Аэций. Клятва Аттилы - Алекс Тавжар

— Аве, магистр. Очень рад, что могу поблагодарить вас лично, — заговорил он, услужливо расставляя руки, словно хотел подхватить слезавшего с лошади Аэция в свои объятья. — Ваша победа над норками столь впечатляюща…

— Давайте без панегириков. А то у меня начинает зудеть кулак, — резко оборвал его магистр. — Что у вас тут произошло?

— Совершенно немыслимое происшествие, — ответил начальник гарнизона, слегка стушевавшись. — Норки отказывались платить налоги. А когда мы их немножечко прижали…

— С каких это пор вы занимаетесь сбором налогов? — спросил Аэций, быстрой походкой направляясь в сторожевую башню, что находилась слева от ворот. Своим провожатым он приказал остаться внизу, а начальника гарнизона поманил за собой.

— О, нет, вы неправильно поняли, — засуетился тот, стараясь поспевать за размашистыми шагами магистра. — Некоторые налоги мы собираем помимо… Ну, вы понимаете, о чем я говорю.

О негласных поборах с жителей из прибрежных селений.

— Понимаю, — мрачно сказал Аэций. — И как же вы их прижали?

— Да как обычно. Взяли заложников и пригрозили, что казним их, если норки откажутся платить.

— И что? Казнили?

— Норки разграбили обоз, и нам пришлось это сделать. А потом они осадили крепость. Я думаю, их было не меньше двух тысяч…

— Точнее, в четыре раза меньше, — поправил его Аэций.

Начальник гарнизона на мгновенье задумался, высчитывая в уме, большая ли это цифра, да так и застыл с приоткрытым ртом. Видимо, даже простейшая арифметика давалась ему с трудом.

— Не ломайте голову, — сказал Аэций. — В итоге получится столько же, сколько людей у вас в гарнизоне.

— Не понимаю. У нас были сведения, что восставших гораздо больше, — удивился тот.

В башне спешно наводили порядок. Увидев магистра армии, все разом бросили свое занятие и, пока он поднимался по лестнице, чтобы выйти на верхнее перекрытие ворот, вопросительно переглядывались с начальником гарнизона.

Наверху прохаживались двое дозорных. В шлемах и теплых накидках, скрывавших за складками прицепленные к поясу мечи.

— Я хочу взглянуть на казненных, — сказал им Аэций, не дослушав приветствие, и вместе с начальником гарнизона поднялся на помост, сооруженный из грубо сколоченных сосновых досок. Край помоста доставал до внешнего бортика, украшавшего верхнюю перекладину ворот. Вбитые в него колья слегка покосились под тяжестью обнаженных девичьих тел. Вблизи они выглядели так, что Аэций невольно содрогнулся, хотя и навидался мертвых на своем веку. Лица девушек были перекошены от боли. Глаза им выклевало вороньё. Пожелтевшая кожа высохла. Кое-где от гниения проступили кости, и только длинные шелковистые волосы сохранили красоту и блеск. Самая юная из казненных, как и говорил, старейшина, была совсем еще девочкой. Ужасная смерть наложила на неё уродливую печать, но за уродством угадывалось прелестное юное личико.

Сколько же ей было? Лет двенадцать, не больше…

— Вы знаете, кто они? — спросил Аэций, круто повернувшись к начальнику гарнизона.

— Да какие-то сучки, — брезгливо ответил тот.

Тяжелый удар в мгновение ока опрокинул его на спину. Аэций бил не задумываясь, что стоявшие сзади дозорные подчиняются не ему, а начальнику гарнизона, и могут на него напасть. Они и в самом деле ринулись на помост, обнажив свои короткие неуклюжие мечи, но Аэций остановил их взглядом, достаточно властным, чтобы заставить подчиниться на расстоянии.

Снизу за ним наблюдали примолкшие обитатели крепости, а снаружи ворот — ожидавшие правосудия норки. Они толпой придвинулись к распахнутым створам и застыли в предчувствии скорой развязки.

Не понимая, что происходит, начальник гарнизона сделал попытку подняться, но Аэций толкнул его в грудь ногой и заставил лежать на краю помоста.

— Эти девушки были видьями, — сказал он резко. — Своими действиями вы поставили под угрозу безопасность Империи и её граждан. Такое преступление карается смертью.

Начальник гарнизона успел прокряхтеть:

— Но я же не зна…

В горло ему, ломая кадык, вонзилось холодное лезвие меча. Удар был настолько сильным, что смерть наступила почти мгновенно. Не было ни конвульсий, ни предсмертного хрипа. Аэций привычным движением выдернул меч из сочившейся кровью шеи и пинком столкнул бездыханное тело с помоста на головы норкам. Толпа внизу моментально пришла в движение и в каком-то неистовстве поглотила свою добычу.

Аэций повернулся к дозорным. Теперь перед ним были два перепуганных сосунка. Они не смели приблизиться к убийце их командира, даже на шаг, а не то, что на него напасть, и, казалось, не знали, что делать с мечами, которые держали в руках.

— Снимите с кольев тела и отдайте их норкам, — распорядился Аэций. — Только сначала оденьте во что-нибудь чистое. Ясно?

Дозорные судорожно кивнули и ринулись исполнять приказание. Аэций, тяжело ступая, спустился с помоста. В башне, когда он вошел, наступила такая мертвая тишина, что слышен был каждый шаг. Здесь уже знали, что начальник гарнизона убит, и никому не хотелось повторить его участь. Однако когда Аэций попросил холстину, чтобы вытереть меч, ему немедленно протянули сразу несколько штук.

Ночью возле крепости, рассыпаясь красными искрами, полыхало четыре погребальных костра. А после в честь перемирия устроили пир. Норки сидели на длинных бревнах, на больших валунах, на досках, оставшихся от разбитых повозок, и пили горячее пиво, обнимаясь со своими врагами. Теперь уже бывшими. Аэций назначил нового начальника гарнизона, с которым норки поспешили договориться об условиях вечного мира. Происходило это в отсутствии магистра армии. Никто не знал, куда он уехал. Видели только, как разговаривал со старейшиной, а потом они оба исчезли на несколько дней. Старейшина проводил Аэция в норскую кладовую и все эти несколько дней знакомил с охранявшими её ду́хами. Таков был обычай. Иначе норские предки не отдали бы золото чужаку.

В походный лагерь римского войска, успевшего разомлеть от вынужденного безделья, магистр армии вернулся через десять дней. Приехал один. Задумчивый, словно горная вершина перед снежным обвалом. Ото всех отмахнулся — потом, мол, потом, и только Цензорию позволил войти в палатку, занавешенную багровым пологом с золотыми кистями. Снял с себя белую тисненую броню и отложил её вместе с оружием на плоскую крышку дорожного сундука.

— А