Флаг Командора - Алексей Волков

Видно, Валера думает так же. В его глазах появляется боль напополам с обидой. Обида не на Командора – на себя.

– На линкор у нас людей нема, – вставляет Костя. – И взять их неоткуда. С бригантиной едва справляемся.

Тут он видит лицо Валеры и умолкает.

Командор тоже молчит. Похоже, жалеет о сказанных словах, а как поправить – не знает. Потом разливает вино и каждому протягивает его кубок.

Вино краснеет в кубке, словно кровь.

Тьфу! Что за ассоциации?

– Гранаты, – вдруг произносит Командор и отставляет свой кубок в сторону.

– Какие? – Сорокин смотрит заинтересованно.

– Обычные. Смотрел фильм про Петра? Круглая бомбочка, фитиль. Убойная сила – хрен да ни хрена, зато психологический аспект налицо. Если придется идти на абордаж, закидать прежде всю палубу. Пока уши проковыряют, пока опомнятся, столько дел натворить можно. Кстати, вопрос на засыпку. Почему местные не стреляют из пушек бомбами? Ядра да картечь.

– Порох слабый. Редкому ядру удается борт проломить. Бомбы тоже будут отскакивать и рваться в море, – не задумываясь, отвечает Костя.

– Значит, надо обзавестись мортирой. Посылать бомбы на палубу. Борта высокие, рванет, где положено.

– А толку? От проломленной палубы корабль не утонет, – опять отвечает Сорокин.

– От палубы – да. А если в крюйт-камеру попасть? – Улыбка у Командора получается недобрая.

Тут уже затрагиваются общие интересы, и я не выдерживаю:

– Ладно, взорвется. Нам что от этого? Сокровища со дна морского поднимать? Так аквалангов у нас нет.

– При чем тут сокровища? Нам необходимо оружие на крайний случай. Если уж прижмут и деваться будет некуда.

Не знаю, правду ли сейчас сказал Командор, или это он осознал свой промах, но некоторый резон в его словах есть. Жизнь чревата неожиданностями, и надо по возможности учитывать все.

– А для погони за сокровищами хороши ядра с цепью, – продолжает Командор. – Сколько помню, их позднее использовали на флоте. Не помню, как назывались. Брандскугели? Нет, это вроде бы зажигалки. Книппеля, вот! Нам нужны две половинки, соединенные цепью. Хорошая вещь. По слухам, мачты срубает только так. А уж без мачт бери его спокойно тепленького.

– Смотрю я на вас, блин, вам что, делать больше нечего? Или лишние люди покоя не дают? Мало их погибло, вам еще подавай! – со злостью произносит Валера.

И затихает под тяжелым взглядом Командора. Лицо у Сереги жесткое, как в бою, и мне кажется, что он сейчас или заговорит приказами, или пошлет Валеру к какой-то матери.

Но Кабанов молча раскуривает трубку, и я вдруг замечаю, что пальцы у него слегка дрожат.

– Они уже погибли, Валера, – неожиданно мягко произносит Командор. – И мы этого не изменим. А вот отомстить за их гибель я не прочь. Не один такой сэр Джейкоб по Архипелагу плавает. И я не хочу, чтобы гибли невинные люди. Да и добраться до России – деньги нужны. Не своим же ходом дюжиной человек через океан, а потом еще пешком через чужие государства. Если у тебя есть другое реальное предложение, я буду только рад. Гнить здесь всю жизнь на плантации я не намерен. Даже в качестве плантатора.

Я подумал и решил, что быть плантатором тоже не хочу. Хватило с меня пребывания на Ямайке. Правда, там я был рабом. Но все равно. Управлять людьми, словно скотиной, не для меня. Тут нужна ежедневная жестокость. Это не мое удовольствие.

Трудиться же самому… Не в смысле, что я лентяй, только работать на земле надо уметь и любить. Я не люблю. Каждому – свое.

Валера тоже молчит. Путь Командора ему не по душе, но и предложить что-либо другое он не в состоянии.

Один Сорокин явно готов без споров поддержать любые начинания Кабана. Уж не знаю, из армейской ли солидарности, из дружеских чувств, веры в талант нашего атамана, а то и собственных наклонностей, только новый поворот нашей одиссеи его явно не смущает. В его направленном на Валеру взгляде читается явное осуждение.

– Я ведь никого не принуждаю, – нарушает молчание Командор. – Самое тяжелое позади, и каждый вправе выбирать себе дорогу. Только вместе держаться все равно легче. И тем, кто послабее, тоже надо помочь. Хотя бы вначале, пока они не устроятся.

Он не говорит о женщинах. Боится обвинений, что сам устроился сразу с двумя и теперь хочет в первую очередь обеспечить их судьбу.

Только в гибели Валериной возлюбленной Командор не виноват. Его-то в тот злополучный вечер и рядом не было. Как и всех нас. Мы болтались в открытом море на шлюпке, не зная, суждено ли когда-нибудь доплыть до твердой земли. Сергей же вдобавок был весь изранен, когда, кстати, прикрывал отход не одних женщин, но и Валеры.

И вообще, интересно, что бы заговорил Командор, если бы ему удалось набрать команду из местных? Иными словами, кто больше нуждается: Командор в нас или мы в нем? Кого сумел, того он спас. Мы в относительной безопасности. Вполне можно считать свой долг выполненным. Никто и никогда не обязан устраивать другим взрослым людям их жизнь. В чужом ли времени, в своем, роли не играет. Командор тоже не у себя дома.

Не знаю, понял ли эту простую истину Валера, но он говорит примиряюще:

– Извини. Нервы. Но, ядрен батон, может, просто грузы перевозить? Что-нибудь да заработаем. Не обязательно пиратствовать.

– Не ты, так тебя. Я не предлагаю сделать это профессией. Да и без лишних жертв постараемся обойтись. Пару раз экспроприируем экспроприаторов, и домой, в Россию. Подумай. Время еще есть. Заставлять никого не станем и в обиде не будем. А ты, Юра, как?

Вот и пришел мой черед. Если честно, то не испытываю особого желания нападать на ни в чем не повинных людей. Ни убивать, ни быть убитым абсолютно не хочется. Я бы лучше завел таверну на берегу, раз уж торговлей заняться не выходит. Но на таверну денег все равно нет, и взять их неоткуда. Разве что бригантину продать, но и тогда деньги будут общими. Поделить их – и что останется? Тут вспоминаю, что сам же и советовал Кабанову заняться флибустьерством. Когда мы с боем вырвались из Порт-Ройала и любые опасности казались ерундой.

– Да, времена сейчас романтические. Даже чересчур. – Похоже, выход Командора едва ли не единственный.

– Хорошо, – подводит черту Командор. – В море мы пока все равно выйти не можем, поэтому время подумать у вас есть. И у всех других тоже. Устроим завтра общее собрание среди своих, обрисуем ситуацию, и пусть каждый решает для себя.

Собираемся расходиться, время приближается к полуночи, но тут на палубе слышится какой-то шум, а затем в дверь каюты стучат.

– Да! – Мы все невольно напрягаемся. Жизнь успела научить в любую минуту быть готовыми к неожиданностям.

Но на этот раз никакой неожиданности нет. Всего лишь вернулись Калинин с Ширяевым. Оба довольно пьяные и донельзя довольные. Сияют, как два золотых дуката.

– Угу… – В глазах Командора мелькают веселые искорки, словно нечто в таком роде он и ожидал, но он старательно пытается изобразить на лице суровость. – Между прочим, пить могли бы и на борту.

– Командор… – Ширяев явно не чувствует себя виноватым. – У нас важные новости и эти… предложения.

– Надеюсь. Но сообщать их можете и сидя.

Это он к тому, что Гриша явно готов докладывать по форме с приложением руки к козырьку.

Сообщение о землетрясении впечатляет. Выходит, промедли мы чуть с бегством, вполне бы могли оказаться в числе его жертв. Но все это ерунда по сравнению со следующей новостью.

Одна мысль о том, что землетрясение тоже устроено нами, заставляет нас истерически захохотать. Смеется Сорокин, смеется Валера, смеется суровый Командор, смеются и подвыпившие вестники. У меня от смеха выступают на глазах слезы. Кажется, еще немного, и не хватит воздуха. Наш смех – сродни безумию, как безумна и породившая его причина.

Наконец мы успокаиваемся в полном изнеможении.

– Класс! – едва выдыхает Командор. – Вибрирующая бомба замедленного действия.

Мы начинаем смеяться по новой, но на этот раз у нас уже мало сил.

Потом меня посещает серьезная мысль, и я немедленно сообщаю ее присутствующим:

– Наше счастье, что идет война. С такой логикой нас вполне могли привлечь к ответственности за уничтожение города. А местный суд вряд ли самый гуманный в мире.

В ответ все опять начинают ржать, хотя сказанное мной отнюдь не является шуткой. Сколько помню историю, на налеты на испанские города родные власти смотрели сквозь пальцы, однако никто из флибустьеров даже не пытался атаковать английскую или французскую базу. Своего рода масонский заговор против Испанской империи, и только против нее.

– Мне интересно: каким образом в Архипелаге переносятся новости? – спрашивает Командор, в очередной раз набивая трубку. – Все-таки война, вода. Не почтовые же чайки переносят! Сколько тут прошло…

– Наши сболтнули? – высказывает предположение Сорокин. Под «нашими» он подразумевает отпущенных на берег французов. И сам себе отвечает: – Нет, о землетрясении они не знали. Разве что упомянули о бегстве да назвали имя.