Лучший из лучших - Смит Уилбур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Белые старатели с криками суетились вокруг, карабкаясь по шатким лестницам, или стояли рядом с работниками на дне шахты, зорко следя, чтобы чернокожие не спрятали найденный алмаз во рту или в иных отверстиях на теле.
Чума незаконной купли-продажи алмазов уже охватила прииски. Старатели с подозрением смотрели на любого чернокожего. Только те, в ком было не более четверти негритянской крови, имели право покупать и разрабатывать участки. Подобный закон облегчал правосудие: туземец, пойманный с алмазом, моментально признавался виновным. Однако этот закон был бессилен против темных людишек с белой кожей, которые слонялись вокруг прииска под видом торговцев, комедиантов и владельцев сомнительных питейных заведений, а на самом деле скупали алмазы из-под полы. Старатели до того ненавидели незаконных скупщиков алмазов – или, как их сокращенно называли, Н. С. А., – что ненависть порой выливалась в ночной погром, когда вместе с виновными избивали и честных торговцев, которые тоже лишались своего имущества в пламени пожара. Распоясавшиеся старатели приплясывали вокруг горящих хижин, выкрикивая: «Н. С. А.! Н. С. А.!»
Зуга осторожно продвигался по дороге, иногда прижимаясь опасно близко к краю, чтобы пропустить нагруженную алмазоносной породой повозку.
Наконец он добрался до участков Джока Дэнби, дружелюбного старателя, с которым разговаривал вчера. Там никого не было – лишь валялись кожаное ведро и веревка да торчала воткнутая в землю кирка.
На соседнем участке работал громадный бородач.
– Чего надо? – ощерился он в ответ на оклик Зуги.
– Я ищу Джока Дэнби.
– Не там ищешь!
Развернувшись, бородач дал пинка ближайшему работнику:
– Себенза, ах ты, обезьяна!
– Так где Джок?
– На другой стороне рыночной площади, за «Лордом Нельсоном», – отрезал бородач, не поворачивая головы.
Как и повсюду в поселке, пыльную, изрытую колеями площадь покрывали отбросы. Ее запрудили грузовые фургоны и фермерские повозки с молоком и овощами, а также торговцы водой, продающие драгоценный товар ведрами.
«Лорд Нельсон» оказался лачугой, деревянный остов которой обтягивала красная от пыли парусина. Трое пьянчужек, словно забальзамированные трупы, со вчерашнего вечера лежали рядком в узком переулочке, а в бар уже тянулись ранние посетители.
Понюхав одного из лежавших без сознания забулдыг, бродячая собака в ужасе отпрянула и стала искать поживу в стоявшей позади лачуги открытой бочке, которая служила мусоркой.
Зуга переступил через растянувшихся на земле пьяниц и осторожно углубился в грязные закоулки. Чтобы найти хижину Джока Дэнби, пришлось расспросить нескольких человек. Люди на прииске часто менялись, и старатели, слишком поглощенные погоней за спрятанным в земле богатством, не знали никого, кроме ближайших соседей. Здесь все были друг другу чужими, каждый заботился только о себе, интересуясь человеческими существами вокруг ровно настолько, насколько эти существа могли помочь или помешать в поисках сверкающих камешков.
Жилище Джока Дэнби ничем не выделялось среди тысяч точно таких же: двухкомнатная хижина из необожженного кирпича, покрытая травой и потрепанной парусиной. С одной стороны пристроен навес, где над дымящимся очагом висел закопченный котелок.
В пыльном, захламленном дворе стоял непременный сортировочный стол: низкий и крепкий, покрытый сверху листом железа, до блеска отшлифованным кусками породы. Позабытые деревянные скребки лежали на столе, в центре которого возвышалась сияющая пирамида просеянного гравия.
Во дворе никого не было, хотя перед дверью хижины дремали и потряхивали ушами, отгоняя мух, два ослика, запряженные в двухколесную повозку, полную желтой породы.
Как ни странно, по обеим сторонам двери росли чахлые кустики красной герани в жестянках из-под сиропа. На окне висела изящная кружевная занавеска: ее так недавно постирали, что она еще не успела ни покраснеть от пыли, ни почернеть от мух.
В доме чувствовалось присутствие женщины – и в подтверждение этой догадки из открытой двери слышался негромкий душераздирающий женский плач.
Встревоженный рыданиями, Зуга замешкался, не решаясь войти. В дверях возникла могучая фигура. Мужчина заморгал на солнце и прикрыл глаза корявой ладонью, в которую въелась грязь.
– Ты кто такой? – с беспричинной грубостью спросил Джок Дэнби.
– Я с вами вчера разговаривал, – ответил Зуга. – На холме.
– Чего надо?
Баллантайна он явно не помнил. Лицо Джока Дэнби выражало свирепость и еще какое-то чувство, которое Зуге не удалось распознать.
– Вы хотели продать свои участки, – напомнил Зуга.
Джок Дэнби раздулся, ужасно побагровел и пригнул голову к мускулистой груди; на шее выступили жилы.
– Ах ты, поганый стервятник! – выдавил он сквозь зубы и выскочил из дома, накинувшись на Баллантайна со злостью и неудержимостью подстреленного буйвола.
Джок был на голову выше, на десять лет моложе и на пятьдесят фунтов тяжелее. Ошеломленный Зуга промедлил долю секунды, не успев увернуться от атаки: в плечо, словно пушечное ядро, врезался кулак. Удар пришелся вскользь, однако нанесен был с такой силой, что Зуга отлетел назад, растянувшись поперек сортировочного стола, – алмазоносный гравий разлетелся во все стороны.
Джок Дэнби снова перешел в атаку: его распухшее лицо исказилось, в глазах сверкало бешенство, толстые грязные пальцы тянулись к горлу Зуги. Напряженный, как свернувшаяся перед броском гадюка, Зуга подтянул ноги к груди и врезал пятками в грудь нападающего.
Удар вышиб из Джока дух, и забияка на секунду застыл, словно в грудь ему попал двойной заряд дроби. Безвольно, будто тряпичная кукла, взмахнув руками и мотая головой, Джок Дэнби врезался спиной в стену хижины и сполз на землю.
Зуга спрыгнул со стола. Несмотря на онемевшую от удара Джока левую руку, двигался он с легкостью танцора. Вспышка холодной злости придавала сил. В два прыжка Зуга подлетел к обидчику и врезал ему в ухо – да так, что у самого зубы лязгнули. Дэнби отлетел и повалился на колени в красную пыль.
У ошеломленного Джока помутилось в глазах, однако Баллантайн вздернул его на ноги, прислонив к борту повозки, и тщательно примерился для нового удара. Разъяренный Зуга жаждал отомстить за бессмысленное и беспричинное нападение. Он развернулся, крепко придерживая обидчика левой рукой и занося правую для удара наотмашь.
Зуга замер, так и не ударив, в изумлении разглядывая рыдающего навзрыд Джока Дэнби: мощные плечи тряслись, слезы стекали по обожженным солнцем щекам в пыльную бороду.
Плачущий в три ручья мужчина почему-то вызывал смущение. Ярость вдруг испарилась. Зуга опустил руку и разжал кулак.
– Господи… – хрипло выдохнул Джок. – Да что ж ты за человек, чтоб наживаться на горе других?
Зуга молча таращился на него в полном недоумении.
– Почуял, да? Гиена, стервятник паршивый!
– Я хотел предложить тебе хорошую цену – вот и все, – сухо ответил Зуга. Вытащив из кармана платок, подал его Джоку: – Утрись!
Джок размазал слезы, посмотрел на испачканную ткань.
– Так ты не знал? – прошептал он. – Ты не знал про моего мальчика?
Пристально вглядевшись в лицо Зуги, Джок увидел ответ. Вернул платок и, пытаясь прийти в себя, помотал головой, как спаниель, вытряхивающий воду из ушей.
– Извини, – буркнул он. – Я думал, ты узнал про мальца… и пришел покупать участки.
– Ты о чем? – спросил Зуга.
Джок повернулся к дверям хижины.
– Заходи, – сказал он, проводя гостя в крохотную душную комнатку. Обитые темно-зеленым бархатом стулья были слишком велики для нее. На столе посреди комнаты лежали семейные сокровища: Библия, выцветшие фотографии родителей, дешевый столовый прибор и фарфоровое блюдо, увековечившее свадьбу королевы и принца Альберта.
Зуга помедлил у двери в спальню – на него нахлынула тошнота. Возле кровати стояла на коленях женщина. Ее голову и плечи покрывала шаль. Сложенные перед лицом руки покраснели и загрубели от изматывающей работы за сортировочным столом.