История Польши - Михал Тымовский

Помимо узкой группы высших сановников, имелось еще около 120 лиц, занимавших другие важные посты. К этой группе относились приблизительно 90 гродских панов, а также люди, занимавшие некоторые менее значительные должности в духовной и дворцовой администрации. Кроме того, существовало несколько сотен низших гродских чиновников — «войских», «влодарей» и т. п. К привилегированной группе принадлежали члены княжеской дружины. В то же время нам неизвестно число рыцарей, которые, не занимая никаких должностей, имели земли, обрабатываемые несвободными людьми, и служили князю во время войны. Этот слой возник еще в племенной период; к нему могли принадлежать и те свободные крестьяне, на которых вместо уплаты податей была возложена военная повинность и которым посчастливилось захватить на войне несколько пленников. Речь идет не о собственниках крупных имений, поскольку их в Польше тогда еще не было, а об экономически самостоятельном рядовом рыцарстве.

Отсутствие крупного землевладения было характерной чертой польского государства в первые столетия его существования. Мы узнаём об этом косвенным путем, анализируя доходы Гнезненского архиепископства, бенедиктинского монастыря в Могильне и знакомясь с имущественным положением крупнейших можновладцев. В системе экономического обеспечения Гнезненского архиепископства ранее всего появились десятины от княжеских доходов, складывавшихся из податей, таможенных пошлин и регалий, которые поступали в гроды, находившиеся на территории архиепископии. Могильненское аббатство получило от князя Болеслава Смелого право на девятую часть доходов от гродов Северной Мазовии. Таким образом, первоначально жаловалась не земля, а часть государственных доходов от определенного числа гродских округов. Если так было даже в случае церковных институтов, благодаря которым в Польшу пришли образцы европейской феодальной организации, в том числе и модель феодальной собственности на землю, то с еще большим основанием можно предположить, что подобным образом обеспечивались и светские должностные лица.

Итак, социальные различия определялись, скорее всего, выполняемыми тем или иным лицом функциями и доступом отдельных групп к государственным доходам. Общественное неравенство не было связано с владением земельной собственностью. Роль государственной казны состояла не только в сборе податей с зависимого населения, но и в их последующем распределении. Духовная и светская знать, занимавшая посты в государственном аппарате монархии первых Пястов, могла получить гораздо больше средств из государственной казны, чем от эксплуатации еще небольших в ту пору землевладельческих хозяйств. Данный тип обеспечения мог быть весьма привлекательным, однако ставил можновладцев в зависимость от правителя, который мог не только увеличить, но и забрать пожалованное — с тем большей легкостью, что речь шла о движимом имуществе.

Тот же, кто не получил от князя подобных полномочий, относился к подданным, платившим подати. Подавляющее большинство этих людей составляли свободные крестьяне, зависевшие только от правителя и платившие подати на основе княжеского права. Княжеское право являлось элементом, скреплявшим в единое целое всю политическую и общественную систему.

В рамках этой системы, основанной на сборе податей от имени князя и последующих пожалованиях из княжеской казны, жила большая часть населения. Однако существовал и иной сектор — землевладельческий. Поначалу второстепенный, он динамично развивался с середины XI в. и на протяжении всего XII столетия.

Крупнейшим землевладельцем был сам князь, в распоряжении которого находилось множество посаженных на землю пленников. Эти люди, называемые в источниках decimi, т. е. «десятники», для облегчения организации их труда делились на сотни и десятки. Земельные владения князя уже в начальный период существования государства достигли значительных размеров, однако имения знати оставались пока небольшими.

По особым правилам жили так называемые подгродья, т. е. расположенные рядом с крупными замками раннегородские поселения. До XI в. их количество было невелико — всего около двадцати. В подгродьях, которые, подобно гродам, были окружены деревоземляными валами и рвами, размещались постоялые дворы, работали ремесленники: кузнецы, гончары, скорняки, изделия которых предназначались для удовлетворения потребностей князя и для пока еще слабо развитого внутреннего рынка. Туда же прибывали купцы, чаще всего чужеземные, которые привозили предметы роскоши, предназначенные для князя, знати и высшего духовенства. Они доставляли высококачественное оружие, дорогие ткани, ювелирные изделия и, возможно, вина. За эти товары с ними расплачивались, главным образом, рабами, мехами и янтарем.

И территориально, и экономически подгродья были связаны с замками и жившими там духовными и светскими можновладцами. Как и землевладение, они были пока еще второстепенным явлением в экономике, хотя и имели довольно большое значение для высших слоев общества.

Иной тип раннегородских поселений представляли собой рынки. Они были связаны с местным товарообменом. Крестьяне, рыбаки, охотники и скотоводы могли сбыть здесь свою продукцию и купить соль, пиво, а иногда, если располагали необходимыми средствами, и железные сельскохозяйственные орудия. Известно, однако, что в X — начале XI в. рынки были сравнительно немногочисленны. Открытие и содержание рынка были исключительной прерогативой князя, который обеспечивал безопасность торгующих, взимал особый сбор, называвшийся рыночным, а кроме того, имел право чеканить монету. Впрочем, в начальный период существования Польши монета была дорогой и редкой, поэтому она не предназначалась для мелких сделок на местном рынке. Там товар меняли непосредственно на товар либо же пользовались так называемыми «платилами» (płacidlo) — предметами, обладавшими общепризнанной стоимостью и служившими вместо денег. Это могли быть куски железа в форме топора, беличьи шкурки и, возможно, как в Чехии, куски редкого в то время льняного полотна.

Таким образом, помимо господствовавшей системы, основанной на княжеском праве, в рамках которой общественное положение определялось тем, платил ли человек подати в государственную казну или же принимал участие в их сборе, распределении и потреблении, существовали элементы иной системы, основанной на земельной собственности и вытекавших отсюда социальных различиях. Кроме того, имелись зачатки городского хозяйства, связанного с наличием местных рынков и внешней торговли, но не игравшие большой роли в социально-экономических отношениях и находившиеся под строгим княжеским контролем.

Создание сложной государственной организации было весьма дорогостоящим делом. Наложение тяжелых повинностей на население не могло обойтись без конфликтов. В период подчинения полянами прочих племен происходили столкновения местных правящих родов и знати с завоевателями из династии Пястов. Подобные противоречия либо разрешались, либо сопротивление подавлялось силой. Местные правящие группы, отличавшиеся особым упорством, Пясты уничтожали физически. Однако тем представителям знати, которые соглашались сотрудничать с завоевателями (несмотря на близость культуры и образа жизни, это не могло быть легким решением), Пясты давали шанс проявить себя в рамках несравнимо более передовой организации, какой было польское государство. Это соблазнительное предложение вполне могло удовлетворить честолюбивые чаяния тех, кто стремился к богатству и власти.

Совершенно иным было положение крестьян. Возложенные на них расходы по созданию государства были весьма обременительны, тем более, что в VIII–X вв. рост производительности земледелия оставался весьма незначительным. Расширение производства имело экстенсивный характер, будучи связанным с ростом населения, раскорчевкой лесов и обработкой новых земель. Размер же податей был несопоставимо более значительным, чем в племенную эпоху. Поэтому можно предположить, что в период создания польского государства уровень жизни сельского населения существенно снизился.

Давало ли государство Пястов крестьянам что-либо взамен их труда и возложенных на них повинностей? Однозначно отрицательный ответ был бы неверным. Крестьянам могла быть выгодна стабилизация политических отношений, снятие постоянной угрозы вражеских набегов. Но компенсировали ли подобные выгоды рост податей, налагавшихся правителем и его чиновниками, тем более, что крестьяне отнюдь не всегда признавали их своими?

Ответить на этот вопрос поможет анализ событий, разыгравшихся в конце правления Мешко II и сразу после его смерти (1034). В 1031 г. Польша подверглась нападению со стороны Германии и Руси. Война была проиграна. Мешко был вынужден отказаться от королевской короны. Военные поражения, падение авторитета правителя и грабежи чужеземных войск вызвали мятеж знати, вспыхнувший после смерти правителя. Сыну и престолонаследнику убитого князя, Казимиру, пришлось бежать из Польши. Начался период смуты. Вскоре восстало сельское население, недовольное возложенными на него повинностями. Восстание сопровождалось выступлениями против церкви и возвращением к язычеству. «И хотя Польша терпела столь огромные обиды и несчастья от соседей, — писал годы спустя Галл Аноним, — однако еще худшими и более жестокими были бедствия, причинявшиеся ей ее же обитателями. Именно: рабы поднялись против своих господ, вольноотпущенники против знатных, возвысив себя до положения господ; одних они, в свою очередь, превратили в рабов, других убили, вероломно взяли себе их жен, преступно захватили их должности. Кроме того, отрекшись от католической веры, о чем мы не можем даже говорить без содрогания, подняли мятеж против епископов и служителей Бога, из них некоторых убили более достойным способом — мечом, других, как бы заслуживших более презренную смерть, побили камнями». В это кровавое лихолетье еще одним ударом по польской церкви стало нападение чешского князя Бржетислава I. Не встречая в охваченных хаосом Силезии и Великой Польше никакого сопротивления, он дошел до Гнезно. Захватив город, Бржетислав вывез из Гнезненского собора мощи святого Войтеха и хранившиеся там сокровища, увел с собой множество пленников, а в силезских замках разместил свои гарнизоны, присоединив этот удел к Чехии.