Тринитротолуол из Перистальтики - Константин Твердянко

И почему его рука так сходна с человеческой? Ох, ладно, о чем я вообще думаю? Интерес естествоиспытателя проснулся, видите ли. Нездоровый. Другими вопросами надо озадачиться. Гораздо более важными и актуальными. Как из этих чудесных дебрей выбираться, например. А о том, что это вообще такое было, я поразмыслю потом. Сидя в тепле, в мягком кресле, с кружкой чего-нибудь горячего. Если удастся запомнить место, может, попробую сюда экспедицию собрать. Хотя кто мне поверит… В лучшем случае покрутят пальцем у виска. В худшем — отправят на принудительное лечение, если всюду рассказывать про китов-пауков с клешнями и руками.

Короткий зимний день скоро пойдет к концу — солнце только-только просвечивало между еловыми лапами, заливая поляну лучами, а теперь уже опять начинает смеркаться. Вторые сутки я здесь, между прочим. И уже столько всего случилось. Я до этого даже волков вживую лишь в зоопарке видел. А теперь меня ходячий кит ими накормить пытается. О том, как он их предварительно разодрал на куски, даже вспоминать неохота.

Зато мне при нем, скорее всего, и те бомжи не страшны. Или он их трогать не станет, даже если они меня убивать придут? Кто его знает.

И опять встает проблема, где бы переночевать. На голом снегу спать совсем нет желания, а в подвал возвращаться нельзя — бродяги наверняка наведаются, они же запомнили место. Найдут веревку и спустятся — что тогда?

А тварь, похоже, именно туда идти и намеревается. Вот, развернулась, топчется на месте и помахивает рукой. Точно, у нее же там логово — кости-то на полу явно намекают… Хуже всего то, что я, кажется, и человеческие черепа там узнал. Правда, не уверен — темно же было. Но идти за китом абсолютно не хочется. И ведь явно с собой зовет, сволочь! Что ему от меня надо? Тоже мне, общительный нашелся.

Вот как он отреагирует, если я сейчас возьму и пойду совсем в другую сторону? В еловую чащу, куда глаза глядят.

Помявшись, я еще раз искоса посмотрел на многоногую жуть, которая теперь стояла ко мне хвостом, и обмер. Совершенно явственно увидел, что последняя пара ног у твари была не совсем паучьей. Точнее, паучьими они оказались сверху, а дальше, начиная с одного из нижних суставов, переходили в человеческие колени, голени и стопы. Бледная, синюшная от холода кожа выше щиколоток была сплошь покрыта царапинами, уже подживающими и совсем свежими — очевидно, постоянно режется о плотный наст. Заноз там тоже хватает, мне кажется. Черт, не хотел бы я бегать по этой чаще босиком. Как оно ходит — ему же, наверное, все время больно. Или боли не чувствует?

Вновь шевельнулось в голове очень четкое ощущение, что тварь по частям собирали. Причем весьма безалаберно, как бог на душу положит, не озадачиваясь ее дальнейшей судьбой. Лишние, совсем не нужные глаза, плавник на спине, половинка клешни с пальцами…

Существо тем временем призывно затрещало, снова пыхнуло паром и засеменило по своим следам восвояси, поминутно останавливаясь и оборачиваясь ко мне всем телом. Правильно, шеей-то оно вертеть не может. Потом, видя, что я не решаюсь последовать в его логово, вернулось и поглядело на меня с явной укоризной, прищурило глаз с пушистыми ресницами. Огорченно свистнув, зверь подтолкнул меня головой — вроде слегка, но я с трудом удержался на ногах. Точно не отстанет.

А, катись оно все. Будь что будет. Не сожрал ведь сразу. Подумал я так, прикинул одно к другому и махнул рукой. Хуже не выйдет, наверное.

— Иду, иду… — пробурчал уже вслух и поплелся в вонючий подвал, заваленный костями.

Пока мы шли, небо уже заалело, потом подернулось тьмой, и сумерки стали быстро сгущаться. Мрачные елки мели мне по плечам своими колючими лапами, будто подбадривая. Или прощаясь. Я то и дело проваливался в глубокий снег, хоть и старался идти по проложенной тварью тропинке. Матерился себе под нос — от злости, страха и усталости. Почему-то вспомнилось, как еще в школе катался на лыжах на окраине города и слегка заблудился. Тогда было так же — мороз, еле заметная полоса заката в редких просветах на полянах, накатившие сумерки, елки и снег. Только вместо следов членистых ног передо мной была лыжня. Как меня вообще угораздило заблудиться на лыжне, а?

Завалившись в подземелье, мой спутник переполз в дальний от пролома угол, подогнул паучьи лапы и грузно уместился пузом на полу. Я привалился к теплому боку где-то между суставчатых лап, плотнее надвинул капюшон и мгновенно уснул.

Глава 3

Кто я?

Проснулся от того, что тварь бесцеремонно пихнула меня лапой, которую я зачем-то обнял во сне. На четвереньках отполз от горячей туши, поднял голову и недоуменно посмотрел на своего случайного компаньона. Тут же понял, что разбудили меня не из вредности: зверюга насторожилась, подобралась и напряженно прислушивалась к чему-то. А потом и я обратил внимание на приглушенные голоса, доносившиеся от прохода.

Выследили!.. Те двинутые бомжи! Явились все-таки по мою душу! Ведь как знал вчера, не хотел здесь ночевать!

И, судя по голосам, теперь их было гораздо больше! Всю шайку привели, надо полагать. А что маргиналы почему-то настроены очень серьезно — очевидно было еще позавчера. Ну ничего, я так легко не дамся. Со мной, в конце концов, огромный хищный монстр. Надеюсь, заступится за меня — хотя бы из желания защитить свое логово, в которое приперлись незваные гости. А я сам отсюда носа не высуну — не дождутся. Лишь бы у них не нашлось огнестрела или чего-нибудь эдакого. Хотя, опять же, откуда бы ему взяться у бродяг? Да и кита из пистолета вряд ли убьешь, только разозлишь, мне кажется.

Голоса приблизились, но их хозяева в пролом лезть не спешили. Встали, судя по всему, метрах в двадцати и что-то возбужденно обсуждали. Наверное, планы вторжения. Правильно, я бы сюда тоже просто так не сунулся.

— Несет оттуда чем-то, — явственно расслышал я. Странно, что так хорошо уловил — ведь далеко стоят.

— Дык тролль нагадил за ночь! — выдал версию другой бомж.

— Гору он нагадил, что ли? Да и воняет не дерьмом, — разумно возразил еще кто-то.

Ишь, парфюмеры нашлись. От их друзей, между прочим, тоже пованивало. А запах от чудовища не такой уж неприятный. Разве что затхлый какой-то.

От волнения (да что уж там, от страха) подрагивали руки и колени, но мысли согревал тот факт,