Рассказы - Дёрдь Молдова

— Почему? — удивился Яшчак.

— Боюсь, что я не смогу больше держать команду в руках. Вы, великий белый отец и наставник, конечно, помните, как трудно было сдерживать молодежь во время южноамериканского турне, когда толпа обнаженных восторженных поклонниц двинулась к нашей гостинице, выкрикивая такие развратные слова, от которых у нас в джунглях покраснеет даже кокосовый орех. Вы, безусловно, не могли забыть и то, каких трудов нам стоило отбиться от футбольных маклеров и рекламных агентов. Одно утешало: дома наша жизнь возвращалась в нормальное русло.

Швейцар бросил взгляд на Форгача, который в противоположном углу зала раздавал шариковые авторучки и позировал фотографам.

— А теперь спасибо господину Форгачу, который, конечно, является одним из самых могущественных вождей, но теперь даже дома нас окружают тысячи искушений. Есть ли у нас основания предполагать, великий белый отец и наставник, что наши игроки, будучи наивными жителями джунглей, смогут противостоять искушениям, против которых бессильны даже гораздо более образованные европейские футболисты?

— Вы сгущаете краски.

— Возможно, но, боюсь, это происходит оттого, что ситуация в самом деле тяжелая. Знаете ли вы, великий белый отец, и наставник, что на прошлой неделе Шипец и Геза Кон, правое крыло команды, перелезли через забор и ушли на всю ночь на вечеринку, именно это было причиной их слабого выступления во время турне. Я хотел было их отговорить, но они рассмеялись мне в лицо да еще норовили оскорбить побольнее, обзывали диспетчером и даже фининспектором.

Он вытащил из спортивной сумки драгоценную белоснежную капитанскую повязку и со слезами на глазах протянул ее Яшчаку:

— Боюсь, великий белый отец и наставник, что из всего случившегося я могу сделать только такой вывод.

Задним числом не трудно установить, что сигнал к окончательному падению одиннадцати непобедимых подал Халас, центральный нападающий.

Со своей густой черной шерстью, низким лбом и руками, свисающими до земли, он мог служить эталоном обезьяньей красоты. Не случайно именно Халас стал прообразом скульптуры. Тем не менее все были ошеломлены, когда молодой режиссер Варна Какони явился в дом в Ракошчабе и заявил, что намерен пригласить центрального нападающего на главную роль в своем новом фильме. Сначала все решили, что речь идет о научно-популярной или, на худой конец, спортивной картине, однако Какони пресек досужие вымыслы:

— Сценарий разрабатывает совершенно новую тему, я лично столкнулся с ней в гуще жизни. Один стареющий ученый-атомщик, ведущий гармоничный и размеренный образ жизни женатого мужчины, совершенно неожиданно встречается с легкомысленной, но обаятельной девушкой, влюбляется в нее и из-за этого переживает душевный кризис.

— И какую же роль будет играть Халас?

— Естественно, роль ученого-атомщика. Я уже снял пробы с участием всех ведущих актеров, но, откровенно говоря, ни по выражению лица, ни по уровню духовного развития никто из них не соответствует образу ученого-атомщика. Интеллигентная манера игры Халаса на футбольном поле уже давно привлекала мое внимание. И тогда я подумал: а что, если попытаться перенести ее на киноэкран. Интеллигентная игра здесь — интеллигентная игра там. Я провел эксперимент и убедился, что он ближе всего к созданному моим воображением типу.

Яшчак не хотел освобождать Халаса на время съемок от тренировок, он боялся, что тем самым создаст опасный прецедент. Форгач же, напротив, любой ценой хотел использовать предоставившуюся возможность для рекламы и урегулировал у начальства вопрос об освобождении Халаса.

Последствия необдуманного решения не замедлили сказаться. Подхола, левый защитник, заявил, что если Халаса отпустили в актеры, то и он имеет право стать журналистом, после чего он уволился с должности проходчика и устроился стажером в газету. Пока что его статьи писала за полгонорара одна старая, заслуженная журналистская крыса. Ашо, техничный правый защитник, хотел бы выучиться на фоторепортера, да и остальные обезьяны тоже с удовольствием сменили бы изнурительные тренировки на какую-либо удобную ученическую скамью. Однако Яшчак, угрожая отставкой, добился того, чтобы клуб запретил игрокам заниматься деятельностью, непосредственно не связанной с футболом.

Подхолу и Ашо еще удалось вернуть обратно, но центральный нападающий был потерян для команды навсегда. Халас влип в скандальную любовную историю со своей партнершей, женой известного актера, и мстительный муж застрелил его во время съемок. Яшчак был вынужден взять на освободившееся место талантливого, но неопытного Эйзенхоффера, и это значительно ослабило ударную мощь линии нападения.

Впрочем, множество других мелких деталей показывало, что восстановить былой безукоризненный спортивный дух в команде не удается. Шипец и Геза Кон теперь уже регулярно ходили на вечеринки: всю ночь пили и учили девушек танцевать ча-ча-ча «Вперед, «Шахтер». По утрам они приходили на тренировку под мухой и начинали кувыркаться в известке для разметки поля. Если раньше они хотя бы пытались скрыть свое состояние, то теперь поджидали тренера, спрятавшись за дверью, а потом, внезапно выскочив из засады, показывали ему ослиные уши:

— И-а, и-а.

Яшчак пытался наказать их, лишив премии, но в ответ на это вся команда объявила забастовку, и наказание пришлось отменить.

Не заставил себя долго ждать и первый публичный скандал. Таможня задержала автобус «Шахтера» с улицы Ваци и его пассажиров, когда те возвращались из турне по Австрии. Более внимательный, чем обычно, досмотр дал поразительные результаты.

Внимание одного из таможенников привлек необычный шум мотора. Он открыл капот и обнаружил, что рядом с двигателем пристроен небольшой тайник. Вместо фар были вмонтированы кварцевые лампы, а запасное колесо оказалось наполнено коньяком «Henessey». После этого никого уже не удивило, что номерной знак, как показала проверка царской водкой, был сделан из чистого золота.

При личном досмотре тоже обнаружили уйму контрабандных товаров и валюты: японские фотоаппараты-миксеры, новейшие французские пестрые помады, несминаемые грыжевые бандажи «no iron» и столько шиллингов, что сразу стало ясно, почему Австрийский национальный банк был вынужден на семь дней прекратить все платежи из-за отсутствия наличности.

Автобус направили прямо в будапештское полицейское управление, а все одиннадцать игроков основного состава подлежали предварительному заключению. Таким образом, за два дня до очередного туpa чемпионата в распоряжении Яшчака были только десять запасных. Форгач ради комплекта и на этот раз предложил своего сына, но Яшчак предпочел одолжить в зоопарке молодую гориллу.

Хоть и выиграл «Шахтер» с улицы Ваци очередную встречу, хоть и восполнился он затем освобожденными игроками — их выпустили по ходатайству профсоюза горняков, — Яшчак понимал, что команда на краю пропасти.

Между тем ее популярность пока еще продолжала расти. Когда разнесся слух, будто обезьян призывают на военную службу, — позже выяснилось, что это пустая болтовня, — в адрес команды пошел поток самодельных солдатских сундучков. Болельщики раскрашивали их в лилово-оранжевые цвета и надписывали на подарке имя любимого игрока.

Посещаемость матчей не падала: впервые за долгие годы вновь всплыла идея о достройке восточной трибуны Народного стадиона до полной высоты. Публику привлекали даже такие второстепенные игры, как товарищеская встреча с гренландской командой «Северное сияние», которая состоялась в мае 196... года, в среду.

Матч не обещал напряженной борьбы, «Северное сияние» не котировалось на футбольной бирже. Любители спортивной статистики могли встретиться с упоминанием этой команды лишь однажды: в 1913 году она со счетом 4:1 потерпела поражение от сборной австрийского военного корабля «Konigin und Kaiserin Maria Theresia», бросившего якорь у берегов Гренландии.

Зрители, сняв пиджаки, без особого волнения слушали марширующий по гаревой дорожке духовой оркестр пожарников. Трибуны заволновались, лишь когда в глубине пандуса показались игроки в лилово-оранжевой форме. Оркестр начал играть ча-ча-ча «Вперед, «Шахтер», обеспечивая ритмический фон для прокатившейся по стадиону буре аплодисментов.

Горняки уже завершили разминку и перепасовывали друг другу мяч в центральном круге, а соперники на поле все еще не появлялись. Послышались первые нетерпеливые свистки и выкрики, в студии еще раз включили спортивный марш. И тогда наконец появились соперники. На трибунах их встретила напряженная тишина: команду «Северное сияние» составляли одиннадцать тюленей. Они были одеты в обычные майки и трусы, непривычными могли показаться лишь пластмассовые щитки на ластах, заменяющие бутсы. Как бы то ни было, их странно вытянутые шеи, утиная походка вызвали всеобщий хохот на трибунах.