Рассвет страсти - Сильвия Холлидей

– Пожалуйста, отпусти меня. – От отчаяния у Аллегры задрожал голос.

– Не могу, малец, никак не могу. Я арендатор сэра Генри и обязан чтить его слово. Так что давай мне сюда своего кролика и иди вперед. – И он махнул пистолетом в сторону тропинки.

Аллегра неохотно подчинилась. Может, попробовать убежать? Но он шагал широко и быстро и наверняка сразу догонит ее. К тому же кто знает, возможно, сэру Генри все равно: платить свои шиллинги за живого браконьера или за мертвого. А в пистолете, пусть он и старый, наверняка есть и пуля, и порох. И девушка, с упавшим сердцем, спотыкаясь, побрела по тропинке. Что же делать? Надо опять попытаться разжалобить этого фермера. Она повернула голову и, чуть не плача, устремила на него горестный взгляд:

– Дружище, я бедный, голодный сирота, который никого здесь не знает. Как ты думаешь, сэр Генри сжалится над сиротой?

– Да ни за что, – весело сказал фермер. – Дай сэру Генри браконьера, и он становится сущим тигром. Готов съесть его живьем. Но ты не беспокойся, парнишка. Я замолвлю за тебя словечко. Только веди себя почтительно и поклонись сэру Генри, а я уж постараюсь его смягчить.

Несколько ободренная этим обещанием, Аллегра зашагала по лесной тропинке и наконец добрела до дороги, которая вела в Ньютон.

На краю деревни приютился постоялый двор, похожий со своими черными балками и наличниками и покрытыми белой штукатуркой стенами на сытую, довольную жизнью сороку. Во дворе стоял стол, за которым сидел на редкость толстый краснолицый джентльмен в пышно завитом парике. Перед ним был сервирован изысканный обед. Незнакомец ел с такой жадностью, что локоны его парика касались кушанья всякий раз, когда он наклонялся за очередным куском. Прерывался он только для того, чтобы сделать знак своим топтавшимся вокруг слугам подлить вина в его опустевшую кружку, а затем снова принимался торопливо уплетать за обе щеки. Хозяин постоялого двора поджидал рядом, расплывшись в одобрительной улыбке и алчно поглядывая на кошель, полный монет, лежавший возле тарелки гостя. Фермер подтолкнул Аллегру вперед.

– Не боись, малец, – прошептал он. – Поклонись сэру Генри.

Сэр Генри засунул в рот большой кусок жареной говядины, и по его подбородку потек мясной сок, оставляя пятна на заправленной за воротник белой салфетке. Аллегра сглотнула и сжала кулаки в карманах камзола, еле удержавшись от того, чтобы схватить со стола еду и впиться в нее зубами. Она сделала еще один нерешительный шаг и поклонилась:

– Ваша милость…

Не переставая жевать, сэр Генри поднял голову и недовольно сдвинул брови. Ему явно не нравилось, что его отрывают от трапезы. Запив говядину большим глотком вина из кружки, он брюзгливо проворчал:

– Ну, Дженкинс, что там у тебя?

– Я нашел этого малого в вашем лесу, сэр. Вот с этим. – И Дженкинс поднял тушку кролика. Красная физиономия сэра Генри сделалась еще краснее.

– Что-о? Браконьерствовать в моем лесу? Я этого не потерплю. – Его маленькие темные жадные глазки гневно вперились в Аллегру. – Да как ты посмел, мошенник, охотиться на моей земле? Разве ты не знаешь, что браконьерство есть преступление?

Аллегра, мгновение поколебавшись, покачала головой:

– Нет, ваша милость, откуда мне было знать. Я не здешний. В Каролине, где я жил, леса принадлежат всем. И кролики тоже. Там я охотился сколько хотел, и никто мне не запрещал.

Сэр Генри откусил кусок мясного пирога, и до Аллегры донесся его восхитительный, дразнящий запах.

– Незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение, – жуя, пробормотал сэр Генри.

– Смилуйтесь, сэр Генри, – сказал Дженкинс, почтительно коснувшись рукой полей своей шляпы. – Он неплохой парнишка, да и к тому же его добыча теперь у вас. – Фермер протянул кролика одному из слуг сэра Генри. – А коли так, то вы не понесли урона. Может, не надо притягивать его к суду?

– Хм! Стало быть, предлагаешь оставить его безнаказанным? А что же делать зимой, когда из-за браконьеров вроде него мне придется голодать?

– Сэр Генри, я мог бы как следует его выдрать. Может, этого наказания с него хватит, а?

– Ну хорошо, ведь он еще ребенок. Я не хочу заковывать ребенка в кандалы.

Аллегре, благополучно избежавшей одного наказания, совсем не хотелось нарваться на другое. Между тем сэру Генри явно надоел этот разговор, и ему, судя по всему, не терпелось вернуться к прерванной трапезе. Надо ковать железо, пока горячо.

– Ваша милость, я не нанес вам никакого урона, – сказала девушка, вздернув подбородок. – Этот кролик не из вашего леса. Я поймал его на земле лорда Ридли.

Сэр Генри недовольно посмотрел на Дженкинса:

– Это правда?

Дженкинс отпихнул носком сапога комок засохшей грязи.

– Откровенно говоря, сэр, я не видел, как он убил этого кроля. Но тушка была еще теплой…

– Ридли, – с насмешкой произнес сэр Генри. – С какой стати я должен заботиться об имуществе этого несчастного труса? У него не хватает духу даже на то, чтобы самому предъявить обвинение тем, кто его грабит. Удивительно, что его до сих пор не обобрали до нитки. Покойный Эллсмер был не таков.

– Что? – невольно попятившись, выдохнула Аллегра. – Что вы сказали?

Мысли ее путались; наверняка во всем виноват голод: это из-за него она ослышалась.

– Покойный Эллсмер? Джон Уикхэм… умер?

Сэр Генри пожал плечами:

– Скоро уж два года, как его похоронили.

Аллегра так стиснула кулаки, что побелели костяшки пальцев.

– Ты лжешь, негодяй! Уикхэм жив!

Сэр Генри вскочил на ноги, лицо его сделалось багровым.

– Ты смеешь грубить мне, молокосос, после того как я только что пощадил тебя, избавив от тюрьмы? Говорю тебе, он умер, мирно почил в своей постели.

«Я сойду с ума», – подумала Аллегра. Его слова вонзались в ее сердце как ножи.

– Он не мог умереть! – вскричала она. – Этот подлый негодяй не мог умереть. Ведь не прошло и года, как он продал Бэньярд-Холл.

– Это был его сын, Томас. Новый барон Эллсмер.

Аллегра отказывалась верить. После стольких лет ожидания!.. Сэр Генри лгал, чтобы заполучить ее.

– Лжец! – Закричала девушка. – Подлец! Мерзавец!

Вне себя от ярости и муки она повернулась к столу, схватила тарелку с жарким из голубей и что было сил швырнула в лицо сэру Генри.

Сэр Генри рассвирепел; его маленькие заплывшие глазки засверкали бешенством, сделавшись похожими на два блестящих черных уголька.

– Ах ты гаденыш! – проревел он, брызгая слюной. – Ну хорошо же, сейчас я тебе покажу, как меня оскорблять. Дженкинс не может поклясться, что кролик был мой, а выдвигать обвинение от лица Ридли я не собираюсь. Так что тюрьма тебе не грозит. Но клянусь честью, прежде чем я тебя отпущу, ты заплатишь за свою дерзость.