Ведьмины байки - Ольга Громыко

Понеслись дружные выкрики – мол, все, все, не беспокойтесь!

Именно это и внушало мне особенное беспокойство.

Наконец откуда-то из задних рядов раздался тонкий девичий голос:

– Полота-бобыля нет!

– Точно, нет! – зашушукались в толпе. – А где ж он?! Ой, бабоньки!

– Стойте здесь, – сурово приказала я. – Не расходитесь! Держитесь плечом к плечу, женщины и дети – в центр ота… круга. Староста, присмотрите за порядком! Где хата этого бобыля?

Проследив за направлением десятка трясущихся рук, я увидела далеко на отшибе приземистую хатку за высоким некрашеным забором.

– Прекрасно, – мрачно буркнула я себе под нос. – Заблудшая овечка. Ну что ж, юная пастушка, прогуляемся…

Животное встретило меня неприветливо. Стоило мне приоткрыть створку ворот, как оно разразилось пронзительно-въедливым лаем. Назвать это мелкое и облезлое существо собакой не поворачивался язык. Хватило угрожающего взгляда в ее сторону, чтобы шавка с визгом скрылась в конуре.

Окна покосившейся хатки были закрыты ставнями изнутри. В открытых сенях греблись куры. Стоило моей тени упасть за косяк, как они с истошным квохтаньем заметались по клетушке, взлетая над моими плечами и проскальзывая мимо ног.

Покачав головой, я переступила порог сеней, прислушалась, В воздухе кружились перья пополам с мелкой пылью. Из дома доносились хрипы и глухое утробное рычание.

Я тихонько придавила язычок щеколды и под сдавленный скрип двери проскользнула в горницу.

Первое, что бросилось мне в глаза, – пестрое лоскутное одеяло на печи. Вышеупомянутая постельная принадлежность выпирала высоким горбом, подергивалась, шевелилась, ритмично поднимаясь и опускаясь.

Из-под одеяла доносился молодецкий храп.

Хмыкнув, я подошла к печи и чувствительно шлепнула горб по верхушке.

Храп принял угрожающий оттенок и прервался. Показалась встрепанная голова с опухшим со сна лицом.

– Ась?!

– Вставай, мужик! – громко сказала я. – И силен же ты спать – набата не слышишь!

– А чаво?

– А таво! Загрызень в деревне!

– Ты, что ль? – ехидно поинтересовался бобыль.

– Ну вот что, шутник! – рассердилась я. – Либо ты сейчас же встаешь, и я провожаю тебя на площадь, либо будешь отмахиваться от загрызня подушкой!

Ворча, селянин вылез из-под одеяла, накинул тулуп на голое тело, долго искал под печью и лавками портянки, потом лапти. Я уже начала терять терпение, когда он наконец бережно сунул за пазуху бутыль с мутным напитком, источавшим резкий запах брожения, и соизволил уведомить меня о своей полной готовности к перемещению на площадь.

События на площади начинали выходить из-под контроля. Неизвестность и бесплодное ожидание выводили людей из себя, несмотря на робкие увещевания старосты. Накапливалось болезненное раздражение. Толпа волновалась, участились беспорядочные выкрики – мол, надо расходиться по домам, запираться и никого не пущать, особливо ведьм и колдунов, неча такой завихренью посередь улицы наподобие идолов каменных леденеть.

– Да с чего вы взяли, что он здесь, загрызень-то? – выступил вперед молодой парень драчливого вида в сбитой набок шапке. – В лесу, поди, заячьих следов видимо-невидимо, так по-вашему выходит – табунами косые ходят, руки пошире расставь – и мимо зайца не промахнешься!

Толпа всколыхнулась смешками.

– Где он, ваш загрызень? – продолжал парень. – Видел его кто? Пробежал мимо деревни в потемках – и вся недолга. Слушайте вы больше эту ведьму – ей лишь бы к нам в карман лапу свою загребушшую запустить поглубже, вот и морочит голову простому люду! Не верьте ей, расходитесь по домам и ни о чем не тревожьтесь!

– Расходитесь-расходитесь, – мрачно поддакнула ведьма, проталкиваясь сквозь толпу. За ней послушно семенил живой и здоровый Полот. – Только учтите: загрызень НИКОГДА не пробегает мимо…

Никто не двинулся с места. Разговоры и смех прекратились как по мановению волшебной палочки. Селяне выжидающе уставились на молодую женщину.

– Что делать-то будем, госпожа ведьма? – жалобно спросил староста. – Деревенька наша глухая, до темноты в город не доберемся, помощи ждать неоткуда. Не оставьте без защиты, уж мы потом не поскупимся…

Ведьма пристально посмотрела старосте в глаза. Пронзительный, испытующий и дерзкий взгляд каленой спицей прожег его до самого затылка.

– Не оставлю, – наконец вымолвила она. – Но еще один такой умник с теорией заячьей относительности – и я снимаю с себя всякие обязательства!

Я не стала уточнять, что дневной свет загрызню не помеха. Петушиное пение не спасало людей от напасти. Пока в деревне остается хотя бы один человек, тварь не уйдет из округи. Будет кружить, выжидать, подкарауливать. Пока не добьется своего.

И тут, словно в подтверждение моих предыдущих слов, из леса, едва темнеющего сквозь метель, донесся леденящий душу вой. Несколько человек упали на колени, закрывая руками уши, заголосили бабы, тревожно всхрапнула Смолка. Целая стая голодных волков не смогла бы вселить в человека такой ужас, как этот одинокий, быстро оборвавшийся звук, больше похожий на предсмертный вопль.

Загрызень. Так окрестили это ужасное существо еще во времена Противостояния, последней магической войны. Оно не было нечистью в прямом смысле слова, ибо нечистые силы не имели никакого отношения к его появлению на белом свете. Над созданием химероида кропотливо трудились лучшие маги-ренегаты. Безграничная кровожадность, неутомимость и достойная человека хитрость, практическая неуязвимость в сочетании с чудовищной силой, абсолютное подчинение создателям и способность к размножению без спаривания делали загрызня опасным противником не только для трусливых селян, но и для видавших виды боевых магов.

Во время Противостояния, когда Белория разделилась на две охваченные войной половины, каждая из которых стремилась стать целым, не гнушаясь никакими средствами, загрызней напускали на бежавших в леса повстанцев-селян. Очень скоро охотников до вольготной чащобной жизни значительно поубавилось. Когда ренегаты были повержены, осиротевшие, сбитые с толку загрызни разбежались кто куда. Еще не один десяток лет они представляли угрозу, сравнимую разве что с эпидемией чумы, выкашивая не деревни – целые области.

Насколько, я знала, за последние пятьдесят лет загрызней видели трижды, всех – на юге страны. До сегодняшнего дня считалось, что север очищен от них полностью, и лишь в страшных сказках нет-нет да мелькало упоминание об огромном невидимом волке размером с лошадь, клыкастом, как медведь, и когтистом подобно рыси.

А еще я помнила, что эти три загрызня убили четверых магов, прежде чем отойти в область легенд и преданий.

Ведьма ненадолго задумалась.

– Есть у вас какое-нибудь общественное заведение попросторнее, чтобы все поместились? Ну, корчма там, постоялый двор, амбар, что ли?

– Храм разве что… – несмело предположил староста. – Только он заколоченный стоит с тех пор, как божий служитель в город убег, книжек смутных начитавшись. Решил ереси, сиречь искусству магическому, учиться.

– Ведите!

При виде храма, мимо которого он, не задумываясь, проходил по семь раз на дню, старосте стало стыдно. Стены облупились, крыльцо провалилось, на венчавшем купол кресте свила гнездо сорока.

Впрочем, ведьму больше интересовала толщина стен и дверных створок. Под ее командованием доски с двери оторвали, окна оставив как есть. Бегло осмотрев храм изнутри, ведьма осталась довольна и велела заходить поодиночке, сама став при входе.

Ха-ха, удивляюсь, что в деревне не завелось чего похуже загрызня! Чего стоил хотя бы изъеденный мышами амвон, светившийся подобно решету! Стены заволокло паутиной, как в замке с привидениями, а пыльные образа вполне могли сыграть роль фамильных портретов. Для полноты картины не хватало только летучих мышей под потолком.

Как бы горячо маги ни отрицали религию, сколько бы ни утверждали, что оная не что иное, как «мандрагора для народа», факт оставался фактом: при равных условиях упырь или стрыга всегда выбирали человеческое селение «без креста», то есть подъезды к которому не охранялись вкопанными на обочинах деревянными крестами.

Первым счастливчикам удалось занять места на длинных лавках, опоздавшим пришлось садиться на пол. Факелы никто не гасил, и вскоре сквозь неплотно заколоченные окна стало пробиваться зловещее красное сияние, словно я собирала народ не в укрытие, а на черную мессу.

– Тетя ведьма! – Линка требовательно дернула меня за подол. Я недоуменно уставилась на нее: за дверями оставалась еще добрая треть людей, но я точно помнила, что Линкина мать вместе с двумя старшими дочерьми уже прошли в храм.

– Ты что тут делаешь? А ну, марш к маме!

– Не хочу, там душно и плохо пахнет! – пискнула девочка, лукаво поглядывая на меня снизу вверх.