Смертная чаша весов - Энн Перри

— Вряд ли они ее отвергли, — возразил Рэтбоун. — Если пользоваться вашим выражением, то, скорее, это Фридрих отверг свой долг и свою страну. И он поступил так из-за нее. Сознательно или нет, но она стала причиной его отречения.

— Нет, причиной была любовь, сэр Оливер, — поправила его в свою очередь миссис Уикэм. — Это одна из величайших любовных историй нашего века. Они страстно любили друг друга, беззаветно и без надежды на иное счастье. Гизела не могла жить без него, и он отрекся от королевской власти и трона, предпочтя отправиться в вечное изгнание, но вместе с нею, чем править одному. Теперь он мертв, а она осиротела, потрясена горем, не имеет друзей и оклеветана этой негодницей графиней… Не могу даже вообразить, как можно быть такой злой!

Она сморщилась от отвращения и от попытки наглядно представить себе такую глубокую испорченность.

— Завидует, наверное, — проворчал мистер Лейси, вертя бокал в пальцах. — Эта женщина сама была влюблена в принца Фридриха и теперь мстит. Ревность может отравить душу человека до такой степени, что он становится способным почти на все, независимо от того, как подло или жестоко это может казаться другим. Но я думаю, что со всем этим будет покончено очень быстро, — заявил он и отпил глоток вина. — Вряд ли можно сомневаться в вине графини. Не думаю, что мы получим сенсационное судилище, как вы предполагаете.

— Бедняжка, — покачала головой миссис Ког. — Ко всему ее горю еще и это! У нее, должно быть, такое чувство, словно жизнь ее кончена. Еще полгода назад у нее было все, что она могла пожелать для совершенного счастья, а теперь нет ничего… Какая трагическая превратность судьбы!

— Ну, по крайней мере, ни один порядочный человек не возьмется защищать ту негодную женщину, — решительно заметил полковник, — и ей придется смириться с тем, что защищать ее станет какой-нибудь неопытный клерк, о котором никто никогда не слышал, или такой юрист, у которого уже давно подмочена репутация.

Рэтбоун открыл было рот, чтобы сообщить, кто станет защищать Зору фон Рюстов, но затем сообразил, в какое неудобное положение он поставит, по крайней мере, миссис Ког и, очевидно, супругов Лейси. Сознательно смущать кого-то было бы самым ужасающим нарушением приличий и хороших манер — тем более когда все эти люди дают торжественный обед в его честь. Они бы не поняли мотивов подобного поведения.

Вместо этого адвокат сказал, тщательно контролируя интонацию и выражение лица:

— Но неадекватная, слабая защита была бы недостойна английской юриспруденции и в конечном счете самой принцессы Гизелы.

Ког тут же накинулся на него, негодующе тряся бакенбардами:

— Черт меня побери, сэр, если я понимаю, что вы имеете в виду! Все это звучит мудрено для меня. Пожалуйста, будьте добры, объясните.

— Разумеется, — с готовностью согласился Рэтбоун. Что-то в Коге ему не очень нравилось, и он ухватился за возможность аргументировать свою точку зрения. — Суть закона — в презумпции невиновности и беспристрастном выслушивании всех свидетельских показаний. Закон не делает различия между людьми из-за их возраста, религиозной принадлежности, общественного положения, политических убеждений, расы или цвета кожи. Ко всем отношение одинаковое, независимо от того, кем являются участники процесса.

Мистер Лейси что-то прошелестел в ответ — пожалуй, что-то одобрительное, — а полковник, стиснув челюсти, издал ворчание.

— А с другой стороны, — добавил Оливер, — не предоставить графине фон Рюстов самую лучшую защиту означало бы неадекватное отношение к ее высказыванию. Находясь на месте принцессы Гизелы, вы согласились бы с мнением, что процесс вами выигран только из-за некомпетентности адвоката противника?

— Ну… — выпалил Ког и слегка покраснел. — Не думаю, что возникнет подобное затруднение. Какой же разумный и порядочный мужчина или женщина могут подумать такое об одной из самых замечательных дам Европы?

— Но мир состоит не только из разумных и порядочных людей, — вставил лорд Уикэм. — Нет, Рэтбоун в известной степени прав. Для нашей репутации и для репутации принцессы будет лучше, если процесс поведут компетентные, искусные юристы. Не хочется, чтобы потом говорили, будто все дело сфальсифицировано тем или иным образом. Или чтобы потом кто-нибудь опять со временем выступил с иском, когда свидетельства покроются пылью.

— Бедная женщина, — печально повторила леди Уикэм. — Это же может оказаться для нее почти непосильно! Можно только надеяться, что у нее есть друзья, которые проявят по отношению к ней хотя бы лояльность. Не думаю, что она успокоится, прежде чем процесс не завершится.

— И не представляю, чтобы она снова вышла замуж, — задумчиво произнес мистер Лейси.

— Боже милостивый! Ну конечно же, она не выйдет! — Полковник Ког был потрясен подобным предположением. — Бедняга Фридрих был единственной любовью всей ее жизни. Просто и вообразить нельзя, чтобы она лелеяла подобные надежды. Это было бы равносильно… уж и не знаю чему. Это все равно как если бы Джульетта восстала из общей могилы с Ромео… и начала бы новую жизнь… с кем-то другим. — Он взял нож, отрезал кусочек стилтонского сыра и деликатно стал его жевать. — Такая женщина любит один раз в жизни, она отдает все свое сердце и навсегда, — добавил пожилой военный с непреклонной убежденностью.

Миссис Лейси промолчала, а Рэтбоун опять поймал себя на том, что слушает рассеянно. Краем глаза он видел и тщательно приглаженные головы мужчин, и уложенные в колечки и локоны прически дам, белые плечи и прямые спины, темные сюртуки и сверкающие белизной манишки… Но он определенно не слышал, о чем говорят все эти люди, не слышал хрустального звона бокалов и звяканья серебра. Интересно, как бы повела себя Зора фон Рюстов в этой вежливой и такой предсказуемой среде… Недоброжелательность, которую присутствующие могли испытывать к ней, была бы не сильна, да к тому же задавлена строгими ограничениями их статуса. Они боялись неизвестного. Они осуждали, потому что это гораздо легче, чем узнавать новое — ведь это новое могло сделать негодными их сложившиеся убеждения. Но у всех были свои мечты, желания и уязвимые места, им были свойственны и внезапные добрые порывы.

Тем не менее в сравнении с Зорой все эти люди были невероятно плоскими и приземленными. Адвокат жаждал встать и уйти от них к кому-нибудь действительно умному, храброму, заставляющему думать… и возбуждающему чувство. И если присутствие такого человека отчасти таило бы в себе опасность — что ж, это лишь обострило бы удовольствие.

Зора оставила Оливеру свою визитную карточку, и на следующий день он навестил ее, заблаговременно предупредив запиской о предполагаемом визите.

Фон Рюстов встретила его с энтузиазмом, который многие хорошо воспитанные дамы сочли бы неприличным. Но Рэтбоун уже давно понимал, что люди, которым предстоит суд, гражданский или уголовный, часто проявляют страх, не свойственный их характеру. Хотя, если вглядеться поглубже, станет ясна такая видимость — всегда проявление чего-то, действительно лежащего в их природе, но затаенного в более спокойные времена. Страх, таким образом, вопреки намерениям, срывал защитные покровы с истинных мотивов.

— Сэр Оливер! Я в восторге, что вы пришли, — сразу же объявила Зора, — и я взяла на себя смелость пригласить барона Стефана фон Эмдена. Я сэкономила вам время ожидания — ведь вы все равно пригласили бы его к себе, а вы, я уверена, очень занятой человек. Если вы захотите переговорить с ним наедине, у меня найдется для этого подходящая комната. — И она повела юриста по довольно скучно и казенно обставленному вестибюлю в помещение с таким необыкновенным убранством, что у гостя невольно перехватило дыхание. На дальней стене висела гигантских размеров шаль — золотисто-пурпурного, густо-коричневого и совершенно черного цветов. Шаль кончалась длинной шелковой бахромой из хитроумно вывязанных кистей. На столе черного дерева стоял серебряный самовар, а на полу было разбросано несколько медвежьих шкур, тоже коричневого, но мягких оттенков, цвета. Красная кожаная кушетка была завалена подушками с разными вышитыми на них узорами.

Около одного из двух высоких окон стоял молодой человек с каштановыми волосами и обворожительным лицом, которое в данный момент было очень озабоченным.

— Барон Стефан фон Эмден, — сказала Зора почти небрежно, — сэр Оливер Рэтбоун.

— Здравствуйте, сэр Оливер. — Стефан поклонился, перегнувшись в поясе, и свел каблуки вместе. — Я испытал огромное облегчение, узнав, что вы собираетесь защищать графиню фон Рюстов. — По его лицу было ясно, что сказал он это искренне. — Ситуация чрезвычайно сложная, и я буду рад оказать вам всемерную помощь.

— Спасибо, — принял это предложение Рэтбоун, не зная, простая ли это любезность или друг графини действительно может помочь. Вспомнив, как искренна была сама Зора, он тоже заговорил прямо. Впрочем, в этой комнате, с таким необычным убранством, и невозможно было что-то утаивать. Требовалось одно: или проявить совершенную честность, невзирая на последствия, или в страхе отступить и ни во что не вмешиваться. — Вы верите, что принцесса виновна в убийстве мужа?