Одна и навсегда (ЛП) - Лим Брионес

– Если пицца-лицо не хочет рисовать меня, это не значит, что никто другой не будет, верно?

– Верно, – соблазнительно проворковала Сара.

Патрик застонал, вызывая очередной всплеск моего раздражения. Я стиснул зубы и сел прямо напротив него. Нарочно расстегнул верх рубашки и соблазнительно улыбнулся.

– Всего тебе хорошего, мальчик-пицца.

– Посмотри сюда, Джесс, – окликнула меня Сара.

Я повернулся автоматически, услышав свое имя. Мои глаза расширились – Сара сняла какую-то странную армейскую куртку, открыв очень тонкую кофточку. Не отводя глаз, она провела языком по губам и подмигнула мне.

Серьезно?

Рокки громко откашлялась.

– Джесси, можешь посмотреть мне в глаза? Я хочу увидеть тебя под другим углом.

Собственнический тон Рокки был одновременно застенчив и сердит. Недолго думая, я повернулся лицом к другу.

– Эй! Теперь я не могу его видеть! – запротестовала Сара.

Я проигнорировал ее и сосредоточился на больших глазах Рокки. Хотя ее мольберт закрывал остальную часть лица, могу поспорить, что оно отличалось обычным румянцем, который я так полюбил. Всякий раз, когда я смотрел на нее – во всем мире оставались только мы двое. Вскоре другие студенты стали просто фоном на заднем плане.

Глава 3

– Я дома! – крикнул я.

Не знаю, почему каждый раз объявляю о своем возвращении со школы. Может быть, чтобы дать матери шанс спрятать очередную бутылку виски, которую она лила себе в глотку? Или, может быть, мне очень хотелось услышать, как она в ответ спросит, как прошел день. Да, я знал, что последнее никогда не произойдет.

– Мам?

Я застонал, когда аромат текилы ударил в нос. Она бралась за бутылку «Jose Cuervo»6 только в особенно плохие дни.

– Ты вовремя появился! – закричала она.

Да, определенно плохой день.

Я пошел на хриплый голос в наше логово и застонал, увидев – моя мать закуривала еще одну сигарету. Рядом с ней на столе стояла грязная чашка, до краев наполненная пеплом и окурками.

Я неуверенно прошелся по комнате, стараясь изо всех сил не обращать внимания на бардак вокруг. Я проигнорировал стопку газет, которая валялась на полу. Проигнорировал опорожненную бутылку у ее ног. Я даже проигнорировал две пустые пачки сигарет, брошенные на наш заляпанный диван. По крайней мере, пытался.

– Знаешь, очень опасно курить рядом с бумагой. Или ты пытаешься сжечь это место дотла? – я зарычал, убирая беспорядок.

– Следи за языком, мальчик. Ты был занозой в моей заднице с того самого дня, как я помочилась на тест для беременных! И мне не нужно, чтобы ты, умник, указывал, что делать! – Она снова затянулась сигаретой и с отвращением посмотрела на меня. – Я твоя мать, помнишь?

– Тогда почему бы тебе не вести себя так хоть иногда? – огрызнулся я, уходя на кухню. Резкий звук заставил меня повернуться. Крошечные стеклянные осколки разлетелись по всему полу. – Какого хрена?

Мать вскочила со своего места и бросилась ко мне с кулаками.

Хрясь.

Еще один удар в лицо.

Только этот был гораздо больнее, хоть и не настолько сильный, как от Дуайта.

Я вздрогнул, и знакомый комок печали и гнева опустился куда-то в живот. Мама немного покачивалась, явно была в ярости. Ее грудь вздымалась, силясь вдохнуть глубже. Видит Бог, в ее легких был только черный пепел.

– Лучше следи за своим языком, тупой ублюдок! – воскликнула она, хватая ртом воздух. – Ты бы в канаве сдох, если бы я за тобой не следила. – Она отклонилась в сторону, почти падая на наш китайский шкаф. Мстительная часть меня жаждала увидеть, как она ударится лицом о стекло. Но, конечно, я не мог этого не позволить и поймал ее, прежде чем она упала. К сожалению, вместо благодарности, она подняла глаза и нахмурилась. – Убери от меня свои грязные руки! Мне не нужна твоя помощь.

– В чем, черт возьми, проблема? Я только забочусь о тебе и... люблю тебя. Почему ты всегда на меня нападаешь?

– Мы никогда не хотели детей, и вдруг появился ты. – Тон ее голоса был низким и жутким.

Это напомнило мне убийцу, дразнящего свою жертву перед тем, как наброситься. Вырвав руку, она ухитрилась доковылять до своего залитого пивом кресла и плюхнуться.

– Есть такое слово – предохраняться. Или в твоем случае, может быть, вообще стоило воздержаться, – прорычал я.

Она обиделась.

– Ты всегда был занозой в моей заднице. Ты когда-нибудь задумывался, почему твой отец бросил нас? Из-за тебя!

Я прикусил язык, борясь с желанием напомнить ей, что не я был накачан наркотиками каждый час, и не я тратил наши сбережения на виски. Папа ушел, потому что мама предпочла ему бутылку, но она никогда этого не поймет.

Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, я сузил глаза и сказал:

– Почему ты просто не прервала беременность? Если я был для тебя таким нежеланным, можно было просто пойти в бесплатную клинику и покончить со мной.

Она посмотрела мне прямо в глаза.

– Хотела бы я.

Еще один удар в живот. Я стоял, ошарашенный, не зная, как реагировать.

После мать нарушила тишину, пихнув что-то мне в грудь.

– Вот. От твоего отца. – Она сказала слово «отец», как если бы говорила о мышах или еще какой-то гадости.

– Это то, о чем я думаю? – Я посмотрел и взял синий конверт.

– Черт возьми, откуда я знаю. Вероятно, еще одна из его «важных карточек». У тебя день рождения или что?

Конечно, собственная мать не знала о моем дне рождения.

– Нет, – поджал я губы.

– Ну, могу поспорить, что это любовное письмо, – хихикнула она. – Кто будет любить тебя?

– Есть кто дома? – из коридора раздался голос Рокки.

Должно быть, я оставил дверь открытой. Ее появление не могло быть более удачным.

Я повернулся к матери и ухмыльнулся.

– Кто-то.

Громко фыркнув, она нахмурилась.

– Это только вопрос времени, пока она не поймет, какой ты мусор. Дай срок. Ты скоро затащишь ее в свое болото.

– Ты уверен, что мне можно находиться здесь? – Рокки нервно метнула глазами. Она отодвинула свою сумку и доску для рисования, прежде чем сесть на мой матрас. – Мне кажется, я здесь лишняя.

Лишняя на моей кровати?

Я сглотнул.

– Ты знаешь, что тебе здесь всегда рады.

Всегда.

– Но твоя мама...

– Нас это не касается. – Я взмахнул синим конвертом в воздухе и вздохнул.

Каждые несколько месяцев отец посылал деньги и открытку, которая всегда заканчивалась одной и той же строкой: «Позвони мне».

Я никогда не звонил.

– Разве ты не собираешься открыть его? –Тон Рокки был приглушенным.

– Нет, я уже знаю, что там. Какой в этом смысл?

– Но я не знаю, что это, а мне очень интересно! – Она наклонилась и попыталась вырвать конверт, но я был слишком быстр.

Смеясь, я пожал плечами и щелкнул посиней бумаге.

– Это просто карточка с деньгами. Ничего особенного.

– Ничего особенного? – она ахнула, сведя пальцы вместе. – Жаль, что у меня нет свободных денег. Знаешь, сколько принадлежностей для рисования я бы купила на это?

– Вот. Возьми его, – ответил я, кидая конверт ей на колени.

В ужасе, она подняла его и бросила обратно.

– Мне не нужны твои деньги! Чувствую себя проституткой.

– Для этого тебе придется переспать со мной. – Мой смех утих, когда я понял, насколько неуместна шутка, особенно учитывая выражение ужаса на лице Рокки. Она облокотилась спиной на стену и схватила подушку, неловко потянув за оторванную нитку. Она избегала моего взгляда. – Да, это было немного глупо. Прости?

Рокки пожала плечами и не сказала ни слова, хотя, судя по складке на лбу, глубоко задумалась.

Мой взгляд снова упал на конверт. Возможно, если очень сильно захотеть, слова «я сделал ошибку и возвращаюсь домой» были бы написаны на карточке вместо обычного «позвони мне». Конечно, этого бы не случилось. У нас никогда не будет другого шанса снова стать семьей. Мы никогда и не были семьей, с самого начала не были.