Училка и медведь - Маша Малиновская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты слишком драматизируешь, Карина, - выдаёт уже не так нежно, как пытался говорить до этого. - Не мы первые, не мы последние. У многих пар возникают сложности.
— Сложности? - я выдёргиваю локоть. - Ты охренел совсем? Влезть в постель к другой бабе - сложности просто для тебя? Да пошёл ты, Коля!
Я в таком шоке, что уже становится всё равно на косые взгляды.
— Вали давай отсюда, пока я охрану не позвала!
— Это того деда усатого, которому и первоклашка навешает? - кривится Николай. - Ну давай. Жги, Карина. И вещички заодно из квартиры собирай.
Ничего себе заявочки! Это вообще-то моя квартира!
— Это квартира моей бабушки, ты к ней отношения никакого не имеешь!
— Которую она нам подарила после свадьбы.
— Мне подарила, Коля, мне!
— В браке. Думаю, в суде разберутся.
Вот это наглость! Ничего себе! И как у него только язык поворачивается такое говорить.
— Ты - изменник. В суде это примут во внимание.
— А ты как докажешь? - я шокировано смотрю на него и не могу поверить, что любила этого человека без памяти. - А вот то что ты запрыгивала в тачку к левому мужику, многие имели удовольствие наблюдать.
Я стою будто в ступоре и не могу поверить, каким же подлым, мелочным и отвратительным человеком оказался мой муж. Человек, с которым я пять лет спала в одной постели, ела за одним столом, с которым строила планы на жизнь.
У меня даже злость пропадает. Остаётся лишь презрение и боль о потерянном времени. Но, наверное, стоит и порадоваться, что всё это дерьмо вылезло наружу сейчас, а не когда бы у нас появились дети и прошли бы ещё годы совместной жизни.
– Пошёл ты, Коленька, на все четыре стороны.
Я резко разворачиваюсь и быстро шагаю прочь. Концентрируюсь на ритмичном стуке собственных каблуков, пока беру ключ на вахте и поднимаюсь к себе в кабинет. Запираюсь изнутри, занятие у меня с ребёнком только в восемь сорок пять.
И тут уже не выдерживаю, падаю на стул, закрываю лицо ладонями и отпускаю себя в рыдания. Боль, обида, горечь душат, не давая продохнуть.
Ну какой же он действительно козлище!
Да чтобы ему пусто было!
Успокаиваюсь уже далеко за начало первого урока. Иду умыться, а потом наношу лёгкий свежий макияж. Выглядит не очень сверху на опухшее лицо.
До середины дня из кабинета не выхожу, никого видеть не хочется. Дети приходят на индивидуальные занятия и уходят, а я даже журналы не хожу брать в учительскую.
А когда всё же решаюсь сходить, понимаю, что это была плохая идея. В учительской встречаемся с Катей, а за спинами у нас две стажистки громко начинают обсуждать участие класса Кати в конкурсе в Москве. Хмыкают и умничают, что сейчас всё просто и конкурсы несерьёзные. Зато вот когда они раньше работали…
И тут у меня срывает планку. Обычно я не ссорюсь с коллегами, особенно со старшими по возрасту, но это обесценивание чужого труда заставляет меня вскипеть.
В ответ на свой выпад я получаю стандартное «мы своё отучаствовали» и «вы молодые, вот и работайте»
Всегда жутко раздражал такой подход. Зарплату-то мы все одинаково получаем.
Катя пытается меня как-то успокоить, но меня просто бомбит. Мы договариваемся уйти вместе с работы, заглянуть в супермаркет за бутылочкой вина и поговорить. Выговориться. Нам обеим это сейчас очень нужно.
Но день Карины Кузьменко так просто закончиться не может. И вот едва я собираюсь идти за сумочкой, меня вызывает наша директор Наталья Валентиновна и очень просит задержаться, чтобы сделать отчёт по деткам с ОВЗ, который крайне срочно понадобился соцслужбе.
Приходится остаться. Но я действительно чувствую себя клубком натянутых жестяных нервов, что-то наподобие той штуки в кухне, которой отчищают присохшее к тарелкам. Когда выхожу из школы, понимаю, что даже зубы толком разжать не могу - такое напряжение.
А потому я всё ещё намерена осуществить задуманное. Я покупаю бутылку вина и иду к Кате. Даже домой не захожу.
Катя открывает мне с таким видом, будто сама не прочь кому-нибудь оторвать голову голыми руками. И я, кажется, догадываюсь кому.
Я просто показываю ей бутылку, и она тут же кивает на кухню. Мы молча достает бокалы и нарезку из холодильника, откупориваем бутылку и разливаем.
Выдыхаем уже только после залпом выпитых бокалов и приходим единогласно к выводу, что пиздец. А у кого и какой, как раз сегодня обсудим.
Первой рассказывает Катя. Наглый мистер Орешек совершенно не желает оставлять её в покое. Катя сомневается, противится, понимая, что они из совершенно разных миров, но наглые ореховые клешни всё равно тянутся к ней и просто так сдаваться не собираются. Но самое сложное, что Катя, кажется, и сама начинает влюбляться в него.
А потом рассказываю я. От третьего бокала вина язык уже начинает заплетаться и цепляться за зубы, но мысль работает. Правда, в очень опасном направлении.
— Знаешь, мне надоело! - восстаёт моя разбуженная алкоголем внутренняя амазонка, и я решительно хватаю сумочку и закапываюсь внутри. Пошёл он, мудак. Не хочет отвалить по хорошему, сделаем по плохому.
И почему меня раньше такая мысль не посетила? Наверное потому, что я трезвая была.
Я достаю телефон и под ошалевший Катин взгляд, не анализируя собственные действия, чтобы не струсить, набираю номер рыжего здоровилы.
Трубку он берёт моментально.
— Приветик, - выпаливаю и прижимаю до боли зубами нижнюю губу, осознавая вдруг, что творю. Но поздно уже, поэтому продолжаю: - Это Карина, помнишь меня? Которая мисс розовые туфли.
Или миссис уже?
— Привет, Белочка, на деменцию пока не жаловался. Что-то случилось?
Его голос окутывает таким густым и теплым спокойствием, что я начинаю плыть. Очень надеюсь, он не сочтёт мою просьбу наглой.
— Слушай, а можно к тебе с просьбой обратиться? - он точно меня пошлёт. И туфли не отдаст. Зачем ему проблемы?
— Нужно, Белочка, но не сейчас, если ты не где-то одна посреди леса под дождём, - я чувствую неприятную горечь, что меня послали попросту. - Мы тут с моим другом с моста слетели, сейчас в больнице. Доктору очень не нравится, что я с телефоном. Давай, он шить меня закончит, и я перезвоню?
Закончит что-о?
8
Когда-нибудь мы будем вспоминать и надрывно смеяться с того, как пьяные пробирались по лестнице чёрного хода больницы,