Закон МКАД - Силлов Дмитрий Олегович sillov

В трактире народу было немного. Трактирщик Барма за деревянной стойкой, крепкой и солидной, как он сам, неспешно протирал полотенцем большую деревянную кружку. Неяркий свет четырех потолочных фонарей тускло освещал зал, в котором зачастую отдыхали дружинники в полной боевой сброе, только что вернувшиеся из рейда. Оттого и скамьи, и столы в трактире были широкими и надежными, а расстояние меж столами приличным, чтоб воинам в тяжелых доспехах не цеплять друг друга локтями.

Четверо посетителей оглянулись на вошедших, осознали, мол, да, толпа дружинных вошла. И, осознав, тут же отвернулись. Потому как сейчас намечалось в трактире нечто более интересное, чем отряд кремлевской элиты, где-то растерявший свои мечи.

Прямо напротив стойки по заказу Бармы плотники сработали возвышение наподобие сцены, на котором сейчас плотно обосновалась незнакомая, но пробивная девчонка. Что пробивная – сразу видно. Чтоб трактирщик кому свой старинный резной стул дал попользоваться, такого Данила припомнить не смог. А эта деловая подруга уже успела вытащить тот стул на сцену, усесться на него пышным задом и сейчас, ни на кого не обращая внимания, настраивала диковинный инструмент, формами напоминающий фигуру своей хозяйки.

– Ишь ты, какое завлекательное у Бармы новое приобретение, – прищелкнул языком кто-то из дружинников, усаживаясь на ближайшую скамью. – Чтой-то я такой не припомню.

– Может, из вестов? – предположил Степан.

– Может, и так, – согласился Данила, определяясь на длинной лавке в угол, поближе к стене, но так, чтоб одновременно видеть и товарищей, и весь зал.

Барма за стойкой отставил кружку, огладил усы и прогудел зычно:

– Дарья, Марья, Глафира, на выход! Дружинные пировать пришли!

И добавил для осознания масштабов происшествия:

– Два десятка душ.

Помимо трактира было у Бармы три дочки. Широкие и крепкие, как мебель в заведении трактирщика. Не красавицы, но и не уродины. Девки и девки. Работящие, шустрые, надежные…

– Хорошие девчата, – заметил Никита, как только дочери Бармы выплыли из недр кухни. – Чисто лебедушки, которые в старых книжках нарисованы. Странно только, что незамужние.

– Не ладится у них с замужеством, – покачал головой Степан. – Не везет. У одной мужу в рейде нео голову дубиной проломил. Вторая с парнем встречалась серьезно, да только недавно, прям перед свадьбой, ее жениха Черный Свет в каком-то из кремлевских подвалов до смерти спалил. А третья после такого сама ни с кем встречаться не хочет. Говорит, и так парней в Кремле мало, не хочу, чтоб из-за меня кто-то погиб. Считает, мол, проклятие семейное.

– А что за Черный Свет? – поинтересовался Тимоха. – Никогда об таком не слышал.

– Тссс, – прошипел Степан, показав глазами на идущих к ним девушек. – Потом расскажу.

– Чего желаете, воины? – спросила старшая, Дарья. Глаза серые, спокойные, губы полные, яркие. Но и лицо немного полновато. Не портит, но все же на любителя. Как и бюст тяжеленный, размера пятого. Что такое «пятый размер», уже никто не помнил, но эдакую роскошь только так и называли.

– Как всегда, Дарьюшка, – улыбнулся Данила. – Щи ваши знаменитые, отбивные из хоммутов, картошки домашней с грибами и луком, зелень какая есть. Но сначала самогону, каждому по малой кружке.

И вскользь кинул взгляд вдоль стола.

Нет, никто не скорчил недовольную мину, даже трое недавних отроков, лишь месяц назад получивших пояс дружинника. Значит, понимают, что не на праздник пришли, а лишь ради старой традиции. И что никто не знает, каким будет утро…

– Нет хоммутов, – покачала головой Дарья. – Уж неделю как не видели их ни в Тайницком саду, ни в округе. Похоже, ушли хоммуты глубоко в землю. Так что есть только свежее турье мясо. Как раз перед штурмом бычка забили.

– Пусть будет турье, – кивнул Данила. – И спасибо за почетный прием.

И вправду, втроем девушки подходили к столам редко. И коль такое случилось, значило это, что в трактире Бармы гостей уважают сверх любой меры.

В ответ девушки поклонились в пояс. Тут дружинники совсем обалдели.

– Да… да вы что, девчата? Зачем уж так-то? – пронеслось над столом.

– За подвиг ваш ратный спасибо вам, воины русские, – сказала Дарья, разогнувшись. – И спасибо за то, что живы остались. Батька передать велел, что сегодня колечек с вас не возьмет, уж не обессудьте.

И ушли, покачивая широкими бедрами, движения которых не могли скрыть просторные платья.

– Ну дела, ёшкина кошка! – выдохнул Тимоха, сам красный, словно вареная стальная сколопендра. – Я чуть язык не проглотил, когда они враз поклонились.

– И глаза заодно чуть не сломал, – философски заметил Никита, задумчиво почесывая шрам на щеке. – Подумалось мне, что они у тебя сейчас в стороны разъедутся, чтоб разом все три выреза в платьях рассмотреть.

Тимоха покраснел еще больше, хотя казалось, что больше некуда.

Данила усмехнулся про себя. Интересно получается. Парень рубится лихо, скорость движений у него почти как у дядьки Еремея. Боец прирожденный, не одного мута в свои семнадцать уже успел отправить в Край вечной войны. А с симпатичной девкой взглядами пересечется – и краснеет, глаза отводит. Бывает же…

Заказ принесли быстро. На больших старинных блюдах, сработанных из серебра, дымилось мясо, покрытое аппетитной корочкой, в обрамлении искусно разложенного гарнира. Пока что в крепости не голодали. Подземные оранжереи и инкубаторы исправно поставляли на стол кремлевских жителей все необходимое. Другое дело, что давно уже был выработан ресурс аппаратуры, обеспечивающей свет, подачу воды и отвод отходов в Москву-реку. Всё чинено-перечинено, и недалек тот день, когда кузнецы уже не смогут выковать новых деталей для машин по причине отсутствия как необходимых материалов, так и понемногу утрачиваемых навыков.

Из поколения в поколение передавали мастера своё искусство, и лишь чудом пока не прервалась та ниточка, связывающая далекое прошлое и мрачное настоящее. Потому что и мастеровым в последнее время приходилось подниматься на кремлевские стены с оружием в руках. И гибли они так же, как и остальные жители Кремля. Прибавить к тому болезни из-за духоты и токсичных испарений в подземном городе, аварии в производственных помещениях, гибель в рейдах, когда дружинные брали с собой специалистов для разборки найденных биороботов на детали. Погибали мастера – а вместе с ними умирало старинное искусство ремонта древних механизмов…

Данила взял в руку небольшую деревянную кружку, поднялся с лавки. Следом за ним встали со своих мест дружинники. В трактире как-то разом повисла мертвая тишина.

– За тех, кто не с нами, – коротко сказал Данила.

– За тех, кто лег навечно под кремлевскими стенами, – эхом отозвался Степан.

– За наших товарищей, – в один голос негромко произнесли остальные.

Тяжелый ритуал дружины… Слишком часто в последнее время приходилось произносить им эти слова. Слишком часто…

Выпили не чокаясь. Сели. Помолчали минуту. Всё. Исполнено как положено. Теперь время тризны. Хорошо, что девчонка на сцене с инструментом, может, сыграет что сообразно моменту.

Данила подозвал пацаненка-приемыша, сироту, которого приютил Барма. Дал берестяное колечко.

– Это тебе, – сказал он. И протянул еще одно. – А это отнеси той, что на стуле сидит. Пусть споет что-нибудь… – Он неопределенно покрутил пальцами в воздухе и, найдя слово, добавил: – Душевное.

Пацан кивнул, сбегал к сцене. Протянул девушке деньгу, сказал что-то. Та хмыкнула, покачала головой так, что мотнулась из стороны в сторону грива тяжелых волос, сказала тихо, но Данила услышал:

– Оставь себе. Так спою. За поминальные песни денег не берут.

Провела рукой по струнам и запела. Голос певицы был приятным, но в то же время в нем чувствовалась спокойная уверенность бывалого воина, не понаслышке знающего, что такое боль и смерть:

      Ой, ты, коршун, надо мной не кружи, Песню смерти мне напрасно не пой – Ветер буйный, милый друг, укажи Добру молодцу дорогу домой.       Ох, не ждали мы беды до поры, Но нежданная приходит беда… Налетела из-за черной горы Ненасытных тварей злая орда.