Избавление - Петра Хаммесфар

- Я почти готова, - сказала она и протянула ему что-то. - Намажь мне кремом спину, пожалуйста. Самой так неудобно.

Гарри только кивнул, попробовал насвистеть мелодию, которую она только что напевала. Его глаза зафиксировали светло-зеленую бутылочку, протянутую ему, прилипли к ней. Все остальное вдруг исчезло из его поля зрения. Его рука почувствовала пластик, мягкий пластик, податливо сжимавшийся под его пальцами. Он выдавил немного молочно-белой жидкости на ладонь, поставил бутылочку на край раковины, положил руку на спину Хелен. Все еще улыбаясь, он начал растирать липкую, маслянистую жидкость по ее коже. Вторая рука легла рядом с первой, стала делать то же самое.

Он зажмурил глаза, чтобы избавиться от этого наваждения. Он услышал странный, приглушенный звук, чем-то похожий на сдавленный плач маленького ребенка. Но он не понял, что этот звук вырывался из его горла. Его руки автоматически подбирались к плечам, давили на упругую, теплую плоть, растирали и массировали, скользили выше, сомкнулись вокруг шеи.

И там все еще был этот необычный звук, отчаянное клокотание, в котором было что-то не от мира сего. Прямо перед собой Гарри увидел безупречное лицо Нины, увидел, как невозмутимость сменяется на нем ужасом. Он слышал ее хрип, и ее тонкие, пахнущие кремом руки судорожно вцепились в занавеску. Точно под кончиками своих пальцев он чувствовал какое-то легкое биение. Оно было не очень равномерным и вскоре совсем прекратилось.

И ему показалось, что он держит в своих руках целый центнер. Его предплечья неумолимо тянуло вниз. Хрип Нины затих, теперь он был свободен, действительно свободен.

Только ладони, похоже, еще сводила какая-то судорога, и, тяжело дыша, он попытался разжать их. При этом что-то тяжело упало на пол, сильно ударилось о выступ раковины душа и осталось лежать у его ног без движения.

Гарри довольно засмеялся, ему сейчас не было дела до этих мелочей. Он стер липучую, жирную массу со своих ладоней, просто вытер их о брюки. Потом пошел обратно в комнату.

Со вздохом облегчения он снова опустился в удобное кресло, закрыл глаза, почувствовал, как по его телу разливается усталость. Веки сделались тяжелыми. Если Хелен не поторопится, то он еще заснет в этом кресле. Где она пропадает так долго? Что ни говори, все женщины были какими-то одинаковыми, всё равно, сколько им было, двадцать лет или сорок.