Дознание в Риге - Николай Свечин

Никто на них, конечно, не напал. Силы, подведомственные Рудольфу Шпрингфедеру, не были отмобилизованы. Надворный советник помахал караулу, затем вежливо подсадил Большого Пана в полицейскую пролетку. Щелкнули бичи, и колонна экипажей рванула на Сенаторскую, в управление полиции. Лишь тогда все, включая и Алексея, выдохнули. Операция прошла без крови. Варшавские сыщики потом долго с гордостью вспоминали, как вели знаменитого громилу под дулами револьверов…

Вечером следующего дня командированный уезжал из Варшавы. Красивый город – жалко покидать. Алексей давно хотел приехать сюда с Варенькой и пожить неделю, показать ей здешние красоты. Все никак не получалось.

В Петербурге Лыков оказался в субботу, на Фонтанку не пошел и сразу направился домой. Наконец-то выпал день отдыха. Сыщик отсыпался, затем ходил с супругой по магазинам. Пора обновить мебель в детских комнатах, а муж дома почти не бывает… Соскучившаяся Варвара не отпускала Алексея ни на шаг. Потом он играл с сыновьями, читал дочке сказку. Вечером навестил «крестника» – городового Федора Кундрюцкова. Именно Лыков в свое время сделал из начинающего бандита столп правопорядка.

Утром надворный советник явился на службу. Полдня пролетели в суете. Он ходил по начальству и постоянно рассказывал одно и то же: как арестовывал Большого Пана. Последним его слушателем стал сам министр. Горемыкин ахал и тянул себя за длинный ус. А потом показал телеграмму из Варшавы. Обер-полицмейстер требовал для питерца награды. Когда рядом легла депеша из Екатеринославля, Лыкову сделалось уже неловко. Получалось, что он всем героям герой и незаслуженно обойден отличиями.

– Ваше высокопревосходительство, дозвольте уж тогда в имение съездить, – сказал надворный советник. – На недельку, за свой счет. Это и станет мне наградой. Там скоро сплав леса начнется, нужно хозяйским глазом проверить. А то я с первых чисел января мотаюсь по командировкам. Туда-сюда, туда-сюда… Устал.

– С каких первых чисел? – удивился Иван Логгинович.

– А как «Жоржа Бормана» подломали, с той поры и скитаюсь по державе.

Горемыкин сразу вспомнил, о чем речь. 21 декабря прошлого года в Харькове произошло громкое ограбление. Неизвестные вынесли из конторы шоколадной фабрики «Жорж Борман» несгораемую кассу[16]. В воскресенье они вошли в контору через парадный вход, открыв дверь отмычкой, и «взяли на лапу». Касса весила пять пудов! Наличных денег в ней было всего три тысячи. А вот векселей, чеков и переводов – больше чем на сто тысяч рублей. Особенно шоколадные короли горевали о пропавшей чековой книжке. Несколько ее страниц были подписаны директором-распорядителем. Воры могли теперь заполнить бланки и получить по ним крупные суммы.

На помощь местным сыщикам тогда тоже послали Лыкова. И именно он установил причастность к похищению фабричного дворника. Воры испугались и 8 января подбросили бумаги во двор фабрики. Включая чековую книжку и бланкированные векселя, уже готовые к учету. Себе они оставили только наличные. Исполнителей грабежа не нашли до сих пор. Однако потерпевшие были довольны исходом дела и благодарили полицию. Лыков опять отличился.

– А потом дознание в Курске по взрыву, – продолжил Алексей, – командировка в Одессу по двойному убийству, ограбление владыки во Пскове, грабежи в Донецком бассейне, а теперь еще этот Большой Пан. Отпуск бы мне, а?

Горемыкин покосился на Зволянского. Тот молча кивнул.

– Ну, на усмотрение директора департамента.

– Конечно, разрешаю, – развел руками Сергей Эрастович. – После всего сделанного, да за свой счет… Даю десять дней.

– Плюс дорога, – просительно сказал Лыков.

– Плюс дорога.

Алексей шел домой и радовался. Весна в Петербурге! А на Ветлуге, поди, еще снег лежит под елками. Утки давно прилетели. Они с Титусом отведут душу. Яан открыл новую тягу вальдшнепов, прямо за вторым кордоном. Сильная тяга. Надо сходить, пострелять. Как там Яша? По времени, должен был уже закончить печальные свои дела и вернуться. Неужели сразу к себе проехал, не заглянул?

Он ошибся. Едва переступив порог, сыщик услышал голос Титуса. Тот восседал в гостиной и гонял с Варенькой чаи с наливками. Вид у приятеля был невеселый, и у Лыкова кольнуло сердце. Что-то случилось, но что?

Алексей налил и себе чаю, а потом отвел управляющего в кабинет.

– Рассказывай.

– Заметно?

– Да. Что у тебя стряслось?

– Язеп не сам умер.

– Так…

– Его убили.

– Кто? И за что?

– Не знаю. Но смерть брата была насильственной. Сам видел раны в груди, когда осматривал тело в секционной камере[17].

– Что говорит полиция?

– Полиция лишь отмахивается.

– Почему?

– Язеп был жулик. Хорошо им всем знакомый, и в тюрьме сидел, и под следствием бывал.

– А что, жуликов уже можно резать безнаказанно? – вскипел Лыков, увидев, как трудно далось другу его признание.

– В Риге, выходит, можно.

– Что ты говоришь?! Давай их тряхнем, заставим открыть дознание.

– Чем ты их заставишь? – грустно возразил Титус. – Я уж и так, и эдак. Деньги предлагал. Говорят: а и черт бы с ним! Вор у вора дубинку украл. Нам только легче будет.

– Ты же сыщик, хоть и бывший. Таких еще поискать. Начни собственное дознание.

– Да я попробовал.

Алексей насторожился. Что-то в глазах товарища ему совсем не понравилось.

– И что?

– Начал ходить и расспрашивать. Но подошли на улице трое. Показали ножи. И велели убираться домой и больше никогда не возвращаться.

– Та-а-ак…

Надворный советник машинально отхлебнул чаю, посмотрел в окно. Потом решился:

– Тебе нужна помощь?

– Я… виноват перед братом.

– В чем?

– В том, что бросил его. Махнул на него рукой, как на пропащего. Не писал, не хотел встречаться. Презирал в душе…

Титус вздрогнул, весь сжался, но взял себя в руки:

– А теперь его нет в живых. И ничего уже не исправить, не вернуть. Я третью ночь не сплю, все с ним разговариваю.

Лыков скреб ногтем столешницу и думал. Накрылась охота! И плоты, возможно, спустят без начальственного глаза. Четыре года назад они с Титусом попали в Туркестан, приехали продавать лыковский лес. И там вляпались в такое, что едва уцелели[18]. Яан рисковал жизнью, его чуть не зарезали, а пуля оконтузила руку, до сих пор болит. За его, Алексея, барыши рисковал. Как теперь ему в ответ не помочь?

– Я получил отпуск на две недели считая дорогу. Хотел в Варнавин скататься.

Титус поднял голову:

– И что?

– Поехали завтра в Ригу!

Глава 2. Рига осаживает гостей

Но выехать им удалось лишь вечером. С утра Алексей пошел к Зволянскому, объяснил ему ситуацию и спросил:

– Кто сейчас там полицмейстером?

– Считай, что никто, – огорошил его действительный статский советник.

– Это как?

– Третий год уже исправляют должность, и все разные люди. С января был Лодыженский, потом его турнули, поставили Войтова.

– А кто такой Войтов?

– Помощник полицмейстера, надворный советник. Но он пустое место. Ему тоже уже ищут замену.

– Хм. А кто губернатор Лифляндской губернии?

– Генерального штаба генерал-майор Суровцев. Молодой – всего на год старше тебя.

– Ты с ним знаком?

– Видел один раз в кабинете у Ивана Логгиновича.

– Значит, об одолжении попросить не можешь?

– Нет. Это будет неправильно понято.

– Ну, если он Генерального штаба, стало быть, его знает полковник Таубе, – успокоил сам себя Алексей. – Пойду к барончику.

– Сходи, – усмехнулся Зволянский. – Но учти, две недели отпуска уже начались!

Не тратя времени даром, Лыков отправился в Военное министерство. Там теперь были новые порядки. Ванновского отставили. Вместе с ним убрали и генерал-адъютанта Обручева, много сделавшего для становления военной разведки. Новым министром был назначен начальник Закаспийской области генерал-лейтенант Куропаткин. Некоторые чины министерства приуныли и стали искать строевые должности. Но Таубе лишь укрепил свое положение. Он служил вместе с Куропаткиным под началом Скобелева – и в Турецкой Болгарии, и в Средней Азии. Оба хорошо знали Восток и поднаторели в интригах с англичанами. Военно-ученый комитет получил новое направление: меньше науки, больше разведки.

Виктор не виделся с товарищем с Пасхи и обрадовался ему:

– Ну наконец-то! Я телефонировал Варваре, а она отвечает все время одно и то же: ты в командировке. Загоняли сивку!

– Я снова уезжаю, на этот раз в Ригу, – ответил сыщик. – Скажи, ты знаком с Суровцевым?

– Владимиром Дмитриевичем?

– Ну с лифляндским губернатором.

– Я о нем и говорю. Хороший офицер, умный. Мы вместе против турок воевали.

– Можешь дать к нему рекомендательное письмо?