Славянорусский корнеслов - Шишков Александр Ардалионович

Но мы продолжим наши рассуждения. Древность языка и забвение многих первобытных названий не позволяют нам при каждом слове найти начало его и причину. В слове, например, камень, мы не видим, или не добрались еще до коренной причины, по которой он так назван, и потому почитаем его первобытным словом, имеющим одно только ветвенное значение. Но в слове, например, медведь видим два значения, ветвенное и коренное; первое представляет нам известного зверя, а второе, что зверь сей ведает, где мед, ищет его, любит им питаться.

Иностранцу, хотя бы и сказать значение слова медведъ, но когда не известны ему слова мед и ведать, то он знал бы одно ветвенное его значение, не зная коренного. Итак, по тем словам, начало которых нам неизвестно, мы можем в языке своем назвать себя иностранцами.

Богемцы от ошибки в произношении переменили букву м в н, и вместо медведь пишут nedwed. Следовательно, слово их, потеряв коренное значение, осталось при одном ветвенном.

Сразу приметен смысл во многих простых словах, например, в ягодах черника, голубика, по цвету их; земляника, потому что низко к земле растет; костяника, потому что имеет в себе косточки; бич, потому что им бьют; темница, потому что в ней темно; корабль, потому что образом своим походит на короб.

Но есть и такие слова, в которых коренное значение затмевается ветвенным, иногда от изменения какой-нибудь буквы, например, масло, весло (вместо мазло от мазать, везло от везти); иногда от сильного устремления мысли нашей на одно ветвенное значение, так что коренное при нем забывается. Под словом голубь разумеем мы птицу, получившую название от голубого цвета перьев своих. Но увидев той же породы птицу с перьями иного цвета, можем сказать: белый голубь. То есть об одном ветвенном значении помышляем, как бы забывая коренное, которое бы не позволило нам голубое назвать белым.

Многие совсем не сходные между собой вещи могут коренное значение иметь одинаковым: имена свинец и синица в ветвенном значении превеликую имеют разность; но в коренном никакой, поскольку оба произведены из понятия о синем цвете. (Свинец есть испорченное из синец).

Итак, ветвенное значение каждому в языке своем известно, а коренное открывается только тому, кто рассуждает о началах языка. Всякий, например, знает слово гриб, но почему он назван так, доберется только тот, кто станет рассматривать корень грб, сличая слово сие с другими, тот же корень имеющими ветвями погреб, гроб, гребень, горб. Тогда увидит, что погреб, гроб, гребень не представляют ничего сходного с грибом, и потому не могли подать мысли к такому названию. Но горб и гриб имеют великую между собою соответственность, поскольку верхняя часть гриба, шляпка, действительно горбата. Итак, от понятия о горбе произведено имя гриб. Богемец из того же hrb (горб) произвел две ветви hrib и hreb, из которых hrib значит у него то же, что и у нас гриб, а под второю hreb разумеет он то, что мы называем гвоздь. Сходство сих предметов дало ему повод назвать их одинаково, изменив только одну гласную букву.

При сличении славенских слов с иностранными не довольно явного сходства букв и значений, как например, английское brow и славянское бровь, немецкое grabe и славенское гроб, шведское sister и славянское сестра, французское sel и славянское соль. Подобные слова, хотя и показывают некоторое сходство между всеми языками, но их не так много, и притом, сие не поведет нас к познанию, каким образом от одного и того же языка расплодились столь многие и столь различные между собою наречия.

Примечатель. Заметьте, сколь это важно для понимания истинной науки о языке! В миру вечно учили и учат, что корень — неизменяемая часть слова, причем, по буквам, написанию, а не по глубинному смыслу первоначального понятия. То есть учат чисто формально, в обрезанном виде. Шишков же каждый корень связывает с первосмыслом от первослова. И по значению однокоренных ветвенных слов всегда находит корень, даже в одной оставшейся букве, и даже когда ее нет, пропала, то возвращает ее в язык, словно отца — детям. Что может быть важнее, чем находить первые богоданные смыслы и связывать их с корнями, пустившими ветви словесные?

Родные корешки и слова-эмигранты

НАУКА, с ветвями учить, учение, учитель, научаться. По смежности понятий и близости выговора букв кйх могло измениться из науха, ибо главным образом приобретается посредством уха или слышания. Навык, хотя и делает для нас дикими слова тушиться, ушителъ вместо научиться, учитель, однако рассудок не может не согласиться, что научиться есть наслышаться, и что учитель есть не иной кто, как внушителъ или наставник ума нашего чрез наши уши.

СЛОВО. Слово, члово, логос. Греческое логос, хотя далеко отходит от семейства, однако коренное ел в себе заключает; особливо если средний слог го переставить наперед, то выйдет славянское голос, которое с названием слово имеет ту смежность, что слово без голоса не может быть произносимо.

Да и в нашем языке речение в молитве услыша глас мой значит услыши слово мое.

В человеке отличительное от прочих тварей свойство есть дар слова. Отсюда название словек (то есть словесник, словесная тварь) изменилось в цловек, чловек и человек.

Имя славяне сделалось из славяне, то есть словесные, одаренные словом люди.

Разберем другое семейство, означающее слово:

ворд английское,

ворт немецкое,

орд датское,

орт шведское,

воорд голландское.

Имена сии могли пойти от славянского говорить и значить то же, что говор или слово. Если отбросить слог го, то воритъ весьма близко подойдет к словам ворт, ворд, орд. Латинское verbum, испанское verbo, французское verbe также отсюда произошли. Если из говорить произвесть говорьба (вместо разговоры, говорение) и откинуть го, то ворба с verbo будут совершенно сходны между собой. Притом слог го в говорить не составляет корня, который заключен в буквах ор. У нас простонародное орать приемлется в смысле шуметь, говорить громко. Глаголами урчать, ворчать, журчать, рычать изъявляются также разные гласоизменения.

Также иноязычные от сего корня ветви латинские и других языков:

oraculum (оратор, провозвестник);

orator (оратор, простонародное краснобай);

orchestre (место заседания, где рассуждают о делах, а также, где играют на орудиях, инструментах);

oramentum (молитва);

organium (орган). Наш варган отсюда же происходит. Варган — простонародное музыкальное орудие: согнутая железная полоска, со вставленным внутри стальным язычком. Варганить — шуметь, стучать.

ordinatio (порядок, учреждение, но и приказание, повеление). Мы и другие народы в таком значении говорим ordre, ордер.

Примечатель. Продолжим размышлять, сравнивая наши слова с подобными им чужаками, и заметим впервые в своем языке слова-эмигранты. Когда-то они уехали, то есть были скопированы в инязы, пожили там вдоволь, а в эпоху мерзкого евро-подобострастия верхов наших вернулись домой. Вернулись сильно опущенными и обезображенными. Ведь католическая Европа тыщу лет исполняла Люциферу, своему просветителю-ангелу света, ораторию под визг и ор железных органов, чтоб поднять из мертвых свою веру. Однако наши просвещенные (инязами же) уши и умы, по сей день воспринимают чужаков много значительнее родных слов-родителей. Отсюда и корень отечественной погибели: самые бредовые советы иностранцев выслушивают, как живую истину.