Евреи, которых не было. Книга 2 - Андрей Буровский

То есть все правильно — никакой специальной неприязни к евреям у императоров и их окружения пока нет. Павел I отклонил просьбы купцов-христиан о выселении евреев из Ковно, Каменец-Подольска, Киева, Вильно. По мнению купцов, «евреям дана воля возрастать над христианами», но Павлу, видимо, плевать, кто над кем «возрастает», или же он просто верит в таланты купцов-христиан.

Павел признал право хасидизма на существование. Павел помогал бердичевским евреям, когда князь Радзивилл, на земле которого они жили, стал сдавать в аренду синагоги. «Чтобы иметь свое богослужение, долженствуем платить деньги тем, кому князь отдает в аренду нашу веру», — жаловались евреи. Возможно, со стороны Радзивилла это была воспитательная мера либо рафинированная месть. Но император-то поддержал евреев!

ИЗУЧЕНИЕ ВОПРОСА

Так что уже до Павла как-то сам собой завязался основной узел проблем: появилась черта оседлости, евреев стали выделять как особую религиозную группу, на которой не худо бы погреть руки. Но пока еврейского вопроса никто не изучает, и он даже не вполне осознан как какой-то особый вопрос. Первые попытки разобраться в свалившейся на Российскую империю проблеме начались во времена Павла, в связи с охватившим Белоруссию голодом.

В 1800 году в Белоруссию послан Гаврила Романович Державин, и в результате его поездки появилось на свет «Мнение об отвращении в Белоруссии голода и устройстве быта Евреев» — первая попытка системного анализа ситуации.

Приехав в Белоруссию, Гаврила Романович обнаружил «самый сильный голод, что питались почти все пареною травою с пересыпкою самым малым количеством муки или круп». От такой еды крестьяне «тощи и бледны, как мертвые». Первые его действия — спасти этих и правда очень бедствующих людей. «В отвращение чего (массовой смерти от голода. — А.Б.), разведав, у кого у богатых владельцев в запасных магазейнах есть хлеб», стал от имени правительства брать этот хлеб взаймы и раздал бедным. А имение одного польского графа, «усмотря такое немилосердное сдирство», приказал взять в опеку.

«Услыша таковую строгость, дворянство пробудилось от дремучки или, лучше сказать, от жестокого равнодушия к человечеству: употребило все способы к прокормлению крестьян, достав хлеба от соседственных губерний. А как…чрез два месяца поспевала жатва, то… пресек голод» [10, с. 690–691].

Местных дворян Гаврила Романович привел «в такой страх» что те «сделали комплот, или стачку» и написали на Державина «оклеветание к Императору», — это имеет смысл отметить.

Одолев голод — к осени он был уже не страшен, — Г. Р. Державин продолжал изучать проблему и пришел к выводам не очень утешительным: что тамошние крестьяне «ленивы в работах, не проворны, чужды от всех промыслов и нерадетельны в земледелии». Их обычная, из года в год, пища: «едят хлеб не веяный, весною колотуху или из оржаной муки болтушку» [10, с. 691–692].

Летом и того лучше: «довольствуются с небольшой пересыпкою какого-нибудь жита, изрубленными и сваренными травами… так бывают истощены, что с нуждою шатаются» [10, с. 263].

«По собрании жатвы неумеренны и неосторожны в расходах: едят, пьют, веселятся и отдают Жидам за старые долги и за попойки все то, что они ни потребуют; оттого зимою уже обыкновенно показывается у них недостаток. Не токмо в каждом селении, но в иных и по нескольку построено владельцами корчем, где для них и арендаторских жидовских прибытков продается по дням и ночам вино… Так выманивают у них Жиды не токмо насущный хлеб, но и в земле посеянный, хлебопашенные орудия, имущество, время, здоровье и самую жизнь» [11, с. 263–264].

Говоря попросту — крестьяне все на свете пропивают. А «Жиды, ездя по деревням и особенно осенью при собрании жатвы, и напоив крестьян вместе с их семействами, собирают с них долги свои и похищают последнее нужное их пропитание» [15, с. 265], «пьяных обсчитывают, обирают с головы до ног, и тем погружают поселян в совершенную бедность и нищету» [11, с. 287].

«Сведав, что Жиды, из своего корыстолюбия, выманивая у крестьян хлеб попойками, обращают оный паки в вино и тем оголожают», Державин даже «приказал винокуренные заводы в Лёзне запретить».

Надо отметить, что, старательный разведчик, Державин «собрал сведения от благоразумнейших обывателей, от дворян, купцов и поселян все, что они знают относительно Жидов, их промыслов, обманов и всех ухищрений и уловок, коими… оголожают глупых и бедных поселян и какими средствами можно оборонить от них несмысленную чернь, а им доставить честное и незазорное пропитание… учинить полезными гражданами» [11, с. 263].

Так что досталось в его «Мнении…» и помещикам, которые «не домостроительны, управляют имениями не сами, но через арендаторов». Аренда короткая — на год, два, три, и арендатор торопится: «многие любостяжательные арендаторы…крестьян изнурительными работами и налогами приводя в беднейшее состояние и превращают в бобыли» [15, с. 264].

Некоторые «помещики, отдавая на откуп Жидам в своих деревнях винную продажу, делают с ними постановления, чтобы их крестьяне ничего для себя нужного нигде ни у кого не покупали и в долг не брали, только как у сих откупщиков, и никому их своих продуктов ничего не продавали, как токмо сим Жидам же откупщикам… дешевле истинных цен».

Так помещики и евреи совместными усилиями «доводят поселян до нищеты, а особливо при возвращении у них взаймы взятого хлеба… уже конечно должны отдать вдвое; кто же из них того не исполнит, бывают наказаны… отняты все способы у поселян быть зажиточными и сытыми» [11, с. 264].

При этом курят вино в Белоруссии все: владельцы земель — сами помещики, шляхта, попы, монахи и жиды. Очень важная деталь: практически все некрестьянское население занято этим — перегонкой зерна на водку, вовсе не одни евреи. Что меня особенно радует, так это зрелище сельского батюшки, гонящего вино и снабжающего доброй чаркой прихожан (после чего еще смеет поносить гадов-жидов).

В своем «Мнении…» Гаврила Романович очень подробно расписывает, как надо вырвать ядовитое жало у этих виноторговцев: запретить торговать вином с апреля по октябрь, то есть пока идут сельскохозяйственные работы; запретить торговать вином ночью; запретить торговать вином, пока будет идти церковная служба. Одним словом, всячески ограничивать продажу водки по времени. Кроме того, надо запретить торговать водкой евреям.

О евреях говорится ничуть не менее подробно. Гонимое племя предполагается удалить из сельской местности: часть поселить в городах, часть превратить в земледельцев. Гаврила Романович, истинный птенец гнезда Екатерины, тоже радеет о заселении Новороссии, а что у евреев может быть какое-то свое мнение об этом — ему и в голову не приходит.

Судя по всему, Державин вполне искренне верит, что «многочисленность их (евреев) …по единой только несоразмерности с хлебопашеством совершенно для страны сей тягостна» [10, с. 326].

Это при том, что Державин очень реально оценивает ситуацию: «трудно без погрешения и по справедливости кого-либо строго обвинять. Крестьяне пропивают хлеб Жидам и оттого терпят недостаток в нем. Владельцы не могут воспретить пьянства для того, что они от продажи вина почти весь свой доход имеют. А и Жидов в полной мере обвинять не можно, что они для пропитания своего извлекают последний из крестьян корм» [10, с. 133].

Видит он, и что редкий помещик признается: «ежели их выслать из его владений, то он понесет немалый убыток» [10, с. 326], и сам же писал, что евреи многих голодающих крестьян снабжали хлебом — пусть не бескорыстно, но ведь снабжали!

Тем более, кто-кто, а Гаврила Романович знает: помещики-то не давали крестьянам хлеба, пусть в долг, и открыли свои запасные «магазейны» только после решительных действий чиновника из Петербурга. Да и то — с перепугу поделились хлебушком (тоже ведь, кстати, не бескорыстно), а потом еще накатали на Державина жалобу в Петербург!

Как будто он все видит довольно жестко, Гаврила Романович, в том числе видит и то, что с торговли водкой вовсе не пухнут евреи от сказочных доходов. Но настроен решительно — выселить из деревень, от торговли водкой отстранить, переселить в Новороссию.

И ведь Державин — никак не пресловутый антисемит (понять бы еще, что это вообще такое), не принципиальный враг евреев. За что именуют его «фанатичным юдофобом» в еврейских кругах, и на каком основании сообщено, что «приписал в официальных документах бедность белорусских крестьян всецело евреям» [8, с. 112–113], — не ведаю. Читатель уже знает, что Державин вовсе не считал евреев единственными «спаивателями» крестьян и в нищете белорусского мужика винил еще и помещиков, да и самих мужиков.

С евреями Державин тоже общался, и совершенно незаметно, чтобы относился к ним плохо или как-то свысока. Беседовал он с Ильей Франком, еврейским просветителем, получившим образование в Берлине. Илья Франк посвятил Державина в идеи «берлинеров» о том, что кагальная верхушка исказила истинный смысл вероучения, «ввела строгие законы с целью обособить евреев от других народов», и что в последние века «нравственный характер евреев изменился к худшему». Что надо просвещать евреев, учить их тому же, чему и христиан, и одновременно писать и переводить хорошие книги на иврит.