Принеси мне, Санта, антидепрессанты (СИ) - Хаан Ашира

— Перестань, Нина. Вся ответственность на мне. — Его лицо кривилось так, что больно было смотреть. — Сам не понимаю, почему у меня от тебя так сносит крышу!

Он впечатал кулак в стену рядом со мной, шумно выдохнул и отступил еще.

— Бывает, — пожала я плечами, стараясь казаться беззаботной. — Химия.

— Химия… — медленно повторил он, разглядывая меня, как голодный ребенок полную банку «Нутеллы».

— Тебе надо идти. Тебя там… ждут?

Я кивнула на ступеньки вниз.

Максим кивнул, прикрыл глаза и провел рукой по лицу, словно стирая паутину.

И внезапно улыбнулся, вновь надевая маску.

— Приношу свои извинения и надеюсь, что такое больше не повторится! — бодро сказал он, спускаясь на пару ступеней. — Если хочешь, скину тебе контакты хороших психотерапевтов.

— Куда скинешь? — засмеялась я.

— В почтовый ящик, — ответил он. На каждую ступеньку вниз у него уходило по несколько секунд, он не отрывал от меня взгляда, но все же спускался все ниже и ниже.

Когда он наконец отвернулся, я мгновенно взлетела по лестнице в свою квартиру, заперла дверь и сразу включила в ванной горячую воду.

Соски затвердели и стали чувствительными настолько, что я вздрагивала даже от прикосновения к ним струйки воздуха. Между ног было влажно — я еле дождалась, пока ванна наберется хотя бы наполовину, нырнула в нее и переключила воду на душ.

Когда струя воды коснулась моего пульсирующего клитора, я закричала от остроты ощущений, от той силы, с которой развернулась туго свернутая спираль внизу живота.

После оргазма я долго еще лежала в теплой воде: не было сил вылезти, руки и ноги превратились в желе.

И слушала, как в квартире подо мной Максим трахает свою Снегурочку.

В санузлах почему-то особенно хорошая слышимость, конструкция такая. Все слова можно разобрать: и «сладкую Катюшу», и «грязную шлюшку». И все подробности трех оргазмов подряд, полученных Снегурочкой-Катюшей.

Веселая пациентка и грустный психиатр

С того самого кануна Дня Святого Валентина я твердо решила забыть о голубоглазом Санте этажом ниже. У меня и без него было полно дел. Впереди была весна, работа спорилась как никогда, хотелось наряжаться и покупать себе подарки, а для этого нужны были деньги. Поэтому я работала все больше, домой приходила поздно и сразу падала в кровать. Чем там соседи снизу занимаются мне уже было все равно.

Вот только мусор я стала захватывать с собой, чтобы выкинуть его в контейнер по пути к остановке. Просто на всякий случай, мало ли.

Да еще не удержалась и, когда Инга Семеновна в очередной раз порадовалась за меня — как здорово подошли таблетки! — спросила, кто же такой Максим Игоревич, что умудрился с одной попытки подобрать мне лекарства?

— А, Максим у нас заведующий неврологией в дневном стационаре, — отмахнулась она. — Умный мальчик, уже одну докторскую защитил, набирает материал для второй.

Я хмыкнула:

— Выглядит как типичный раздолбай, выезжающий на улыбках и комплиментах.

— Ну, это в психотерапии улыбки ему помогают, а в неврологии улыбайся — не улыбайся, физические повреждения от этого не испарятся. Так что не сомневайтесь — профессионал он отличный.

И не только в неврологии…

Спустя неделю после знаковой встречи у мусоропровода я нашла в почтовом ящике две книги и записку с десятком контактов психотерапевтов на выбор. Книги были о депрессии и тревожности — и оказались на редкость интересным чтением, никогда бы не подумала. Вообще не любила нон-фикшен, но после них даже прошлась по книжным в поисках еще чего-нибудь интересного по психологии. Увы — большинство книг, обещающих исцеление от душевных скорбей, были полны самолюбованием авторов и эзотерической чушью.

Первый же из психотерапевтов в списке с радостью взял меня, услышав, что его порекомендовал Максим Игоревич Морозов. Так что заодно я узнала и фамилию.

Хотя зачем она мне?

И так одни неприятности от этого Максима Игоревича!

Как-то раз пришлось задержаться у дома и старательно делать вид, что счищаю с сапог снег, читаю объявления и фотографирую веточку заснеженной рябины, лишь бы не столкнуться с заходящей в подъезд самоуверенной брюнеткой — той самой Снегурочкой, которую я опознала как соседку снизу в новогоднюю ночь.

Ехать с ней в одном лифте было бы уже слишком.

Но как бы старательно я не вглядывалась в промокший листочек с призывом сходить на ярмарку алтайского меда и белорусского трикотажа, один глаз все равно косил в сторону Катюши, черт бы побрал ее три оргазма!

Эта женщина как будто специально была создана в глубинах ада для культивации комплексов у депрессивных одиночек. Блестящие волосы, рассыпавшиеся по воротнику голубоватой норковой шубки, пухлые губы, идеальная кожа, сумочка за пять моих зарплат и бесконечно длинные стройные ноги. И да, острые каблуки так вбивались в асфальт, что она могла бы взобраться на Эверест, не пользуясь дополнительными приспособлениями.

На следующее утро я пробежала пять километров. А потом пошла к косметологу, маникюрщице и стилисту.

На Восьмое марта на работе я получила пять букетов, три коробки конфет и приглашение в театр. Возвращаясь домой сияющая, хмельная от шампанского, слегка безумная от мартовского шального ветра, я думала — ну почему я не решилась пойти к врачу раньше? Зачем были эти два года уныния и серости?

Два года из моей единственной и неповторимой жизни.

Апрель сиял ярко-голубым небом, напоминающим мне глаза Максима Игоревича, чтоб его черти побрали! Поэтому на небо я не смотрела. Я смотрела на бегущие под рыхлой коркой снега ручьи, на набухающие почки, в зеркало и на свой мессенджер, где множились сообщения от мужчин, которые просто как с цепи сорвались. Если я выходила на улицу и со мной никто не знакомился — я на всякий случай щипала себя. Вдруг сплю? Но уже через пару минут подходил какой-нибудь симпатичный парень, и все становилось на свои места.

Временами у меня случались рецидивы — я плакала в кабинете психотерапевта. Конечно, я не могла ему сказать, о ком плачу. Только уточнила, что это совсем не тот, о ком я рыдала на пустом елочном базаре в последний день года.

— Что ж, это и есть здоровье — когда каждый день болит в новом месте! — Оптимистично заявил мне терапевт.

И я расслабилась.

До такой степени, что однажды, возвращаясь с вечеринки, была в таком отличном настроении, что поленилась ждать лифта и побежала по ступенькам пешком. Еще полгода назад я уставала, поднимаясь на второй этаж, а тут взлетела на пятый, даже не запыхавшись.

Почти на пятый.

Потому что на четвертом наткнулась на сидящего на лестнице Максима. В пальцах у него была сигарета, а цвет глаз напоминал уже не небо, а его отражение в мутной бензиновой луже.

— Нина?

Он быстро затушил сигарету и встал.

— Привет… — неловко сказала я, не зная, куда деваться.

— Ты очень красивая, — сказал он, рассматривая меня беззастенчиво и нагло. — Особенно, когда улыбаешься. Тебе идет.

Ему бы тоже шла улыбка, но — увы, сейчас ее не было. Он вообще выглядел не очень хорошо — словно рубашка, которую еще влажной запихнули в глубину шкафа, а теперь достали и забыли погладить. Вроде и видно, что раньше был сияющим и красивым, но сейчас какой-то помятый и усталый.

— Что-то случилось? — Спросила я, сама себя ругая за продолжение разговора.

Пусть его Катюша утешает, я-то тут при чем?

— Нет. То есть, да… — он въерошил светлые волосы, уводя взгляд в сторону. — Неважно. Я рад, что у тебя все хорошо.

— Зато у тебя плохо.

— Бывает, — пожал он плечами.

— Ты же психолог? — Удивилась я. — Разве ты не должен решать все проблемы щелчком пальцев?

— Это не так работает… — покачал он головой. — То, что я понимаю, что со мной, не делает происходящее легче.

— Я могу как-то помочь?

Ну блин, зачем я это делаю? Где он и где я? Чем я могу ему помочь?

Максим ощутимо поколебался, прежде чем мне ответить.