Колесничие Фортуны - Владимир Свержин

– А ну стой! – раздался за нашими спинами громовой голос такой силы, что кони затанцевали на месте. – Кому говорят, стой!

От неожиданности я, оборачиваясь, положил руку на эфес меча. Картина, представившаяся моему взору, была достойна кисти большого мастера.

Брат Тук, очевидно, разбуженный всеобщим оживлением, расталкивая толпу своих “прихожан”, протискивался к нам. Поверх тонзуры у него почему-то была напялена железная шапка, предотвращавшая, вероятно, истечение благочестивых мыслей в пространство. Сбившаяся набок сутана, неуловимо похожая на десантный камуфляж из-за великого множества пятен, лучше всякого меню рассказывавших о скоромных и постных блюдах, съеденных смиренным пастырем на этой неделе, едва не лопалась на его объемистом чреве. Драгоценный наперсный крест болтался почему-то возле плеча, знаменуя, очевидно, левый уклон причетника из Компенхерста. В одной руке он сжимал кость с увесистым куском мяса, в другой – бутыль с живительной влагой, столь ему сейчас необходимой.

Потрясая над головой полуобглоданной костью, словно боевой палицей, и угрожая лесной братии неисчислимыми адовыми муками, он наконец протолкался к нам и вперил в нас затуманенный винными парами взгляд, выражающий, должно быть, по мнению святого отца, священное негодование. Переводя дух и выдерживая паузу перед началом речи, он воздел к небесам полупустую, судя по плещущейся в ней жидкости, бутыль и заговорил.

– Грешники! – изрек он и замер, вслушиваясь в рокочущие перекаты своего голоса. – Грешники, ибо во грехе погрязли, аки... э-э-э. О-о-о, как голова болит. Так об чем это я? Ах да! Ну словом: не спите во всякое время и не забывайте молиться. – Он сделал какое-то странное движение бутылью, видимо, означавшее пасторское благословение. – Дабы предстать! – завершил свою утреннюю проповедь брат Тук и замер, любуясь произведенным эффектом.

Виконт обалдело посмотрел на меня. Ему явно еще не приходилось иметь дело с подобным толкованием священных текстов. Мы с Лисом сделали понимающие лица, что моментально избавило нас от необходимости вслушиваться в ту околесицу, которую нес достойный шервудский капеллан.

– Ну что ж, теперь с Богом! – подвел итог страстному выступлению служителя культа наш друг Робин, хлопая по крупу моего вороного жеребца. Зеленый дубовый лист, плавно паря, пролетел над моим плечом и упал на луку седла.

– Странно, – удивился Локсли. – Дубы далеко, ветра нет, да и лист зеленый? Чтобы это значило?

Дорога из лагеря веселой братии утвердила меня в мысли о том, что дороги созданы для того, чтобы по ним ездить. Или, уж в крайнем случае, ходить. И уж никак не наоборот. Видимо, провожатые наши имели на этот счет свое мнение, поскольку, будь передо мной не здоровенные мужики, увешанные оружием, а более эфирные твари, я с радостью бы определил их способ передвижения как порхание.

– Наконец в зарослях начали появляться просветы, и вскоре показалась опушка, покрытая веселой травяной зеленью. С видимым облегчением оставив за собой громаду Шервудского леса, мы въехали на небольшой холм, чтобы получше рассмотреть предстоящую нам дорогу.

– Отсюда вам направо, – указал старший из моих проводников. – Вон, видите одинокий вяз?

Вдали, среди обширной вересковой пустоши, действительно можно было различить очертания большого дерева, вполне могущего быть вязом.

– Там вы выедете на дорогу. Через пару миль будет развилка. Правая дорога ведет к Лондону, левая – к Ноттингему. Туда вам, пожалуй, совершенно ни к чему. Так что не спутайте дорогу. Если все будет благополучно, к вечеру вы доберетесь до Ашби. Однако не задерживайтесь в пути, иначе вам придется ночевать перед закрытыми воротами.

Внезапно речь его была прервана. Звук рога гулко раскатился по пустоши, пугая окрестных птиц и зверей.

Оглянувшись туда, откуда доносился этот звук, я увидел рыцаря в черно-лазурной котте [10], с копьем наперевес, резвым галопом приближающегося к нам на могучем караковом коне. Судя по угрожающему виду, он не был похож на обычного собирателя автографов. Встречу в этом месте я тоже никому не назначал. Тем более что за ним из подлеска выбегало две дюжины копейщиков, которые, рассыпаясь широким полукругом, пытались охватить нас с флангов.

– Ну что, милорд, – усмехнулся Лис, одним движением ставя тетиву на лук. Щелчок его тетивы прозвучал в унисон с еще двумя подобными щелчками. Люди Робин Гуда тоже прекрасно знали свое дело. – Спорим, – продолжил он, – что этот благородный рыцарь мчится так оттого, что спешит пригласить тебя на завтрак.

Три стрелы, пущенные из трех наших луков, пролетев ярдов сто, нашли свои цели. Одна из них вонзилась в щит, другая пробила ногу какого-то копейщика, от чего тот рухнул на колено и остался так сидеть, наблюдая дальнейший ход боя. Третья впилась в грудь еще одного воина. Тот остановился, выронил оружие, сделал два неуверенных шага вперед, с ужасом осознавая непреложный факт собственной смерти, и упал на спину. А новые стрелы уже пели в воздухе.

– Ну вот, – обреченно вздохнул Виконт, пристегивая мой шлем.

– Ты бы лучше приготовился к бою, – бросил я ему.

– Да я вообще-то пацифист, – грустно заметил мой оруженосец, доставая четырехфунтовый стальной шар, покрытый шипами, словно кожура каштана, болтавшийся на недлинной прочной цепи. Я знал, что в том месте, где шар соединялся с цепью, как последняя дань глупому юношескому максимализму, была выгравирована руна Алгиз [11], заключенная в круг. Виконт и сам не подозревал, какой правильный выбор он сделал, гравируя эту руну на Моргенштерне [12].

Рыцарь был уже в нескольких ярдах от меня, и его копье, злокозненно направленное в самую грудь, чертовски уменьшало время для переговоров. Голубая молния Катгабайла рассекла утренний воздух и засияла, словно радуясь солнечному свету после непроглядной тьмы ножен.

Я развернул коня, уклоняясь от таранного удара яростного незнакомца, и, закончив пируэт, нанес размашистый удар по его копью.

Рубины в рукояти радостно сверкнули, одобряя мое действие и вбирая в себя духовную энергию этого удара. Клинок мягко, словно топленое масло, отсек ясеневое древко у самой руки рыцаря.

Мне показалось, что из-под шлема послышался скрежет зубов и сдавленный рык.

Сейчас я мог спокойно рассмотреть фигуры, изображенные на щите противника. Золотой лев в черни и кусающий себя за хвост серебряный аспид в лазури не оставляли сомнений, что передо мной представитель рода Хайсборнов. Насколько я помнил, родовой вражды между Хайсборнами и Камдилами не существовало, однако я догадывался о мотивах его хамского поведения.

– Кто вы такой, черт побери! – раздалось из-под шлема в тот момент, когда меч навязчивого джентльмена пытался лишить меня возможности ответить на этот простой вопрос.

– В наших краях обычно с этого начинают, – ответил я, парируя удар и демонстрируя атаку в плечо. – Только звучит это примерно так: “Благоволите назвать свое имя, сэр!”

Я сменил сектор атаки и ударил Хайсборна в бок. Он успел подставить щит и вновь атаковал. И вновь неудачно. Пригнувшись к холке коня, я пропустил удар над собой и, пользуясь выпадом противника, резко послал клинок вперед. Пробив котту и кольчугу под ней, меч вонзился в бедро моего врага. Рыцарь глухо застонал, покачнулся в седле, но лишь с еще большим остервенением стал наносить удары. Кровавое пятно на его одеянии становилось все больше, однако, похоже, он не чувствовал боли. От одного из могучих ударов Хайсборна мой щит раскололся, и я вынужден был вести бой, отбросив его в сторону.

Краем глаза я видел Лиса, вместе с вольными стрелками методично прореживающего охватывающую наш холм дугу копейщиков. Потеряв несколько человек убитыми и ранеными, они поубавили свой наступательный пыл и начали пятиться под укрытие деревьев. Чуть поодаль от меня доблестный Крис де Монгийе с отвагой, вообще присущей этому славному роду, ожесточенно сражался с двумя оруженосцами моего пациента, точнее, уже с одним. Второй лежал на земле, припав щекой к собственной секире, и не подавал признаков жизни.

Тяжелый шар Моргенштерна с характерным звуком раз за разом врезался в небольшой кожаный щит противника. Тот, уже, видимо, отчаявшись провести удачную атаку, безвольно отступал под ударами Виконта, все еще как-то защищаясь и пытаясь повернуть своего коня вспять. Пожалуй, ему, да и его товарищу по несчастью, не стоило обижать нашего стажера. Когда кровь в жилах этого потомка викингов закипала, наполняя разум возмущенный зловредными испарениями, он становился практически неуправляем, и удержать его могла только железная клетка.

Но вот рука хайсборновского оруженосца опустилась, контуженная множеством тяжелых ударов, и стальной шар врезался ему в грудь, выбивая из седла и ломая ребра. Виконт, моментально успокаиваясь, спрыгнул с коня и подбежал к упавшему.