Недобрый час - Фрэнсис Хардинг

Хоть Мошка успела разглядеть подвал, воображение превращало темное пространство в подземную тюрьму. Может, она не первая, кто погибнет здесь. Она тут не одна, в других проходах покоятся безмолвные останки. Вот чепчик вялым блином лежит на желтом черепе. Вот кость торчит из поникшего сапога. Лохмотья болтаются на ребрах… Да нет, тут бы воняло.

Наверху шел разговор, трещал огонь, звенела посуда, похитители даже сыграли пару песенок на скрипке. Потом зашипели угли, ноги прошаркали по камню, и все стихло.

Замолчал даже дождь. Воцарилось глубокое безмолвие. Лишь вдалеке ухали совы да капли изредка падали с крыши.

Мошка набрала полную грудь воздуха. Длинные, ловкие пальцы, которые собирался отрезать Скеллоу, ощупали веревку, связывавшую руки. Мучительный процесс. Бесчисленные узлы впивались в плоть при малейшем движении. Лишь через пять минут безмолвной ругани она осознала, что самый болезненный узел между запястий — на самом деле деревянная голова скелетика с ее браслета. Может, Крошка-Добрячок и впрямь придет на помощь.

Шипя от боли, она высвободила фигурку. Веревка ослабла достаточно, чтобы тонкие и упрямые ручки вывернулись из пут.

Руки болтались как тряпки. Мошка подождала, пока не восстановится кровообращение. Если уши ее не обманули, дверь в погреб заперли на ключ, а бойницы слишком узкие даже для нее. Она двинулась на цыпочках в дальний конец тоннеля, где на полу серела груда пепла вперемешку с куриными косточками. Света как раз хватило, чтобы разглядеть темный квадрат люка.

Мошка стащила с ноги оставшийся башмак. Ее швырнули сюда, но это не ублиетта. Это своеобразная крепость, ее строили, чтобы не впускать врагов и не выпускать скотину. А коровы, в отличие от Мошки, не умеют ползать по стенам.

Грубая работа камнетесов сослужила Мошке хорошую службу, хоть замерзшие пальцы адски болели, колени и локти изодрались в кровь. Зацепов хватало, но Мошке приходилось нашаривать их в темноте, упираясь в скользкую стену мокрыми ногами. Девочка не смотрела ни вниз, ни вверх, хотя отчаянно хотела знать, как высоко она поднялась и сколько еще осталось. «Высоты хватит, чтобы больно грохнуться», — шептали дрожащие кости. Потом: «Хватит, чтобы сломать ногу». И наконец: «Хватит, чтобы разбиться вдребезги».

Но вот пальцы нащупали люк. Мошка, скорчив жуткую гримасу, толкнула крышку, молясь, чтобы ее не закрыли на засов. Крышка поддалась. Люк скрипнул. Мошка увидела слабый свет гаснущего огня и услышала храп на все голоса: с переливами, скрипом, шипением и хрустом.

Не смея дышать, Мошка медленно откинула крышку и огляделась. Закопченный чайник остывает над кучкой углей в камине, обросшем золой. На полу разложена колода пинкастерских карт для игры в «фаворита герцога». Рядом кто-то сделал дорожку из поставленных на ребро костяшек домино. Двое спят, накрывшись плащами, наружу торчат разве что уши и пальцы ног. Около них валяются грязные сапоги.

Мошка, цепляясь за плиты пола, медленно выползла из люка, встала на четвереньки и застыла. У двери примостилось видавшее виды плетеное кресло, откуда пучками торчали сломанные прутья. В нем лежал Скеллоу. Он распахнул рот, будто пел в полный голос. Из его груди лился не то храп, не то хрип.

В свете последних событий Мошка решила не молиться Добрякам, пока они не представят явные свидетельства существования, но оставила за собой право ругать их почем зря, когда жизнь без устали подкидывала одну проблему за другой.

Через эту дверь не выйдешь. Мошка осторожно пересекла комнату, подняв юбку, чтобы ненароком не задеть стоящие костяшки домино или деревянные миски. Вот! Высоко на стене есть окошко, закрытое ставнями. Небольшое, но Мошка пролезет.

Она тихонько залезла на табурет, отодвинула защелку и распахнула ставни. С трудом заползла на подоконник и начала протискиваться в щель. Ночной воздух обдал ее холодом, даже уши заболели. Над головой тускло блестели звезды, черные деревья махали ветвями, будто предупреждая…

Сзади послышался треск, будто скелет нетерпеливо стучал пальцами по столу. Мысленным взором Мошка увидела, как первая костяшка домино дрожит на ветру, потом падает, сбивая соседку. Храп-хрип резко смолк, потом раздался сиплый возглас, сказавший Мошке, что Скеллоу проснулся, поднял глаза и увидел в окошке мокрую юбку и дрыгающие ноги.

Бывают случаи, когда спускаешься с высоты аккуратно, обдумывая каждый шаг. А бывает, что просто прыгаешь вниз и надеешься на удачу.

Удача решила затормозить падение Мошки зарослями малины. Ошеломленная девочка несколько секунд извивалась в кустах, пока не сообразила, почему небо устлано опавшими листьями, а под ногами светятся звезды. Оставляя на шипах клочки одежды, она попробовала выпутаться. Тут скрип дверных петель придал ей такое ускорение, что она одним рывком вырвалась на свободу, оставив в плену свой чепчик.

Куда бежать? Да все равно. Куда угодно, лишь бы подальше.

— Тащите фонарь! — заорали в глубине фермы.

Но пока в темноте искали фонарь, пара стремительных ног успела донести хозяйку до высоких кустов. Пока сонные руки высекали искру и несли дрожащий огонек к фитилю, маленькие ловкие руки сорвали куст папоротника и прикрыли девичью голову от чужих взглядов. Троица похитителей высыпала на улицу, но не увидела и не услышала беглянки. Лишь неугомонный ветер шевелил листья да разочарованно ухали невидимые совы, тщетно высматривавшие мышей.

Как же паршиво промокнуть, продрогнуть, устать и проголодаться, когда нет ни малейшей надежды на тепло, еду и сон. Когда тебе не светят убежище, сухая одежда и миска горячего супа, когда ледяная сырость пронизывает до самых костей и ей нечего противопоставить.

Однако вскоре Мошка при тусклом свете звезд разглядела колею, оставленную бесчисленными повозками. В конце концов дорога привела ее к россыпи перекособоченных, ветхих домишек, торчавших из вереска, как яйца из сена. Босая и простоволосая замарашка добрела до деревни. Вокруг царила полная тишина. На каждом окне были ставни.

Онемевшими пальцами Мошка попыталась привести в порядок копну волос, потом постучалась в ближайшую дверь. Ей никто не ответил, но после второго удара изнутри раздалось шарканье. Мошка сделала шаг назад как раз вовремя, чтобы распахнутая дверь не заехала ей в лоб. Девочка ухватила взглядом ночной колпак, старческое лицо, преисполненное подозрительности, льняную ночнушку и кочергу в руках.

— Господин, простите, меня ограбили.

Эту фразу следовало произнести как можно быстрее. Одно дело — иметь деньги и потерять их. К чужой беде могут отнестись снисходительно. Но стоит признаться, что она нищенка, — ее погонят со двора. Такова загадочная душа честных граждан. К тому же Скеллоу обещал ей заплатить и не заплатил. Это же самый настоящий грабеж, так?