Фронты - Павел Асс

После такой нервной встряски офицеры отложили сводки в сторону и дернулись к столу за остатками вчерашней водки. Успел раньше всех Адамсон, он и держал, не выпуская, кружку с горькой и тепловатой, после чего стал заливать ее, размешивая, сидром. Блюев отвернулся, слегка улыбаясь — он хорошо знал, чем это кончается.

Но все-же не завидовал Адамсону только подпоручик Бегемотов, который до сих пор спал, так и не справившись с утренним похмельем…

В купе было сильно накурено, вокруг синело от едкого дыма, не смотря на открытое окно. Дверь же в коридор нельзя было открыть, так как солдаты-пехотинцы густо стояли в проходе и даже ломились в дверь.

Офицеры несколько побаивались солдат и старались лишний раз им на глаза не попадаться. Особенно дичился солдат поручик Адамсон, которому еще в училище досталось от молодого артиллериста. Ротмистр Яйцев также старался не отходить далеко от Штаба — при встрече с солдатом он иногда успевал укрыться в штабной уборной.

— Сейчас, господа, подъедем к большой станции, — крикнул в дверную щель обер-кондуктор.

— Слыхали? — зевнул подпоручик Бегемотов, смущенный тем, что во сне обгадил сапогами мундир Блюева. — Повеселимся.

— Ничего, как-нибудь вытерплю, — тщетно отряхивался смирившийся Блюев.

— Да нет, я не про мундир, я по поводу каких-нибудь девок из деревни, не унимался подпоручик, пока Адамсон не очнулся от оцепенения:

— В самом деле, господа, извольте познакомиться с молодыми бабами!

— Да, да, дело хорошее, — важно поддержал его ротмистр.

За окном, по всей видимости, везде и всюду, куда не повернись, лежали Фронты, оттого офицеры собирались развратничать напропалую.

Офицеры затихли, раздумывая как миновать в коридоре толпы пехотинцев.

Поручик Адамсон, человек слабо запоминающейся внешности и мягких манер, после одной из остановок носил погоны с плотно замазанными глиной знаками отличия, дабы сохранить инкогнито. Чуть приоткрыв дверь, он высунул голову в коридор и кликнул обер-кондуктора сходить за девками.

Спустя четверть часа проводник затащил в купе беременную бабу и гомосексуалиста дряхлого вида. За это проводник был избит уже возбужденным и утомленным ожиданием подпоручиком Бегемотовым, и выдворен в коридор вместе с усталыми на посевной крестьянами. Адамсон же, в качестве платы, вылил обер-кондуктору на голову полную кружку сидра с водкой. Он сделал это потому, что был скотиной.

Между тем, поезд, минуя станцию, уже давно тронулся…

В окне до самого горизонта лежала зеленая долина и небольшой лиственный лес. Солнце светило ярко, воздух был свеж. Сразу за лесом, взору офицеров предстала Ставка Главнокомандующего войсками. Им был временно стареющий адмирал Нахимович.

Офицеры в купе встали и приветствовали вид Ставки громкими возгласами "Ура!" в открытое окно. В ответ, однако, послышались отдельные слова и обрывки неблагозвучной тирады. Типа: "Главнокомандующий на вас клал!.." или что-то еще, очень похожее на это. Стало ясно, что речь не идет о сепаратном мире, о судьбе Отсосовки и территории вдоль русла реки Течки.

Обидевшись, ехавшие в купе, договорились при первой возможности немедленно сдаться в самурайский плен…

15

Майор Секер очень гордился построенным кирпичным с облицовкой Коммуникационным Шлагбаумом. Он ежедневно совершал вокруг него многократный обход.

"Самурайцев мы били и сейчас разобьем! — говорил Секер. — Сейчас наша основная задача — научиться делать Шлагбаумы, как это принято за границей!"

Секер гордился шлагбаумом до тех пор, пока барон Хоррис не вытерпел и не заявил, что Шлагбаум, собственно говоря, дерьмо, и в Швеции их делают совсем не так и много лучше.

Секеру наверное было обидно слушать такой отзыв, но факт оставался фактом — до Швецких Шлагбаумов в Империи было еще далеко.

Отчаявшись выйти из затруднительного положения (кончался сидр), Секер устроил разнос оставленным в его распоряжении юнкерам-старшекурсникам, указывая им на безграмотность проведенных работ, после чего отрядил их в Швецию. Адьютант Секера, Палыч, сопроводил юнкеров святым письмом, которое нужно было переписать и разослать каждому по 250 раз.

На этот раз юнкерам пришлось обойтись без любимого ими контр-обер-лейтенанта Каца, поскольку Секер послал его вскоре за сидром. Случилось это вот как.

Майор Секер по высокородной привычке просыпался поздно. Это помогало ему справиться с утренним похмельем. Но однажды утром Секер понял, что без сидра ему уже не обойтись. Терзаемый однозначно жутким похмельем, он кликнул Палыча, вспомнив единственное, уцелевшее в его памяти после вчерашнего, имя.

— А что, Палыч, не осталось ли где-нибудь сидра? — простонал Секер, когда его адьютант появился.

— Нет, господин майор, не осталось. Все господа офицеры выжрали, развел руками Палыч.

— И это сейчас! Когда вражеский сапог попирает священные земли Империи! — разойдясь, майор вскочил с кровати, выставив на обозрение грязно-зеленые подштанники. — И это в страшные дни, когда народ рвет на себе жилы, находятся такие офицеры, которые допивают сидр!.. Будто им вчерашнего мало!..

— Точно так, говорите. Ваша правда… — вздохнул Палыч.

— А мог бы ты достать где-нибудь сидра, Палыч? — спрашивал уже более практично майор Секер.

— У самурайцев он только и остался.

— А смог бы ты жизнь положить за государя Императора?

— Да я… да не умереть!.. Да я даже… — воскликнул, смутившийся Палыч, прикидывая — неужели именно его отправят в столь опасную экспедицию?

— Отлично! Вот что значит быть постоянно возле своего бравого офицера и во всем брать с него пример! Ты слушаешь, Палыч? Я даю тебе весьма важное поручение. Надо проникнуть в лагерь желтозадых самурайцев и отбить у них обозы с сидром. Надеюсь, не мне говорить о том, что майор Секер с нетерпением будет ждать удачи. Если вернешься — будешь повышен в звании. Ты будешь тогда не адьютант майора, а адьютант полковника!

— Так что же, я один обоз отобью?!

— Да, один не отобьешь, — заверил его Секер, почесывая в голове дланью. — А мы пошлем с тобой отбивать обер-лейтенанта Каца! Шлагбаумы-то он строит плохо, может хоть сидра отобьет!

Не дав сказать Палычу больше ни слова, майор выставил его за дверь и стал сливать из пустых бутылок остатки спиртного.

"Отобьет или нет?" — думал он с растущей тревогой.

16

Кони, выданные обер-лейтенанту Кацу и адьютанту Палычу, отличались кобылистым нравом и сразу же резво устремились по покрытой цветами степи.

— На самурайском фронте хорошо, — развивал мысль обер-лейтенант Кац. Там мы запросто отобьем обоз с сидром… Или достанем сидра, пользуясь перебежками.

Сделав многозначительную паузу, он добавил.

— Перебежим с тобой к самурайцам, получим новую форму, а потом ее можно менять на сидр!..

Палыч не слушал Каца, потому что был пессимистом.

"Опять желтопузых стрелять, — думал Палыч. — Интересно, чем же все-таки досадили нам эти самурайцы?"

Побоища с пресловутыми самурайцами были нескончаемы и такие садисткие, жестокие, что всех окончательно уже достали. Они переходили из поколения в поколение и приобретали оттенки некой межнациональной неприязни.

Между тем, вся окрестность города Же экологически бедствовала, была выжжена многочисленными схватками дотла, за исключением юго-западного направления, в котором до сих пор продолжалась перманентная забастовка сражающихся и по которому теперь двигались два лазутчика.

— Совсем адмирал Нахимович ониспедел, — молвил наконец обер-лейтенант Кац, растегнув китель и поправляя волосы на груди специальной гребенкой, которую достал из рейтузов.

Палыч мрачно покосился на гребенку, осмотрел Каца с ног до головы и вздохнул.

— Вы как все же намереваетесь предположить действовать в связи с выполнением? — спросил он.

Обер-лейтенанта ажник передернуло.

— Я, тля, как думаю? Пора бы уже и к девкам в какую- нето деревню направиться. Отсидеться там, а потом и к этому адмиралу на подкорм заявиться… В Ставку…

— Чего? — не совсем понял Палыч.

Неожиданно они оказались на опушке у лесоповала. За порубанными деревьями виднелась заросшая травой железнодорожная вешка. Вдалеке задымила труба и послышался характерный шум приближающихся колес.

— Паровоз или тепловоз? — схоластично недоумевал адьютант.

— Паровоз, поди… Тепловозы еще только по Швециям ходят, — уже спешившись, пояснил Кац. — Похоже, сюда едет…

Из-за сосняка показался профиль имперского локомотива. Паровоз пыхтел, чихал, но было видно что замедляет ход. В воздух и прямо на опушку с шумом низвергались клубы тормозного пара.

На Палыча смотрело мужицкое лицо машиниста.