Преподобная Синклитикия Александрийская или малая аскетика - Епископ Варнава
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этого мне кажется уже излишним прибавлять что — нибудь о прямом вреде от пресыщения плоти, когда она от избытка здоровья и сил бесчинствует и предается неистовству страстей.
О гневе и его исчадиях — памятозлобии и злословии
Спасающемуся надлежит сперва выдержать брань с плотскими страстями, победить бесов, нападающих на тело. Далее наступают искушения более тонкие, ополчающиеся на душу. Это бесы более сильные, пронырливые, злые. Без победы над телесными страстями или, по крайней мере, над одной из них61 нельзя одержать верха над страстями духовными. О первых говорилось до сих пор, теперь перейдем к описанию вторых62.
Слово по порядку63 принадлежит гневу, то есть речь пойдет о гневе.
Поучает мать Синклитикия:
«Хорошо не гневаться. Но если случится предаться гневу, то знай, что не к послаблению страсти твоей назначил меру дня сказавший: солнце да не зайдет во гневе вашем (Еф. 4:26). А ты ожидаешь, пока пройдет все это время! Зачем ты ненавидишь оскорбившего тебя человека? Не он оскорбил тебя, а диавол; питай ненависть к болезни, а не к больному»64.
Здесь две главных мысли. Прежде всего, надо тотчас же, как пришлось согрешить гневом (например накричать на кого — либо), попросить у обиженного нами прощения. Нельзя дожидаться, когда тот сам придет к нам кланяться. Свойство страстей таково, что со временем они укрепляются. Пропустил первый момент — через час очень трудно будет исправить дело. Пословица «куй железо, пока горячо» очень хорошо учитывает это обстоятельство. Действительно, после того, как ревность первого раскаяния прошла, демоны употребят все средства, чтобы не дать нам совершить добродетель. И стыд будут внушать, и мысль, что соблазним своим поступком окружающих и что, может быть, еще более рассердим того самого, кто нами оскорблен. Но, конечно, их слушать не надобно. Как согрешил, так тут же и поклон в землю: «Прости меня, брат, Христа ради…»
Вторая мысль преподобной состоит в том, что нам, собственно, и гневаться — то на людей нет никаких оснований. Странно было бы преследовать бранью и бешеным криком отравившегося и забывать совершенно об отравителе. Конечно, человек виноват, что он нажил страсть, но гневаться на него за то, что эта страсть в его сердце приведена в движение диаволом, по меньшей мере, странно. Наоборот, оскорбивший нас человек, как больной — ибо всякая страсть есть болезнь души, достоин всякого сострадания и любовного с ним обращения. Даже если он не сознает худости своих поступков, то и это не может служить извинением для нашего ответного гнева. Часто и физически больные просят себе во вред чего — либо, иногда и делают недозволенное, а иногда совершают проступки против совести и спокойствия ближних, но это не вызывает обиды со стороны последних. У гневающихся же при вспышке гнева ум весь ослепляется страстью. Иногда даже сознание потухает65.
Таким образом, когда гневаемся на ближнего, мы повинны в тяжком грехе. Ведь он такой же член тела Христова, как и мы (1Кор. 12:27).
Но, поучает дальше преп. Синклитикия, «гнев еще меньшее зло; самое тяжелое зло — злостное памятование о зле». Зло, так сказать, в квадрате. «Гнев, на короткое время встревожив душу, проходит, а злопомнение делает ее лютее зверя»66.
Злопамятность, прямое порождение гнева, есть червоточина души. Скрытая на самом дне ее, она часто делает человека, по виду кроткого, со скромно опущенными глазами, на самом деле, то есть внутри, — лютее зверя. И точит памятозлобие эту свою лютость на других иногда годами. Кто может проникнуть взором в эти глубины сатанинские? Кто поймет, каким образом в одно и то же время в душе человека уживаются противоположные чувства: горечь и наслаждение — горечь от нанесенной обиды, услаждение от представляемой за нее мести, хотя бы только в виде тайного презрения?
Беды от злопомнения неисчислимы. Молитва пропадает и уже недейственна, ибо злопамятный не может даже Оше наш до конца прочитать не в осуждение себе. В сердце таятся всякие преступные возможности, сам человек не может заранее поручиться, в какую форму выльется его отмщение. И что всего удивительнее, при этом человек иногда увещевает других прощать и забывать обиды. И опять новое бесовское кознодейство, едва ли понятнее прежних: любовь духовную, ради Христа, злопамятный не в силах оказать оскорбившему его, а плотскую, блудную, с удобством может с ним поддерживать.
Но нужно всеми силами бороться с этой страстью. Насильно смирять себя перед ненавидимым нами. Пусть это смирение будет только сперва на словах, следовательно, лицемерием, но чрез это появится у нас надежда достигнуть истинной любви: долговременное лицемерие более или менее чувствительную совесть приводит в стыд и жжет ее как огнем. А отсюда уже недалеко и до примирения и совершенного освобождения себя от памятозлобия. Впрочем, «не тогда узнаешь, что ты совершенно избавился от этой гнилости, когда помолишься об оскорбившем, или за зло воздашь ему дарами, или пригласишь его на трапезу: но когда, услышав, что он впал в некое злоключение, душевное или телесное, восскорбишь о нем, как о себе, и прослезишься»67.
Памятозлобие, в свою очередь, рождает новую страсть — злословие. Все равно как цепочка: потянул за одно кольцо — поднимутся за ним другие. Страсть эта — поистине бич всего человечества. Люди, кажется, только и делают, что злословят и осуждают друг друга: в научных трудах, литературе, театре, кино, в гостях, на базаре, на службе, дома, в бане. Не изъяты из общего правила — если можно здесь употребить это слово — даже монастыри.
Преп. Синклитикия обличала этот порок в своих сестрах:
«Подражай мытарю, чтобы не подвергнуться осуждению с фарисеем».
«Не слушай речей злословия, — говорила она, — чтобы не быть вместилищем чужих пороков. Если примешь в себя нечистые речи, положишь пятно на твою молитву. Наслушавшись худых отзывов, на всех будешь смотреть косо и ненавидеть без всякой причины. Люби врагов, не презирай беспечных и нерадивых. Истинно добродетельные, подражая Господу, евшему с мытарями и грешниками, заботятся о спасении грешников и употребляют все средства наставлять их на путь спасения. Впрочем, тому, кто сам не испытал деятельной жизни, опасно приниматься за научение»68.
И слушать дурное о ближнем нехорошо, а распускать самому дурные сплетни еще хуже. Нечего и говорить о том,
