Наваждение Монгола (СИ) - Гур Анна

Спасена…

Шальная мысль. Как пуля. Но я не улыбаюсь и эйфории не чувствую. Из двух зол, как говорится. Кто знает, может, мне досталось худшее. Забиваюсь в самый угол салона, опять пытаюсь подметить детали на случай, если пригодится.  Черная кожа. Дорогая обивка. Премиальная марка автомобиля. Замечаю подсветку внизу, рядом с дверью и хромированные вставки по бокам.

Достаток. Этот автомобиль принадлежит небедному человеку. Я бы посмеялась. Миллиардер украл меня у миллиардера. Может быть, это было бы смешно, если бы не было так жутко.

Забиваюсь в угол огромного салона и все время бросаю взгляды на массивный затылок моего похитителя, смоляные волосы, широченные плечи и резкие движения руля.

Отворачиваюсь и наблюдаю, как мелькают деревья за окном. Мужчина едет слишком быстро по скоростной трассе, но вместе с тем управляет автомобилем уверенно, словно привык гонять на скоростях «Формулы-1».

Облокачиваюсь горячим лбом об окно и от моего дыхания оно запотевает, а я провожу пальцем по стеклу, оставляя свой отпечаток. Руки саднит и щека щиплет. Мне бы попросить антисептик, но вряд ли его дадут, да и услышат ли?

Пытаюсь подбодрить себя как могу. Могло ведь быть хуже. Я могла бы путешествовать в багажнике своего похитителя, а учитывая скорость и виражи, хорошо если бы не получила переломы.

Смешок вырывается, и я закрываю рот рукой, чтобы сдержать неконтролируемый приступ истерики.

– Запускай грузовик и глуши дорогу.

Опять сухая команда, которую я сначала не понимаю, потом вижу, как огромная фура пересекает путь, а затем происходит еще один взрыв и  махина в несколько метров поднимается передом в воздух и шмякается на проезжую часть, полностью блокируя единственную дорогу, ведущую на трассу из города.

– Отличная работа, брат.

 – Работа… – повторяю заторможенно.

Я не готова принять все, что происходит. Не готова к тому, что грузовики летают от взрывов.

Отлипаю от окна и падаю на сиденье, почти на грани обморока я смотрю на брюнета, уверенно держащего руль.

Спасение…

Злая ирония судьбы, извращенная, жестокая шутка. Теперь понимаю, что не спасена, а, наоборот, вляпалась в нечто еще более ужасное…

Успокаиваюсь внешне, не кричу, но зубы стучат, тело пробивает озноб. Я тяжело переношу эмоциональные нагрузки. Хотя, наверное, как и любой другой человек, внезапно оказавшийся на поле битвы или на войне, когда снаряды летают и ты впервые видишь серию взрывов, от которых даже огромные грузовики весом в несколько тонн переворачиваются, почти достигнув вертикали, и ударяются бампером о землю, подпрыгивая еще один раз,  шок совершенно нормальная реакция.

– Отпустите меня… пожалуйста…

Моя просьба нарушает звенящую тишину салона, глупо, конечно, о чем-то просить раз за разом, тем более того, кто похитил тебя с собственной свадьбы, устроив такое шоу, но я не могу иначе.

Бросает на меня взгляд через зеркало заднего вида и цедит зло:

– Ни слова. Не зли. Не провоцируй, Айдарова, если шкурка дорога.

И меня окатывает такой волной презрения напополам с ненавистью и лютой злобой, что я отвожу взгляд и сворачиваюсь клубочком на сиденье.

За что меня так ненавидят?

В чем именно я провинилась?

Прикрываю веки, глаза нестерпимо жжет, в них явно попала грязь с песком, пытаюсь не тереть лицо, чтобы не воспалять.

Промаргиваюсь и концентрируюсь на разглядывании мужчины. Не знаю почему. Может, интуитивно хочу понять этого человека, просчитать, насколько он опасен и чего от него ждать. Хотя после подобного файер-шоу…

Я могла бы попытаться напасть на незнакомца, пинаться, биться и кричать, но этим я ничего не добьюсь. Мой похититель силен и ему хватит одного удара, чтобы утихомирить меня.

Опять нащупываю ручку двери и тяну за железяку, которая с легкостью поддается, но дверь не открывается.

– Надумаешь прыгнуть на такой скорости, тебе конец. Размажет. Готова к такому исходу?

Опять этот голос, глубокий, бархатистый, от него по коже бегут мурашки и сердце спотыкается.

Отчаяние подступает к горлу. Пальцы впиваются в кожу запястий и начинают царапать нежную плоть. Привычка родом из детства. Так я отвлекала себя, когда в груди нестерпимо жгло, когда казалось, что загнана в угол.

Когда мама умерла, с ней частичка меня сгинула. Я была маленькой напуганной девочкой, которая вмиг потеряла мать и любовь собственного отца.

– Не могу тебя видеть, Яся. Смотреть на тебя не могу, потому что ее вижу!

 Рев отца и его друг закрывает дверь в кабинет перед моим носом, отрезая меня от единственного близкого человека.

Тогда сгусток обиды зацвел в груди, разрывал меня на части, давая понять, что я оказалась для отца чем-то болезненным настолько, что он не хотел видеть собственную дочь.

Я тоже отдалилась. После тех обидных слов со мной занимались психологи, лучшие. Отец не скупился, скорее, откупался от меня деньгами, чтобы проблем не доставляла и не мельтешила перед глазами.

Он не мог на меня смотреть.

Это откровение я услышала еще раз, застыв за дверью его спальни.

Не родительской. Не той, которую они делили с мамой.

 Отец оттуда съехал в одно утро. Закрыл на ключ ту дверь и больше никогда не появлялся рядом…

– Видеть ее не могу, Кость. Каюсь. Моя дочь. Моя плоть и кровь, но стоит взглянуть ей в глаза, как в груди все леденеет, Лена на меня словно смотрит… ее уменьшенная копия… не могу…  понимаешь?

– Говорят, подобное лечат подобным, Голицын, – размеренный голос папиного юриста звучит наставительно как-то.

– Женись, говорю. Иначе ты скатишься, я тебя притащил раз, больше не буду. У тебя бизнес из рук уплывает, без штанов тебя конкуренты оставят, ты уже две сделки упустил. В себя приди уже.

Голос отца полон растерянности.

– Не хочу, Кость, не могу. Да и на ком?!

– Моя племянница, Марина, идеальная партия для тебя. Тоже вдова, она поймет твою боль как никто другой. Мертвые ушли, а живые должны жить…

Опускаю глаза на свои грязные руки, отнимаю ноготки от кожи. Не сон. Как ни пытайся ущипнуть себя, я не проснусь.

Зверь на водительском сиденье реален, он не развеется, слишком лихо управляется с внедорожником, летя на небывалой скорости.

Обработав всю информацию, мозг выдает одну четкую мысль.

От этого незнакомца мне не спастись.

В мыслях время проносится быстро, меня мотает на виражах и поворотах, водитель уже давно едет не по трасе, а по какой-то ухабистой дороге.

Воспоминание о том, что я боль для собственного отца из-за того, что напоминаю мать, как это ни странно, успокаивает.

Я не виню папу, он просто слишком сильно любил и не смог свыкнуться с утратой, а Марина оказалась лицемерной и изворотливой, на людях любящая мачеха, а в доме наедине со мной сущая мегера.

– Я все расскажу папе! – кричу на мачеху от бессилия и топаю ногой. – Скажу, что ты специально смахнула вазу со стола, чтобы меня обвинить!

Высокомерная шатенка лишь скалит идеальные зубы в улыбке:

– Попробуй. Посмотрим, кому он поверит.

Он поверил не мне…

Отец просто не слышал меня и не смотрел в мою сторону. Не хотел, чтобы напоминала ему о той, которую он потерял.

А я со временем успокоилась, поняла его боль и, может даже, и свыклась…

Моя сводная сестра перетянула все внимание отца на себя, а я справилась с ревностью и привыкла. Невидимкой быть легче. Боли меньше, а потом появился Матвей… и мой мир изменился. Он стал самым близким, самым дорогим и любящим.

– С моим сыном что-то не так, Витя!  Сделай что-нибудь! – рев Марины с первого этажа был слышен, наверное, не только в детской, но и в соседнем доме, а я впервые стояла у люльки брата и гладила маленькую ручку, которая с силой схватила меня за указательный палец, и я заглянула в необыкновенные васильковые глаза, пустота в душе заполнилась. Я встретила самого близкого душе человека. Еще совсем крохотного, слабого, но родного…