Теплый дождь - Тонино Гуэрра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава пятая
На третий день плавания я позволяю себе промокнуть под теплым кавказским дождем, порождающим миражи, до которых рукой подать. Я вижу Генерала и его пса-денщика. прогуливающихся вдоль Невы и встречающих Пушкина.
Дождь обрушивается на мои плечи внезапно, когда на третий день плавания в 11 утра я сижу на верхней палубе «Адмирала Нахимова». Вдали виден берег. Небо чистое, и я не понимаю, откуда этот дождь. Кажется, что медленно и непрерывно опадает некая ничем не поддерживаемая вуаль. Теплые вуалевые занавески. Капель не видно, да и у облаков не было времени образоваться. Напоенный солнцем дождь падает в море по пологой параболе, так и не дав возможности облакам приобрести одну из своих многочисленных форм. Я тотчас соображаю, что лучше всего не шевелиться. Это подходящий случай промокнуть насквозь. Я не одинок в своем желании: и другие пассажиры, находящиеся на верхней палубе, отдают себя во власть дождя. Они тоже знают, что теплый кавказский дождь доставляет большое удовольствие, когда промокаешь до нитки. На мне летний костюм, купленный в магазинчике на площади Треви: пиджак и брюки, сшитые по модели Купера из белой полотняной ткани, мнущейся, словно бумажные кульки, в которых на наших рынках заворачивают жареную рыбу. Я подставляю дождю спину, вода лепит рельеф моего позвоночника на полотне прилипшего к спине пиджака. Кажется, что мои зрительные способности многократно возросли. Впрочем, дело не в глазах. Мое воображение создает образы как бы во плоти. Теперь, после того, как я говорил об этом с некоторыми специалистами, я знаю, что феномен теплого дождя нередко использовался писателями и поэтами. Мандельштам назвал его опиумом кавказцев. Расслабляющий теплый дождь порождает, особенно на рассвете, миражи, до которых, кажется, рукой подать. Струящиеся призраки постепенно наполняются жизнью, сначала беззвучной, такой же, как пейзаж, в котором они движутся, и вот уже сквозь толщу дождя, затянутого текучей прозрачной золотистой пеленой, до меня доносится голос Генерала, который прогуливается со своим псом Бонапартом. Они идут по набережной Невы. Холодный день.
— Хобот — это пятая нога? — спрашивает пес.
— Нет.
— А что же тогда?
— Нос.
— Никогда не видел, чтоб нос волочился по земле.
— Это такой нос, которым всасывают…
— Тогда это насос.
— Нос-насос.
— Он что, пьет носом?
— Нет, он льет им воду в рот.
— А что им еще можно делать?
— Поднимать что-нибудь с земли.
— Он мог бы делать это зубами или языком.
— Вряд ли. Он высокий и ему трудно нагибаться.
— Тогда лапой.
— Он так тоже делает. Когда, например, нужно поднять дерево, он поднимает его хоботом, а затем берет под лапу.
— Но все-таки это нос или рука?
— И то, и другое.
— Мой Генерал, я впервые в жизни слышу, что нос может быть также и рукой.
— Все всегда бывает впервые.
— А когда слоны впервые появились здесь, в России?
— Первый слон был подарком персидского шаха нашему царю.
— Интересно.
— Сначала он шел пешком, а затем его везли по рекам на плотах. Когда его привезли в Москву, это вызвало у людей огромное изумление.
— Как его звали?
— Не знаю. Знаю только, что его видело очень много москвичей. А вскоре случилось так, что вспыхнула эпидемия чумы и кто-то заразил слона.
— А дальше?
— Все. Больше о нем ничего не известно.
— Часто о чем-нибудь или о ком-нибудь больше ничего не слышно. Куда они исчезают?
— Туда, где больше никого не беспокоят.
— А я кому-нибудь доставляю беспокойство?
— Разумеется. Котам.
— Но, Генерал, клянусь вам, мне всегда было на них наплевать.
— Тебе да, но другие собаки готовы разорвать их в клочья.
— Это сплетни о нас.
— Сплетни еще приятнее, чем горькая правда.
— Да что вы? Хорошо, теперь клянусь, что как только увижу кота, я брошусь на него…
— И вернешься домой с поцарапанным носом. .
— Только не я. У меня молниеносная реакция.
— Всегда?
— Всегда.
— Давай не будем об этом.
— Вы намекаете на ту историю с мышью?
— Вот именно.
— Но мыши сами словно пули.
— Я приказал тебе отрезать ей путь.
— Я это сделал.
— Да, но слишком поздно.
— Согласен) в какой-то момент я проявил нерешительность.
— В атаке нельзя такое допускать.
— В следующий раз я буду, как молния.
— Хотелось бы надеяться.
— Вы что, мне не верите?
— Давай поспорим, кто из нас первый доберется до Москвы?
— Мой Генерал, вы шутите?
— Не шучу.
— Да я буду раньше вас, даже если поскачу на одной лапе.
— Можешь скакать хоть на восьми.
— Отправимся прямо сейчас?
— Давай.
— Вы готовы? Вперед! Пес стремглав мчится вдоль реки, однако Генерал командует «Стой!». Бонапарт возвращается:
— Что служилось?
— Я уже прибыл.
— Куда?
— В Москву.
— И как же, интересно, вы это сделали?
— Мысленно.
— Но вы ведь здесь.
— Сейчас да, но только что я был на Красной площади. Там шел снег.
— Как я могу вам поверить?
— Ты берешь под сомнение слова своего командира?
— А разве их никогда нельзя брать под сомнение?
— Никогда.
— Тогда и я могу сказать, что побывал в Персии.
— Конечно.
— И вы мне поверите?
— Нет.
— Почему?
— Потому что уверен, что ты не сможешь сказать, в каком городе ты побывал.
— Я действительно этого не знаю.
— А я, наоборот, назвал тебе точное место.
— Видимо, это была известная вам площадь.
— Мысленно можно побывать лишь в тех местах, которые тебе известны.
— Не согласен. Я был в том месте, которое сам себе вообразил.
— Но на самом деле такого места не существует. В нескольких шагах от них останавливаются сани, из них выходит смуглый мужчина. Он приближается к парапету и останавливается, обозревая Петербург. В его глазах тоска. Когда мужчина, у которого поверх пальто накинута медвежья шуба, поворачивается, чтобы вернуться к саням, он замечает Генерала и протягивает ему руку. — До свидания, господин генерал.
Генерал застывает, удивленный и пораженный: слишком редко кто-либо узнает его.
— Вы знаете, кто я такой?
— Разумеется. Я видел ваш портрет в Зимнем дворце.
— И есть сходство?
— Достаточное. Только теперь Генерал узнает любезного господина.
— Вы уезжаете, господин Пушкин?
— Может быть, хотя мне и не хотелось бы. Поэт садится в сани, они удаляются, похрустывая льдом. По дороге к дому Генерал и его денщик возобновляют беседу.
— Почему я никогда не вижу снов? — спрашивает пес.
— Я тоже их редко вижу.
— А я никогда.
— А мне, если я их все же вижу, снится всегда одно и то же.
— И что это?
— Голуби. Те самые, которых я использовал в войне против Наполеона.
— Интересно.
— Ты слышал когда-нибудь легенду о княгине Ольге?
— Нет.
— Княгиня, чтобы отомстить за мужа, убитого древлянами, велела преподнести ей в дар голубей, которыми те владели. А затем подожгла птицам крылья и выпустила их. И птицы принесли огонь в каждый дом.
— Здорово.
— Я поступал так со всеми населенными пунктами, куда собирался войти Наполеон.
— Значит, вот почему вы требуете, чтоб освободили всех птиц: хотите замолить свою вину. — И поэтому тоже.
— Я думаю, это правильно.
— А ты знаешь, что делали жители деревень, когда видели свои дома горящими?
— Как я могу это знать?
— Они доставали из карманов ключи, бросали их в шапку самого старшего из них, потом шапку зарывали в землю, все становились на колени и молились.
Они надолго застывают перед Зимним дворцом. Именно тут, на замерзшей реке, в полночь вспыхнет собачий мятеж с требованием освободить птиц, заточенных в клетках. Некоторое время Генерал и пес стоят молча, глядя на фосфоресцирующий лед, как вдруг они слышат далекие крики, словно кричат обезумевшие люди. Улицы наполняются плачущими горожанами, по мостам беспорядочно мечутся кареты и сани. Наконец до них доходит весть, перевернувшая вверх дном весь город: Пушкин смертельно ранен соперником-французом на дуэли. Генерал и Бонапарт присоединяются к толпе любопытствующих перед домом поэта в ожидании новостей о его состоянии. Генерал безуспешно пытается добиться разрешения войти в дом и приблизиться к постели Пушкина. Он несколько раз повторяет, что он Генерал, что он последний, кто разговаривал с поэтом, но его никто не слушает. Бонапарт неожиданно преодолевает все препятствия и проникает в здание. Генерал удовлетворен: хоть псу удалось проникнуть сквозь круг тех, кто охраняет доступ к Пушкину. Однако удовлетворение длится недолго: появляется швейцар, держа пса за шиворот, и выбрасывает его на улицу. Генерал, следуя за ним, удаляется со слезами на глазах. Некоторое время они шагают молча, затем Генерал взволнованно спрашивает:
— Ты его видел? Пес утвердительно кивает.
— В спальне?