«Мамонты» шагают в будущее - Вадим Инфантьев

А пять лет назад из Америки поступили сведения о том, что этот Фултон построил на реке Гудзон судно, приводимое в движение силой пара.

Кто знает, может, морское министерство поступило опрометчиво, отказав тогда изобретателю? Поэтому сообщение о строительстве военного аэростата русскими встревожило Наполеона и заставило его принять ответные меры.

Весной этого года из Вены был привезен изобретатель, работавший над созданием крылатого летательного аппарата.

А пока русские строят аэростат.

Через несколько дней Наполеону доложили, что московский агент, по приказу нового командующего Москвы князя Ростопчина, арестован и сослан куда-то в глубь России. Новый агент, засланный взамен провалившегося, донес, что к месту постройки аэростата добраться невозможно, оно усиленно охраняется.

Петербургский агент доносил о том, что Сестрорецкий и другие оружейные заводы работают на полную мощность, готовится много аммуниции и обмундирования. Что только на частных чугунолитейных заводах изготовлено много гранат, брандскугелей, книппелей, бомб и картечи. Но о работах по созданию аэростата агент никакими сведениями не располагает. Было ясно, что русские наращивают свои силы, надо действовать как можно быстрее и решительнее. Показалась до нелепости несуразной недавняя мысль — закончить восточную кампанию в Смоленске.

В марте 1812 года тайный советник Давид Максимович Алопеус, состоявший посланником в городе Штутгардте при дворе короля Виртсмбергского, послал секретное отношение в Петербург государственному канцлеру графу Румянцеву, а чуть позднее — донесение прямо на имя Александра I. В этом донесении он сообщал, что здесь, в Штутгардте, работает механик Франц Леппих, который несколько лет назад смастерил музыкальный инструмент пан-гармоникон, привлекший внимание публики во многих городах Европы. Из-за этого пан-гармоникона король Виртембергский пригласил вышепоименованного Леппиха к себе и дозволил открыть свою мастерскую.

Выступая в Вене со своим пан-гармониконом, Леппих познакомился с изобретателем Дегеном, который показал ему свои опыты по созданию летательных крыльев. Леппих к крыльям отнесся недоверчиво и заявил, что при помощи оных человек в воздух подняться не сможет. Но таковые крылья понадобятся для того, чтобы летать на аэростатах, заведомо зная куда, а не по воле воздушной стихии. На этом встреча с Дегеном, как рассказывал сам Леппих, закончилась.

Обосновавшись в Штутгардте, Леппих изготовил модель летательного аппарата в виде худого шара («худой», по-видимому, в смысле «тонкостенный»), который летал по воздуху.

Сам Франц Леппих рассказал, что он по рождению немец, одно время служил в британских войсках и дошел там до капитанского чина, после оставил службу, занялся только изобретательством. Он решил построить управляемый аэростат. Леппих собирался передать свое изобретение в Лондон, но Давид Алопеус отговорил его, доказав, что британцы все свое внимание сосредоточили на флоте, и в этом они преуспели, так что вряд ли воздушные суда заинтересуют их.

И тогда Алопеус просит Александра I прислать ему 7–8 тысяч червонных для помощи Леппиху, с тем чтобы тот согласился приехать в Россию.

К письму Алопеус приложил чертеж общего вида аэростата, выполненный Леппихом. Это был баллон обтекаемой формы в виде вытянутой груши. Верхнюю половину его оболочки схватывала сетка из крепких веревок, присоединенных к деревянному обручу, охватывающему аэростат по его экваториальной плоскости. Этот обруч соединялся с жестким деревянным килем при помощи подкосин. На киле размещалась гондола, по виду несколько напоминающая большую открытую гребную лодку. Перемещение аэростата в воздухе предполагалось осуществить при помощи двух больших весел с пятью крыльчатыми лопастями на каждом, несколько напоминающими растопыренную человеческую кисть.

10 апреля 1812 года Алопеус пишет Александру, что король Виртембергский ни с того ни с сего вдруг послал к Леппиху целую комиссию, чтобы выяснить, на какие средства и для кого работает Леппих.

Изобретатель не растерялся и ответил, что строит машину для добывания денег: будет летать перед публикой и катать по воздуху желающих. А деньги на постройку ему ссудили под проценты знакомые купцы.

В компании было три профессора из Тюбингена, они тщательно обследовали сооружение Леппиха, чертежи аэростата и заявили: умоначертание машины столь пространно, что только практика покажет истинность задуманного. Рассмотрев уже готовое днище гондолы, профессора единодушно признали его очень совершенным.

Король выслушал доклад комиссии, вопросов не задавал и мнения своего не высказал. Но на следующий день Леппих был вызван к министру полиции, который заявил, что король повелевает Леппиху прекратить работу, отпустить мастеровых и в течение десяти дней покинуть королевство.

Тогда Алопеус, решив, что больше медлить нельзя, связался с князем Баратынским, находящимся в Мюнхене, и через него достал паспорты, с которыми Леппих и Иордан выехали в Радзвиллов, где их встретили и препроводили в Россию. Это предприятие обошлось Алопеусу в триста червонных. Он предупреждал, что изучил чертежи машины Леппиха, и хотя сам не силен в этой области знаний, но считает это дело заманчивым. Надо построить опытный корабль и проверить его на практике.

Леппих считал возможным создать аэростат, способный поднять в воздух экипаж в сорок человек и двенадцать тысяч фунтов груза, часть которого составят боевые ракеты. Леппих ожидает «особливо большого действия от ящиков, наполненных порохом, которые, будучи сброшены сверху, могут разрывом своим, упав на твердые тела, опрокинуть целые эскадроны».

В заключение Алопеус писал, что если проект не удастся, то все равно Александр I приобретет искусного механика. Алопеус предлагал учинить за Леппихом частный надзор только потому, что он увлечен своей идеей и по-детски откровенен. Он охотно рассказывает о своем изобретении всякому, кто поинтересуется.

27 мая 1812 года гражданский губернатор Москвы Николай Обресков отправил в Петербург на имя Александра I письмо, в котором докладывал, что ввез в Москву Леппиха под видом доктора Шмита и поручика Иордана под названием курляндца Фейхнера. Приискал место для производства работ в семи верстах от Москвы. На отпущенные 8000 рублей Леппих приобретает материалы. «Пребывание Леппиха и Иордана в Москве и перемещение в Подмосковную не обращает ничьего внимания, ниже любопытства, как о людях, никому здесь не знаемых».

7 июня 1812 года новый командующий в Москве князь В. Ф. Ростопчин направил Александру I донесение, где сообщал, что Леппих работает в семи верстах от Москвы за Калужской заставой.

Интересно отметить, что ни Ростопчин, ни губернатор Обресков даже в секретных письмах царю, не называли места, где поместился Леппих, по-видимому, опасаясь шпионажа.

8 этом же письме Ростопчин сообщил, что он распорядился прислать для Леппиха мастеровых: двух кузнецов и четырех слесарей из Петербурга, а не из Москвы, потому что так удобнее сохранить все дело в тайне и еще потому, что сооружение машины Леппиха требует тонкого мастерства и искусства, на что более способны корабельных дел мастера и мастеровые с Адмиралтейской верфи.

Далее Ростопчин писал, что, по требованию Леппиха, заказал изготовить 5000 аршин шелковой тафты особенного тканья. Подряд взял некий Кирияков. Он употребит все станки своей фабрики и обещает поставить товар через две недели.

Одна только тафта обойдется в 20 тысяч рублей, кроме того, необходимо затратить 50 тысяч рублей на купоросное масло (серную кислоту) и столько же на железные опилки для получения «водотворного гасу».

Далее Ростопчин сообщал, что с Леппихом он еще не встречался, но вскоре собирается это сделать. Письмо царю заканчивалось фразой:

«Для меня будет праздником знакомство с человеком, чье изобретение сделает бесполезным военное ремесло; избавит человеческий род от его дьявольского разрушителя [то есть Наполеона] и Вас сделает вершителем судеб царей и царств и благодетелем человечества».

Громыхнув прикладом тяжелого ружья о порог, в горницу вошел солдат и доложил капитану, что прибыл из Петербурга обоз с лесом, требуют открыть ворота, а велено никого не пускать.

Капитан сидел за столом в одной рубахе, ворот ее был расстегнут, виднелась влажная от пота шея. Капитан поморщился, потирая ладонью грудь, и бросил:

— Найди Федота или доктора Шмита. Сейчас выйду.

Он вытер мокрым полотенцем лицо, шею, снял с гвоздя мундир, надел его и, застегивая пуговицы, направился к выходу, сильно припадая на левую ногу.

Капитан был далеко не молод. Под Аустерлицем был тяжело ранен. Его прошения о назначении в действующую армию отклонили и поставили начальником охраны строящегося аэростата.