же закидала скопившийся пепел.Найдя в яме череп Лены, Гончарова извлекла его наверх и раздробила одним ударом ноги, обутой в тяжелый ботинок с толстой рифленой подошвой. Мелкие осколки тоже бросила в мешок. Точно также она поступала с черепами предыдущих жертв – правда, череп Роберта оказался слишком прочным, и ей пришлось сначала разломить его колуном, а потом уже раздробить на мелкие осколки.  Затем госпожа Гончарова подобрала мешки с костями и отправилась с ними к котловану. Идти пришлось немало, да еще и солнце начало серьезно припекать. Дойдя до края обрыва, Лилия Николаевна почувствовала, что вся взмокла и почти выбилась из сил. Сбросив мешки наземь, она отдышалась, разглядывая с обрыва место, куда бы удачнее зашвырнуть свою ношу.

 «Эка меня развезло! – подумала она с досадой. – Старая стала, что ли? Придется возобновлять тренировки, что-то подраспустила я себя…»

 Она подняла один мешок и, размахнувшись, запустила его как могла дальше. Мешок описал широкую дугу и упал у самого края воды.Второй бросок оказался менее удачным – мешок упал на склон и покатился далее по песку, пока не остановился примерно в метре от водной поверхности. Зато третий мешок упал прямо в воду, погрузился, а потом всплыл так, что торчала только перетянутая горловина. Лилия Николаевна удовлетворенно взглянула на черные пятна мешков, выделяющихся на желто-бурой поверхности крутых песчаных склонов: пройдет несколько часов, и мешки исчезнут в песчано-водной зыби. И даже если кто-то увидит их с края котлована – не имеет значения, ведь добраться до них решительно невозможно. Вернувшись к сторожке, Лилия Николаевна старательно перекопала яму, срыв слой дерна, затронутый пеплом, и отнесла куски его  в близлежащий ручей.

 После этого, критически оценив результаты своих трудов, заперла сторожку и села за руль. Часы показывали без десяти одиннадцать. Она завела двигатель и удовлетворенно улыбнулась: нет, сегодня она не опоздает! Устала, конечно, ведь не девчонка, чтобы взлягивать! Ничего, крепче и дольше поспит! И она тронула машину с места.

     Утром в понедельник Владислав Георгиевич проснулся в отличном настроении. Сегодня состоится его встреча с ней… С Ней! Ради такого знаменательного события он отложил свой выезд на кладбище по крайней мере на день – следовало при встрече с нею выглядеть свежим и бодрым: во-первых, ему хотелось произвести на обожаемую женщину должное впечатление, а во-вторых, кто знает, чем завершится их долгожданное свидание? Долгожданное? Таковым оно являлось для него – это было совершенно точно. А для нее? Ждет ли она этой встречи? Он с улыбкой вспоминал, как написал ей письмо – единственное маленькое послание за год разлуки. Как-то вечером он впал в невероятную тоску по ней, и рука сама потянулась к бумаге и ручке. Он писал в никуда, что называется, на деревню дедушке, и практически не было шанса, что письмо вообще будет ею получено. Отправленное «до востребования», оно по всем правилам, должно было прийти на главпочтамт, проваляться там с месяц, а потом попросту вернуться к нему с отметкой почтовиков « Ваш адресат не явился» или что-то в этом роде… Если только кто-нибудь из почтовых работников не догадается позвонить ей и сообщить, что ее ждет письмо из Москвы. Но кто станет этим заниматься, кому это нужно? Даже если среди почтовиков у нее есть знакомые, никому нет дела до чужих проблем. Он понимал, что пишет напрасно, однако не написать ей он не мог! И – произошло чудо. Она не только зашла на почтамт и получила письмо, но и ответила! Владислав Георгиевич получил от нее ответ – небольшой, написанный довольно сдержанно, но когда он читал ее послание, за каждым ее словом он ощущал скрытую радость, которую он сумел пробудить в ее сердце…  И теперь он привез ее письмо с собой, Ее ответ ему, бережно сложенный в конверт и спрятанный во внутренний кармашек саквояжа. Это малюсенькое письмо он берег, словно бесценную реликвию.