Крой тела - Файт Этцольд

Клара прочитала множество книг Ресслера, среди них — «Жизнь с монстрами» и «Против чудовищ». Она читала записи бесед, которые он проводил с известными серийными убийцами, среди них Джон Уэйн Гейси, который вплоть до смертной казни отрицал, что убил 33 человека, и доказывал, что при его восьмидесятичасовой рабочей неделе «просто не хватило бы на это времени». Но тогда возникал вопрос: откуда взялись двадцать девять полуразложившихся тел в подвале его дома?

Ресслер провел интервью с Джеффри Дамером, Каннибалом из Милуоки, который знакомился в барах с геями, приводил их к себе домой, накачивал наркотиками, насиловал, убивал и расчленял тела. Потом он варил эти куски и делал в своей комнате алтари. Некоторых он пытал: просверливал жертвам, находящимся в полном сознании, черепную коробку и заливал туда кислоту, чтобы таким образом сделать из них безвольных зомби. На допросе Дамер сообщил, что ощущал себя одиноким и чувствовал, что никогда не сможет встретить человека, с которым мог бы ужиться. По крайней мере живого человека. Поэтому он решил жить с мертвецами или еще лучше — с останками. Дамер был убит сокамерником, который вогнал ему в глаз черенок метлы.

Но Гейси и Дамер были исключениями. Большинство серийных убийц убивали в соответствии со своими сексуальными предпочтениями.

Поскольку бóльшая часть серийных убийц — мужчины, да к тому же гетеросексуальные, соответственно, типичными их жертвами становятся женщины!

«Ух, — подумала тогда Клара, — я выбрала правильную профессию!»

С Мартином Фридрихом Клара работала лишь опосредованно: Фридрих составил детальный профиль Оборотня для команды комиссара Винтерфельда, но тогда Клара и Винтерфельд еще не знали, что для них работает именно он. Белльману и начальнику городской полиции было важно, чтобы информация не просочилась в прессу, поэтому они возвели между отделами «китайскую стену». Мартин Фридрих работал в УУП Берлина уже четыре недели, но никто не знал, на месте ли «новенький», — все шло согласно плану руководства.

Фридрих, насколько было известно Кларе, восхищался Шотландией.

Зачастую именно там он проводил отпуск — как правило, один и с полным чемоданом книг. При нем постоянно находилось собрание сочинений Шекспира. В судебном заключении по Оборотню, которое Фридрих писал для следователей, он призывал всю команду читать Шекспира — «лучшего психолога в истории человечества». «Если вы будете читать Шекспира, — пояснял он, — то постигнете все глубины и высоты, присущие душе человеческой. Там не только смех и радость, комизм и абсурд, но и запретное, жестокое и неизъяснимое».

Особенно ему нравился трагический персонаж «Макбета», которого дьявольская супруга подстрекала к убийству шотландского короля.

Знаток Шекспира, Шотландии и шотландского виски, Фридрих считался светилом в своей области, экспертом по психологии преступников. Через пару лет в США он получил прозвище, которое подходило ему, как никому другому. Фридрих, похоже, был совсем не против, когда его называли «MacDeath» — Мак-Смерть.

Фридрих переехал в новый кабинет на прошлой неделе. Теперь он сидел за элегантным дубовым письменным столом: бледное узкое лицо, на носу — очки в темно-коричневой роговой оправе. Он набирал письмо на компьютере, когда в проеме дверей, робко постучав костяшками пальцев о косяк, появилась Клара. Фридрих поднял голову.

Утонченные черты лица и черные волосы с легкой рыжиной, чуть тронутые на висках сединой, придавали его внешности легкий налет эстетизма. Перед Кларой сидел человек, на первый взгляд далекий от изучений глубин человеческой натуры. Но в этом не было ничего неожиданного. Как там говорил Фуко? Безумие и работа взаимоисключают друг друга. Или Винтерфельд: «Тот, кто пишет о расчленении женщин, как правило, их не расчленяет».

— Добрый вечер!

Фридрих поднялся и подошел к Кларе. На нем была белая рубашка и университетская кобальтово-синяя вязаная безрукавка, на шее красный галстук — все в лучших традициях своенравного Гарварда.

— Вы женщина-неведимка, так ведь? — прищурился он. — Последние недели мы работали вместе, ничего не зная друг о друге. Китайская стена, как говорится. — У него было крепкое рукопожатие. Крепкое, деловое и дружелюбное.

Клара на мгновение удержала его руку в своей.

— Винтерфельд рассказывал мне только то, что для китайцев «четыре» — несчастливое число, потому что созвучно со словом «смерть».

— Ага. — Фридрих сунул руки в карманы. — Значит, я верно поступил, поселившись на четвертом этаже?

— Может быть, — ответила Клара, оглядывая кабинет. За письменным столом возвышался большой дубовый шкаф, полки которого прогибались под весом книг. На шкафу лежала старинная медицинская сумка из кожи, а рядом — человеческий череп. На стене напротив шкафа висели два плаката в рамках: репродукция «Страшного суда», фрески Микеланджело из Сикстинской капеллы, и постер к фильму «Тит» режиссера Джулии Теймор.

— Это величайшая экранизация произведения Шекспира, — заметил Фридрих, когда увидел, что плакат с Энтони Хопкинсом в роли римского военачальника привлек внимание Клары. — Довольно кровавый и неожиданный фильм для режиссера, поставившего мюзикл «Король-лев», но один Хопкинс в роли Тита Андроника чего стоит! Вам знакома эта пьеса?

Клара пожала плечами, что должно было означать: «Слышала что-то, но вот сказать, что знакома, — явный перебор».

— Тит Андроник, — начал Фридрих, снимая очки в роговой оправе, — верный вассал цезаря и Рима, но с ним скверно обошлись. Почти все его сыновья погибли в боях, а цезарь влюбляется в побежденную царицу готов, и по его приказу убивают оставшихся сыновей Тита. Самому Титу пришлось отрубить себе руку, чтобы спасти одного из сыновей, которого в конце концов все равно убивают. Кроме того, дочь Тита, Лавинию, насилуют Хирон и Деметрий, сыновья готской царицы. Но хорошо то, что хорошо кончается, — ей всего лишь отрубают руки и вырезают язык.

— Восхитительно! — ответила Клара. — И это можно назвать хорошим концом?

Фридрих закусил дужку очков и, скрестив руки на груди, остановился перед плакатом.

— В конце Тит приглашает царицу и цезаря на пир, на котором подают пирог. Пирог для царицы. Он приготовлен из перемолотых и пропитанных кровью останков ее сыновей.

— Это настоящий ужин примирения, — ответила Клара.

— «Их в этом пироге мы запекли, которым лакомилась мать родная, плоть, вскормленную ею, поедая». Каннибализм? Что вы на это скажите?

Клара кивнула.

— Похоже на Ганнибала Лектера. Не хватает только бобов и кьянти.

— Это самое гениальное в этом фильме, — добавил Фридрих. — Хопкинс играет Тита не как Энтони Хопкинс, он играет эту роль как Ганнибал Лектер. Он будет ассоциироваться с ней до скончания веков. — Он вынул руки из карманов, вернулся к письменному столу и указал Кларе на одно из кожаных кресел. — Раньше я хотел стать учителем английского, чувствовал в себе некую педагогическую жилку. Теперь я призываю всех читать Шекспира. Кто делает это, тот познает людей. Добро и зло — в каждом из нас.

— Зло вы в последнем деле прекрасно классифицировали, — признала Клара. — С вашей помощью мы поймали Бренхарда Требкена, Оборотня.

— Ужасно больной человек. — Фридрих скривился. — Такой мне давно не встречался. Если его вообще можно назвать человеком. — Он взглянул на потолок. — Гремучая смесь насильника и убийцы. Действия не спланированы, он абсолютно дезорганизован, непредсказуем и поэтому очень опасен. Его цель — полностью овладеть жертвой, унизить ее, сделать безликой. В конце концов жертва действительно превращалась в предмет… мертвое тело… мертвую материю. — Он взглянул Кларе в глаза. — Сами того не зная, вы дали убийце очень точное прозвище.

— О чем вы?

— За человеческую историю серийных убийц было много, хотя прежде такого определения не существовало. Мужчины, а изредка и женщины, увечили и убивали своих жертв. Сограждане не могли объяснить, почему обычный человек может быть способен на такое. Заключение сводилось к одному: деяние вызвано злым духом, в человека вселилось чудовище, обладающее силой зверя. Помесь человека и волка — оборотень. — Он наклонился, чтобы отрегулировать высоту кресла, и продолжил: — Если почитать сообщения шестнадцатого века о нападениях якобы оборотней, можно заметить очевидное сходство с нашим убийцей. Такая вот квинтэссенция. В средние века, в эпоху Возрождения существовал оборотень, который в действительности был серийным убийцей, и сейчас, в двадцать первом веке, у нас есть серийный убийца, которого мы назвали Оборотнем. Довольно точно, не правда ли?

— Да. — Клара положила ногу на ногу и откинулась на спинку кресла, разглядывая череп на дубовом шкафу.

Фридрих продолжал: