Останови часы в одиннадцать - Барбара Навроцкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я сейчас освобожусь, – сказала девушка, – волна пройдет, и снова будет пусто.
Капитан сел в читальном зале и стал терпеливо ждать.
– Ну как? Вы что-нибудь узнали от мамы? – послышался голос сверху. Он не заметил, когда она подошла.
– Да. Спасибо, много.
– Не может быть! Вы нашли Файгель?
– Мертвые не дают новые адреса. А когда исчезли часы с башни, вы тоже были маленькой? – пошутил он.
– Ну что вы, – обиделась она. – Часы пропали два года назад. Из-под самого носа утащили. Хотя дом и рушится, но были часы на башне. Частица прежнего великолепия. А теперь это настоящие руины. Я очень расстроилась, когда пропали эти часы, хотя библиотеке никакой пользы они не приносили.
– Испортились, – буркнул Корда. – Ну ладно, испортились, – автоматически повторил он.
– Они никогда не ходили. Я вам уже говорила! – напомнила она поспешно.
– Никогда, – повторил капитан, понимая, что совершенно безосновательно цепляется за какие-то часы. – Вы пробовали их ремонтировать? – спросил он, все более недовольный собой. Капитан вел себя, как жонглер, который хочет одурачить публику, неизвестно что у нее выцыганить, а вместе с тем пробовал убедить себя в том, что этого не делает.
– Кто может влезть на башню? – сказала девушка. – У нас нет такого часовщика. Наручные еще починят, но не такие. Старый владелец, кажется, привез их из Вены.
– А молодежь? – поинтересовался он, как всегда, не тем, что хотел узнать.
– Молодежь? – задумалась она. – Э-э, нет. У нас нет молодых, которые бы взялись за такой ремонт. Возня! Именно поэтому в течение многих лет я видела одно и то же время: одиннадцать. И каждый раз мне было не по себе. Вы знаете, как раздражают человека стоящие часы. Можно обойтись без дверной ручки, смириться с шатающимся столиком, с незакрывающимся окном, со многим другим, но часы должны идти.
– Одиннадцать ноль-ноль? – переспросил капитан. – Вы в этом уверены?
– Уверена! Ноль-ноль! А вы знаете, – вдруг оживилась она. – Я никогда не задумывалась, почему они остановились именно на одиннадцати. Когда? Может быть, во время войны? Или во время аграрной реформы? Нет?
Его забавляла та легкость, с которой люди поддаются влиянию самых обычных событий, как только разыграется их воображение. В этом имеется скрытое желание, чтобы произошло что-нибудь необычное, чтобы жизнь и мир хотя бы на короткое время утратили обыденность. Он улыбнулся.
– Любой механизм, за которым не следят, в один прекрасный момент останавливается, – сказал капитан прямо.
– Вы правы, – согласилась девушка, помешкав. Как быстро отказалась она от тайны! Она принадлежала к новому поколению рационалистов. – А какая разница, если бы они остановились на семь или пятнадцать минут позднее. Ходили точно и остановились точно. – Девушка рассмеялась.
– А, ну да что там, пускай кому-нибудь служат. Капитан встал.
– Спасибо за информацию, – сказал он безразлично-вежливым тоном. Ему сразу стало жаль ее, она сникла. Он заметил это и понял, что причинил ей боль, но уже давно смирился с тем, что не может позволить себе размякнуть, кто бы и как бы сильно ему ни нравился. Поэтому быстро добавил: – Вы очень много делаете в библиотеке. Даже сами не понимаете, сколько.
С ее лица исчезла натянутость, она пристально посмотрела на него.
– Да что я такое делаю, – сказала она с прежней интонацией. – Каждый что-то делает. Как умеет.
Влажный ноябрьский воздух окутал его, хотя было совсем не холодно. Он шел по темной аллее, разбрасывая ногами мокрые листья. Только оказавшись на улице, он спокойно констатировал, что ничего не узнал и, может быть, ничего больше не узнает. Он никогда не выйдет за круг, очерченный стрелками часов. Но даже это не могло заглушить, пригасить чувство удовлетворения. С того момента как капитан вошел в деревянный дом на Брудно, он был уверен, что часы приведут его к цели, хотя у Фемиды и завязаны глаза. Эта уверенность не покидала его и во время блужданий по уличкам местечка, вплоть до той минуты, когда он встретил девушку у библиотеки. Ключ к разгадке убийства на Брудно мог находиться в этом местечке. А может быть, в старой усадьбе, на башне разрушающегося особняка?
Глава V
Он кружил вокруг Малого рынка. Ему казалось, что несколько лет тому назад Баська назвала одну из улиц этого района Кракова.
Тогда он встретил ее возле сторожки, в Пиской Пуще. Как раз в тот момент, когда снимался со стоянки у озера. Байдарку он всегда оставлял на хранение у лесничего. С ним он был знаком с 47-го года. И здесь, сразу после войны, он искал Часовщика. Лесничий тогда был еще лесником и исходил эти леса вдоль и поперек. Все, кто не успел смыться за границу, в девяноста случаях из ста прятались в лесах Вармии, Мазур, Нижнего Шлёнска, Опольщизны.
Но человек, которого он искал, леснику не попадался. С той поры у него остались обширные знакомства среди работников лесного хозяйства. Эти знакомства пригодились ему позже, когда на один месяц он превращался в страстного водника.
Он шел с байдаркой на спине и на опушке рослого леса, посаженного еще немцами, встретил женщину. Она до такой степени завладела его вниманием, что он даже не заметил стоящую за ней машину.
– Осторожно! – крикнула женщина. – Вы мне выбьете стекла байдаркой!
Он остановился и осторожно опустил свою ношу на землю.
– Франэк, – произнесла она еле слышно.
– Идем, идем… Баська, – сказал он машинально. За него говорил кто-то другой, тот, двадцатилетний, молодой, безгранично верящий в жизнь. В ту жизнь, которая идет сама по себе, без подталкивания и никому не нужных раздумий.
– Но я…
– Идем.
Она следовала за ним послушно, автоматически, как прежде. Он слышал за собой тяжелое дыхание, но не сбавлял шаг, уводя ее в глубь лесной чащи в направлении замаскированного укрытия, случайно обнаруженного когда-то. Скрывшись в густой листве, они сели на землю, плечо к плечу.
– Ты жив, Франэк. Значит…
– Тихо. Я мертв. Все то… того никогда не было. Ты не переменилась, Баська, за столько лет. Ничуть. Когда я увидел тебя на поляне, я сразу понял, что это стоит моя девушка. Те же голубые прозрачные глаза, те же густые русые волосы. Где твои косы? – спросил он с легким укором. – Ты их укладывала в виде короны.
– Короны? – В ее лице постепенно появлялось понимание. – Ах да. Длинные волосы требуют большого ухода. Это немодно.
– Жаль.
– Чего жаль?
– Всего.
– Ничего не жаль, – ответила она спокойно, с убежденностью. – Кроме любви.
Он подумал, что это уже несущественно ни сейчас, ни в будущем.
Неожиданно Баська тяжело оперлась о него, вздохнула, как потерявшийся ребенок, возвратившийся домой. Ее волосы закрыли ему глаза, он почувствовал их запах, когда-то повсюду преследовавший его. Никогда не исполнившаяся, не испытанная радость, предчувствие которой он носил в себе с того, почти щенячьего возраста, глубоко скрытое, но никогда не забываемое. Он обнял ее, время разлетелось на куски, стало прахом, превратилось в булавочную головку, в песчинку, вылетевшую из разбитых песочных часов, чтобы никогда уже не следовать по своему направленному в бесконечность пути.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Он лежал на спине и смотрел в просвечивающее сквозь листву небо. Ее волосы рассыпались по его груди, нежно щекоча кожу. Вдруг она в панике подняла голову.
– Меня ждет Мачек, – пробормотала она, – он думает… он думает…
– Спокойно. Ничего он не думает. Мужчины в таких случаях ничего не думают. Он думает, что ты пошла прогуляться. Где ты сейчас живешь?
– В Кракове.
– Что делаешь?
– Рисую.
Он поднял голову и впервые посмотрел на нее, как на чужого человека, ища на ее лице следы времени.
– Это потому ты такая же, как прежде, – сказал он убежденно.
– Не понимаю, – ответила она растерянно.
– Люди, у которых в жизни что-то есть, что-то такое… остаются собой. Всегда.
– А ты?
– Не будем говорить обо мне. Хорошо? Договорились? Это произошло не теперь. Это произошло тогда. И я остался там.
– Да, верно, – подтвердила она. – Ты прав. И даже не представляешь себе, до какой степени.
«Вот такой я странный, – подумал он. – Мне известно многое Бог весть откуда. Может быть, я понимаю женщин. В школе я дружил с одноклассницами. Позже с санитарками и разведчицами. Они рассказывали мне разные истории, хотя я не был в них влюблен. Откровенно говоря, я всегда охотнее разговаривал с девчонками, чем с ребятами. Баська это чувствовала. Я никогда не обидел ни одну девчонку. Только слабые мужчины грубы с женщинами. Тебя, Баська, я тоже отошлю к твоему Мачеку и прослежу, чтобы ты не наделала глупостей. То, что случилось, касается только нас. Мы взяли то, что у нас было отнято. Он не имеет к этому никакого отношения, и никому, никому до этого нет дела. На целом свете».
– Когда вы уезжаете? – спросил он.