Синий краб - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В такие вечера мы с Павликом часто оставались одни в доме. Моя мама и Анна Васильевна — мать Павлика — приходили с работы поздно. Лена и Володя тоже часто задерживались, они учились во вторую смену.
Мы крепко подружились в эти зимние вечера, хотя Павлику было уже одиннадцать лет, а мне шел седьмой год.
Оставшись вдвоем, мы запирали на крючок дверь и уходили в комнату к Павлику. Забравшись с ногами на кровать, мы болтали о самых различных вещах. Тогда я впервые узнал, что Земля — шар, что тополь, который растет у крыльца, вовсе не достает верхушкой до голубых вечерних звезд, что пропеллер самолета имеет не форму колеса, как кажется с земли, а скорее похож на два широких меча, разрубающих воздух.
Иногда рисовали. Павлик рисовал очень хорошо. На тетрадных листках он изображал целый театр военный действий, где наши самолеты, танки и линкоры уничтожали похожих на букашек фашистов.
Но больше всего я любил вечера, когда, примостившись на поленьях перед горящей печкой, Павлик читал какую-нибудь интересную книжку.
В их комнате, в большом старом шкафу было много книг. Особенно нам нравились небольшие книжки в старых коленкоровых переплетах с облезшей позолотой орнамента по краям — «Библиотека приключений». Сколько было заманчивых названий: «Всадник без головы», «Морская тайна», «Таинственный остров», «Следопыт»…
Однажды вечером Павлик растопил печку (он был самостоятельный человек, и ему доверялось такое ответственное дело), и мы сели дочитывать «Остров сокровищ».
Чудесная книга! Я слушал и смотрел, на горящие поленья. В желтых языках пламени, среди ярких углей совсем нетрудно было видеть раздутые паруса шхуны «Испаньола», одноногую фигуру Джона Сильвера с попугаем на плече и освещенные закатом утесы Острова.
Но книга кончилась раньше, чем сгорели поленья.
— Жаль, что всё прочитали, — вздохнул я. Захлопнув книжку, Павлик закрыл дверь в волшебную страну. Теперь он тоже смотрел в огонь. В темных глазах его блестел маленький огонек, тот самый, который зажигает большую мечту.
— Вот бы посмотреть на море. Хоть один разок, — сказал Павлик.
Да! Хоть одним глазком! Взглянуть, как катятся на берег волны и, убегая назад, оставляют на гравии клочья пены. Почувствовать, как веселый ветер кидает в лицо соленые брызги и рвет за спиной воротник матроски. Побывать на море! Это была наша заветная мальчишечья мечта…
Мы совсем не хотели быть моряками. Павлик думал стать художником, а я летчиком. Но море тянуло нас к себе, как живая сказка.
— Хоть бы камешек с берега моря продержать в руке, — проговорил я.
— Да, хотя бы камешек, — рассеянно проговорил Павлик. И вдруг он встрепенулся:
— Послушай… А ведь у меня есть такой камень!
— Откуда?
— Еще давным-давно папа привез. Из Севастополя.
Отец Павлика умер еще до войны.
Камень с берега моря! Почему же Павлик раньше молчал?
— Врешь, — усомнился я. — Покажи.
— Сейчас.
Он открыл книжный шкаф. Там на самой нижней полке хранились старые радиолампы, коробки с винтами и гайками и прочая дребедень. Павлик достал жестянку из-под леденцов и открыл ее.
Камень лежал среди гвоздей и гаек, рядом с мотком алюминиевой проволоки и старинным пятаком. Он был белый, плоский, шириной сантиметра в три, гладкий — морские волны обточили его. Раньше мне приходилось самому находить в песке такие крупные белые гальки, но сейчас я не сомневался, что этот камешек найден у моря.
Я взял камешек в руки, провел пальцем по холодной поверхности, потом посмотрел сквозь него на пляшущее в печи пламя.
Он оказался полупрозрачным, словно голубоватое матовое стекло. В печке метался огонь, камень наполнился трепетным светом. Мне показалось, что внутри у него пошла голубая рябь.
— Павлик! Смотри, как море.
Мы склонились головами друг к другу.
— Как волны, — прошептал Павлик.
И мы долго смотрели, как плещется в камне маленький кусочек моря.
— Знаешь, Андрейка, — прошептал вдруг Павлик, — по-моему, этот камень волшебный.
Хотя я уже не верил сказкам, у меня по коже пробежали мурашки. Однако я возразил:
— Волшебных камней на свете не бывает.
— Может, и бывают. Откуда ты знаешь? Давай еще посмотрим.
И глядя на светящийся камень, Павлик продолжал фантазировать:
— Совсем как море. А вдруг появится корабль? Видишь темную точку? Она приблизится, и окажется, что это шхуна вроде «Испаньолы»
Кто знает, может быть, мы и увидели бы в тот вечер корабль, но с улицы постучали. Павлик пошел в сени отпирать дверь.
— Чья мама пришла? — спросил я, когда он возвратился.
— Твоя, — ответил Павлик и вздохнул. Конечно, ему хотелось, чтобы его мама скорее вернулась с работы.
Я побежал к себе. Мама развязывала запорошенную снегом шаль.
— Явился, — улыбнулась она и наклонилась ко мне. Я уткнулся носом в пушистый, мокрый от снега воротник.
— Простудишься, я холодная. Давай лучше печку топить. И будем пить чай.
— И Павлик!
— Конечно. Зови его.
В этот вечер я больше не вспоминал о камне.
2На следующий день я снова был у Павлика. Он сидел над задачей, о каком-то бассейне, который наполнялся водой через одну трубу и опустошался через другую, а я листал старые журналы «Вокруг света».
Уже стемнело, а задача не сходилась с ответом, и Павлик наконец потерял терпение. Он сунул тетрадь в портфель и, вздохнув, сказал:
— Опять придется списывать в классе.
Я предложил затопить печку, потому что в комнате было холодно.
— Подожди с печкой. Сейчас я тебе что-то покажу, — ответил Павлик.
Он достал из шкафа жестяную коробку из-под американского какао. У самого дна в жестянке было пробито маленькое отверстие, а в передней стенке прорезано большое. В крышке — тоже. В отверстие стенки был вставлен вчерашний камешек — прозрачный камень с берега моря. Павлик открыл коробку: внутри стояла елочная тонкая свечка. Он зажег ее, захлопнул крышку и выключил свет.
— Смотри!
В темноте засветился голубоватый глазок.
Свечка разгоралась постепенно, и камень светился все ярче, словно над морем занимался солнечный тихий день.
— Красиво? — спросил Павлик.
— Очень!
И вдруг на камне, как на голубом светящемся экранчике, выступили очертания парусного корабля.
— Смотри, Павлик!
— Вот здорово! Корабль…
Контуры были неясные, но можно было различить квадратики парусов и корпус. А остальное: веревочные лесенки, надстройки, поручни, спасательные круги живо дорисовала фантазия.
— Как это получилось?
— Не знаю, Андрейка. Наверно, все же этот камень волшебный.
Я шумно вздохнул от волнения. Воздух попал в отверстие коробки, и пламя свечки заколебалось. В камне снова, как вчера, заметался голубой свет. Туманная фигурка корабля качнулась, будто поплыла. К нам, навстречу.
— Шхуна, — сказал Павлик.
— «Испаньола»?
— Нет, «Победа».
Пусть будет «Победа». Это слово тогда повторялось так часто и было таким дорогим!
— Куда она плывет?
— В Африку.
— Нет, лучше в Индию.
— Ну, пусть в Индию.
— А откуда?
И мы стали придумывать. На туманном кораблике появилась отважная команда и капитан — старый морской волк. Он вел шхуну в путешествие по всем морям, к берегам всех частей света. И мы видели перед собой уже не голубой глазок светящегося камня, а неизмеримый океан, в котором плыла белопарусная «Победа»…
Когда вернулся из школы Володя, он был очень удивлен, что дверь не заперта, печка не топлена, а мы сидим в темноте и о чем-то шепчемся.
Павлик успел задуть свечку и объяснил брату, что мы рассказывали страшные сказки, а в темноте интереснее.
Подивившись нашей смелости, Володя заметил однако, что мы могли хотя бы запереться и затопить печь.
Когда он отошел, Павлик шепнул:
— Никому не говори про камень Это будет наша тайна.
— Никому не скажу.
3С тех пор мы каждый вечер, когда оставались одни, зажигали в жестянке свечку и садились перед светящимся камнем. Начиналась сказка.
Фигурка корабля появлялась обязательно, но всегда по-разному. Иногда она занимала почти весь камень, иногда казалась неясным далеким пятнышком, и тогда видны были еще и кудрявые облака и береговые утесы неизвестных островов.
Сначала я ломал голову, стараясь разгадать, как появляется таинственный кораблик, но постепенно перестал об этом думать и почти поверил, что камень волшебный.
Игра захватила меня. Наша фантазия не иссякала. Мы использовали все знания, которые почерпнули из книг Жюля Верна, Купера, Стивенсона, и сами придумывали там, где этих знаний не хватало.
Павлику нравилось описывать дальние страны, острова, поросшие пальмами, дикие скалы и белых чаек над предгрозовым морем. Когда свечка начинала коптить и камень тускнел, Павлик говорил приглушенно: