Камень. Книга 10 - Станислав Николаевич Минин

— Тем не менее! — дед начал опять заводиться. — А самое хреновое, что внук здесь сейчас стоит перед нами и не испытывает ни малейшего раскаяния! Вот ни капли! И вообще, мы должны выступать в подобных делах единым воспитательным фронтом, а вы с матерью, напротив, покрываете Лешку!

— Теперь и мы с мамой виноваты? — хмыкнул родитель.

— А кто? С вами будет отдельный разговор. — И император опять вперил в меня тяжелый взгляд: — Ты это… К своей Соньке испытываешь только благодарность или что-то большее?

Своей Соньке? Похоже, стадии отрицания и гнева мы благополучно миновали и перешли к торгу…

— Что-то большее, деда.

— Ну, тогда есть шанс хоть на какое-то подобие счастливой семейной жизни. — Тяжелый взгляд сменился на подозрительный: — Внучок, а у тебя ума хватило сказать своей Соньке, чтобы о своих ощущениях и видениях даже родичам не болтала?

— Не подумал как-то… — помотал я головой.

— Ай молодца! — Деда чуть ли не трясло. — А если эта инфа через Ольденбургских где-нибудь всплывет?

Я растерялся, а нахмурившийся отец меня добил:

— Плохо дело! Получается, сынок, ты не совсем честно победил в дуэли…

— Все он честно победил, я не то имел в виду, — выдохнул император, заметно успокаиваясь. — Великий князь Алексей Александрович должен быть непобедим! Еще он должен внушать ужас и трепет всем нашим недругам. А тут помощь от какой-то принцессы… Что же касается дуэли, то это Филипп первый нарушил ее условия…

И царственный дед поведал супруге и сыну подробности нашей стычки с папой римским на попытке примирения, особенно выделив при этом мое обещание не использовать колдунские приемы.

— Свидетелей обещания достаточно, — заканчивал дед, — и Филипп за свой косяк ответит перед родом Романовых отдельно. — И без перехода: — Все, пока закрыли тему, сейчас еще кое-то обсудим.

Император сделал шаг в сторону, вытянул руку в сторону Ваниного «гелика» и опять поманил кого-то пальцем. Через десяток секунд рядом со мной по стойке «смирно» стоял Кузьмин и преданно пожирал глазами главу рода.

— Ваня, поведай-ка… царевичу свои соображения по поводу отдельных проявлений его неприемлемого поведения, — протянул довольно-таки спокойным тоном дед.

— Есть, государь! — Колдун повернулся ко мне и продолжил насквозь уставным тоном: — Алексей Александрович, довожу до вашего сведенья, что во время вашей недавней схватки с вражескими колдунами, вероломно напавшими на предполагаемого контролера, вы потеряли над собой контроль и полностью засветили весь свой потенциал перед условно дружественными колдунами, находящимися в данный момент в Монако. Уверен, все перечисленные лица уже доложили по инстанциям о примерном уровне ваших способностей. Алексей Александрович, прошу обратить ваше внимание на недопущение подобного впредь. От себя хочу добавить, что произошедшее стало возможно только по моей вине и только вследствие моих непростительных промахов в вашем обучении. Готов понести любое наказание. — Кузьмин повернулся к императору: — Доклад закончил, государь!

— Спасибо, Ваня.

Властный жест рукой, и поклонившийся Кузьмин с заметным облегчением удалился в сторону машины.

— Что скажешь, внучок? — хмыкнул царственный дед.

— Виноват, государь, — вздохнул я. — Все было во сне, да еще и неожиданно, вот и не озаботился защитой…

— А должен был! Хоть во сне, хоть наяву! И на Ванюшу не обижайся, это он предложил Шуре тебя не расстраивать указанным промахом до твоей дуэли. — Дед опять хмыкнул. — Чувство собственного величия ослабевает?

— Ослабевает… — не стал отрицать я верно подмеченную тенденцию.

— Надолго ли? — И снова это обидное хмыканье. — Короче, боец, это не залет, это целых два залета. Согласен?

— Отрицать не буду…

— Арест на гауптвахте продляю до тридцати суток. Возражения?

— Так-то по-божески, — не удержался от «шпильки» я.

Дед, судя по всему, сдержал себя из последних сил, часто задышал и в конце концов выдал:

— Горбатого только могила исправит! И чтоб мои глаза тебя до вечера не видели!

Намек я понял правильно, рысью метнулся в хвост колонны и напросился в микроавтобус с частью нашей молодежи. На вопросительные взгляды друзей пожал плечами:

— Слегка накосячил, вот дедушка и осерчал… Отделался сравнительно легко — государь влепил всего-то тридцать суток кремлевской губы…

* * *

Запись нашей с Филиппом дуэли, уже гулявшая по «паутине», отвечала всем канонам блокбастера: съемка велась с разных ракурсов, как с обычных камер, так и с дронов, наличествовали замедления, приближения, раскадровка и другие художественные приемы. К звуковому сопровождению в виде завывания ветра, гудения огня и грохота земли вообще претензий не было, хотя лично я бы вставил фоном какую-нибудь тревожную музычку. Однако запись была изрядным образом отредактирована — в ней присутствовала лишь первая половина поединка, где я весь из себя грозный и двоящийся манипулировал тремя стихиями: огнем, воздухом и водой, — а потом оказывался на полпути к испанскому королю. После чего без перехода шел самый конец дуэли, когда я, размазавшись от скорости, ломал Филиппку конечности и хватал за горло. Часть, где испанец начинал устраивать «игры разума» с помощью стихий, в запись, отредактированную французами, не вошла. Заканчивалась видяшка весьма позитивно: великий князь Алексей Александрович тащит короля Испании Филиппа за шиворот к медицинскому квадроциклу, отмахивается от гольфмобиля, должного довезти молодого человека до его родичей, и продолжает неспешно шагать к раскинутым шатрам.

Появились и небольшие статьи в изданиях разных стран, все как одна восхвалявшие милосердие русского принца, однако официального пресс-релиза пока не было, а из намеков Ани Шереметьевой я понял, что он появится ближе к ночи.

Учитывая пожелание царственного деда не попадаться ему на глаза, я напросился в номер к Прохору, Ванюша Кузьмин увязался за нами. Во время моего рассказа о последних событиях воспитатель хмыкал и кряхтел от переполнявших его эмоций, но комментировать не решился.

— Проблема на контроле государя с государыней и цесаревича, пусть они и разбираются, — отмахнулся Прохор. — А мне сегодняшнего представления на трассе надолго хватит, и не мне одному. Только сынке моему все нипочем, — вздохнул он, — как с гуся вода! Отряхнулся и пошел дальше, весело насвистывая мотивчик популярной песенки.

Я улыбался:

— Прохор, если ты не заметил, отец с бабушкой на моей стороне.

— Так-то и государь на твоей стороне, — буркнул воспитатель. —