Осада (СИ) - Кирилл Берендеев

Тем временем, Семен, получивший выучку в частях ФСО, оттер от моего тела нескольких особенно рьяных. Однако, народ неожиданно начал множится, будто материализуясь из расплавленного воздуха. Шум и гам, вкупе с невыносимым смогом, от которого я, защищенный и дома, и на работе, и в машине надежной охраной кондиционеров, давно отвык, произвели пренеприятное действие – мне стало дурно. Голова, и так с утра чугунная, закружилась, я вцепился в кого-то из горожан, он нервно стряхнул меня со своей рубашки и громко брякнул: «Да он же пьяный, кажись». По толпе точно ток прошел – кольцо вокруг меня напряженно сжалось, тут уж спешившие на помощь милиционеры вряд ли бы помогли.

Я достал из нагрудного кармана рубашки корочку, помахал ей. И произнес, пытаясь смотреть в глаза первому встречному, только чтоб не упасть ему под ноги:

– Помощник президента Артем Торопец. Прибыл из Москвы разобраться в текущих делах. Немедленно пропустите.

Толпа пошатнулась, поехала в стороны. Я вздохнул полной грудью, закашлялся с непривычки и продолжил:

– Кладбище сегодня открыто не будет. По техническим причинам. Так что расходитесь, не мешайте работе.

Странно, толпа, увеличившаяся за эти минуты раз в пять, расходиться не спешила, напротив, число туземцев только росло. Среди собравшихся пошел какой-то странный ропот, спустя минуту выразившийся в вопросе:

– А вы по нашим делам приехали или административным?

– Я прибыл по личному указанию Дениса Андреевича. Разобраться в вашей ситуации, и как только разберусь…

Вот тут начался гвалт. Каждый воспринял мой ответ на свой счет и торопился ознакомить меня с делами, касавшимися оного аборигена, его нелегкой долей, и долговременной войной то с коммунальщиками, то с собесом, то с приемной горсовета. Я понял, что, ляпнув лишнее, попал в дурацкую историю. Вот приехал барин. Барин всех рассудит.

– Хорошо, – решительно произнес я оглядываясь нервно. Передо мной уже колыхалось людское море, – я прибыл всего на пару часов. Так что сейчас напишите заявления по форме и сдавайте вот им, – я кивнул на милиционеров. – Я прочту по дороге и передам Денису Андреевичу.

Передо мной уже возник план, связанный с этими заявлениями. Очень неплохой план, учитывая постоянный рост доверия к Денису Андреевичу со стороны потенциального электората, которого погонят на выборы весной следующего года.

Толпа рассредоточилась. Кто-то недовольно забурчал.

– Что, подписываться надо?

– Обязательно.

Какая-то неловкость возникла. Народ в массе своей решил сдавать мне анонимки.

– Вы уедете, а нам здесь еще жить и жить, – донеслось из самых дальних рядов.

– Денис Андреевич прочтет и разберется, кому здесь жить – вам или вашему начальству. Кто у нас ваше начальство выбирает – вы или он?

Подействовало. Народ занялся доносами, а я благополучно прорвался на кладбище. Там меня уже встречали двое из УФСБ по Ярославлю. Молодые парни, моего возраста, в штатском, но почему-то в черных костюмах, будто отстали от какой-то процессии. Прели в них, наверное, невероятно. Я пожал руки, представился еще раз, попросил показать и уточнить, где сторожа и корреспондент. Оба переглянулись.

– Корреспондент у нас, дает показания. Если хотите, можете затем подъехать, переговорить с ним. А сторож, он тут один, как вам сказать… словом, еще в себя не пришел. После ночных видений.

– Так, где он?

– В вытрезвителе под нашим контролем. Как придет в себя, мы дадим вам знать.

Я заглотал еще две таблетки и последовал по темным аллеям кладбища. Вели меня недолго – уже на следующем повороте показалась изувеченная плита некоего Васнецова, умершего два года назад. Вокруг царил порядок, соседние памятники в порядке, но эта плита была сорвана с места, ограда изуродована, а место захоронения – как лучше объяснить? Его как будто взорвали. На месте могильного холмика на метр вглубь уходила воронка, вокруг комья разбросанной земли, куски досок, вероятно, от крышки.

– Как мы вам уже докладывали, очень похоже на взрыв. Что странно, так это выбор могилы, – младший по званию, осторожно перелез через погнувшуюся оградку, и отряхнул брюки.

– Кто он такой, вы не уточняли?

– Минутку, сейчас сделаем запрос. Мы пока других проверяли, с нерусскими фамилиями, – лейтенант достал из кармана мобильный. Через минуту стали поступать данные. – Васнецов, Игорь Васильевич, сорок девятого года рождения, местный житель, работал учителем географии в школе №24, с семьдесят второго года и до момента смерти. Скончался от обширного инфаркта. Антиобщественного поведения за ним не замечено. К уголовной и административной ответственности не привлекался.

– Обычный человек. Сколько ему… шестьдесят было на момент смерти, немного. Пьющий?

– Нет. Я же говорил, в вытрезвитель не забирали, милицию домой не вызывали, – теперь я догадался, что они подразумевали под антиобщественной деятельностью. Мне почему-то показалось, экстремизм. Но это уже сила привычки. Хотя у них должна была сформироваться та же подозрительность, наверняка, сперва прогнали через свою базу. – Мы сейчас восстанавливаем картину происшествия, надо сказать, единственная зацепка – годы смерти. Выбирали только тех, кто похоронен от трех лет до нескольких дней. Даже вчерашние могилы тронули.

– Сколько вчера было захоронено?

– Трое. И всех вскрыли вот таким диким способом. Можете взглянуть, участок будет как раз за поворотом.

– А всего могил вскрыто?

– Девяносто три. Еще не все кладбище осмотрено, ведь есть же подхоронения, а иной раз и они тоже…

– Подозреваете бритоголовых?

– Сперва подозревали. Пока не проверили фамилии захороненных. Девяносто процентов русских, а остальные – любой национальности, из тех, что здесь проживают. Есть даже два вьетнамца. Мы предполагаем возможность заблаговременной подготовки.

– А как вы это себе представляете? Приходить каждую ночь, бурить свежие могилы… или может взрывчатку в течение последних лет прям в гробы закладывали?

Оба переглянулись, не зная, шучу ли я.

– Если вы настаиваете, проверим здешнее бюро ритуальных услуг, с кем работало, на кого, чья крыша, всех работников за последние годы.

– Тоже ищете грузинский след?

Старший пожал плечами.

– Сейчас все его ищут. Грузины они такие – как ни высылай, непременно кто-то останется. Здесь работал один Адамидзе, замдиректора кладбища, но после абхазского конфликта вынужден был уволиться.

– Тогда как объяснить тоже на другом кладбище?

– Да проще некуда – эта фирма монополист в Ярославле и области.

– Но не в Хабаровске.

– А что в Хабаровске?

Оба парня сделали лишний шаг и повернулись ко мне. На лицах сосредоточенность, чувствуется, что они сразу все ухватили и теперь оценивают масштаб.

– Тоже самое, что здесь. Вандализм. И примерно в тех же масштабах, и тоже на новых захоронениях.

– Я понял, – это уже старший. – Мы проверим Адамидзе. Для грузин кумовство настолько естественно, что даже такому удивляться не приходится. Тем более, учитывая, что они всюду пролезть могут. И своих протащить, даром, мы их три года вытряхнуть из России пытаемся.

– Так они двести лет сюда наезжали, – усмехнулся я. И тут только обратил внимание на памятник, стоявший неподалеку. Вернее, на дату смерти, случайно выхваченную глазом из череды других дат, и спустя какое-то время, совсем недолгое, бросившуюся в глаза своей несуразностью.

– Подождите. Ну-ка посмотрите вот сюда. На Киселева.

Оба синхронно повернули головы по направлению моего пальца. Небольшой гранитный памятник, овал эмали с лицом молодого человека. Киселев Олег Георгиевич, девяносто третьего года рождения. Умер год назад. Надпись под датами «Прости нас, сынок». Обычная, ничем не примечательная могила, если б не крупные числа, выбитые в граните, прошел бы мимо, не обратив внимания.

– Его не тронули, – заметил я. – Поищите, кто это.

– Ученик десятого класса, сорок второй спецшколы города Ярославля с углубленным изучением английского языка. Полных шестнадцать лет. Покончил с собой из-за развода родителей. Обычный парень, правда, из благополучной семьи. Отец владеет мастерской шиномонтажа. Мать работала в мэрии. Сейчас уволилась, сразу после смерти. На текущий момент… минуточку, она тоже умерла. Три месяца назад. Покончила с собой, приняв дозу снотворного, откачать не успели. В предсмертной записке сказано, что вся вина на смерти Олега лежит именно на ней.

– Где ее могила?

– Дальше. Я так понимаю, ее не подхоронили не случайно. Видимо, отец паренька… – оба остановились, как вкопанные.

Покосившийся железный крест с датами, написанными кладбищенской службой ритуальных услуг, взрытый холмик, разбросанные комья земли.