Женихи и невесты или кое-что про любовь. Сказка и жизнь - Анатолий Иванов

Елизавета. Ну что вы!

Мошкина. Вы мне покажете здешнее ателье? Я платьев пяток у вас сошью.

Елизавета. Ну что вы? Это я сама…

Мошкина. Ох, Елизавета Феофановна! Вы извините, но я вас тогда попрошу… Поэтсклуатирую.

Елизавета. Павла Петровна… мне доставит удовольствие.

Трофим. Кто о чем, а женщины о платьях. Да, Павла Петровна начинает снова становиться женщиной. У нее, понимаете, трагедия — три года назад умер ее муж. Ее отец — известный профессор хореографии Петр Леопольдович Мошкин… Слышали, надеюсь?

Лупандин. Простите, не приходилось. В столице редко бываем.

Елизавета. А я, кажется, знаю. По телевизору показывали… Такой, с симпатичным бантиком на горле… палочкой махал… этой, хореографической. Не он?

Трофим. Возможно, возможно. Он часто по телевизору маха… простите, выступает. Да, так вот, ее отец попросил меня: возьми, говорит, Пашеньку с собой в командировку, пусть мир посмотрит. Развеется. И вот, ездим.

Мошкина. Да, спасибо Тимчику. Он меня развеял. Жизнь, кажется, возвращается.

Елизавета. Ну, что же мы! Поехали. Вам с дороги отдохнуть надо. Трофим Евгеньич! Павла Петровна. Будьте любезные.

Лупандин. Да, прошу. У меня — машина.

Уходят, пропуская вперед Мокшину и Трофима.

Елизавета (Лупандину, в дверях). Нерон… Женщина-то какая! Сколь тебе бобылем жить.

Лупандин. Ты выдумаешь еще.

Елизавета. Неро-он! Ты слушай, что я говорю! А я чую, чую, вот не быть мне Елизаветой Господи, сразу ведь можно в Москву! Нерон, это твоя судьба! (Уходит).

Клава. Уф! Пока, вроде, все хорошо.

Гриша (задумчиво). Где же я этого типа встречал? (К Клаве). Клавочка! Я хочу объяснить тебе с этим… (Трет щеку).

Клава. Не надо объяснений. (Идет прочь).

Гриша. Клава, Клава… Ну, а как же с билетами? Покупать?

Клава. Покупай. (Уходит).

Гриша. Так… Теперь, товарищ милиция, разберемся в обстановке. Будем рассуждать диалектически. Я люблю Клаву, это бесспорно. Колька любит Клаву — это тоже бесспорно. К сожалению, кого любит Клава — это неясно. Но кажется, подавала мне надежды. Теперь подавать не будет — она думает, что я целовался с Елизаветой и Галкой. Галка любит Кольку. Колька любит Клаву… (Берется за голову). Тьфу, черт все перепуталось. (Пауза). Но если Колька любит Клаву, почему он целуется с Галкой? И если Клава думает, что я целовался с Галкой или, тем более, с Елизаветой, почему она все-таки сказала, чтобы я покупал в кино билеты? (Пауза). Вся диалектика полетела вверх тормашками.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Вечер. Открытая веранда дома Лупандина, выходящая в сад. В саду стол. Лупандин, Елизавета, Трофим и Мошкина пьют чай. На Мошкиной — платье с большим вырезом.

Мошкина. Разрешите, я похозяйничаю. (Разливает чай). Нерон Феофаныч, вам покрепче? (Чуть не наваливается на Лупандина).

Лупандин (отстраняется). Да, да, лейте.

Мошкина. Ах, как у вас здесь чудно! Не то, что на нашей даче. Правда, Тимчик?

Трофим. Да, конечно. У нас, в Подмосковье, природа скромнее.

Мошкина. Век бы отсюда не уезжала.

Елизавета (многозначительно толкает Лупандина). Кушайте, кушайте, Трофим Евгеньич. Павла Петровна! Чем, как говорится, богаты. А коли нравится — отдохните недельку-другую. В Москве-то сутолка одна, под ногами — камень. А у нас — вот он, лес! Грибов нынче-е! В воскресенье за грибами сходим!

Трофим. Это же идея! Я черт знает сколько не был на лоне природы! Все заседания, совещания. То в управлении, то в министерстве.

Лупандин. Как вам наша фабрика?

Трофим. Фабрика… э-э, большая фабрика. Хорошая.

Мошкина. А это, Нерон Феофаныч, ваш собственный дом?

Елизавета. Его, его. Он не любит в казенных домах жить.

Лупандин. Да… простор люблю. Воздух. Взял у государства ссуду и построил. Между прочим, — все столярные, плотницкие, малярные работы сам сделал. Вот этими руками.

Мошкина. Что вы говорите! Да вы просто мастер.

Лупандин. Трудовую жизнь начинал с ученика столяра. Тут же, на этой фабрике…

Елизавета (толкает Лупандина). Вы кушайте! Трофим Евгеньич! Павла Петровна! Вот с этим вареньем попробуйте. Сама варила.

Лупандин. А как вам наша продукция?

Трофим. Изумительное варенье.

Лупандин. Я имею в виду продукцию фабрики.

Трофим. Ах, да, да… Диваны, столы, серванты. Я вам скажу — ничего. Правда, конечно… не очень.

Лупандин. Да, конструкции несколько устарели. Нас закритиковали, признаем. Сейчас разрабатываем новые.

Елизавета. Главная проблема у нас, — стул.

Трофим. В каком смысле?

Елизавета. В обыкновенном. Нет в городе стула.

Трофим. То есть? Какого стула, простите?

Лупандин. Обыкновенного. На котором сидят. В продаже нет.

Трофим. A-а, да, да… Мне говорили… Как же так?

Елизавета. Из области не присылают. Говорят — у вас своя фабрика. А наша фабрика стула не производит.

Лупандин. Собираемся осваивать. Разрабатываем модель.

Трофим. У меня есть с собой эскизы совершенно современного стула.

Лупандин. Это очень кстати.

Трофим. Да, да, я покажу. Вот отдохну, знаете, немного… (Смотрит на Елизавету) в вашей идиллии… от своей неуютной холостяцкой жизни.

Елизавета (отходит в сторону). Холостой! Холостой! (Возвращается). В самом деле, что ты, Нерон, со своим стулом? Дай гостям отойти с дороги.

Мошкина. Музыки хочется! (Глядя на Лупандина) И чего-то еще… (Лупандин неловко кашляет). Лизанька, я, кажется, пластинки у вас видела.

Елизавета. Сейчас принесу.

Мошкина. Что вы, я сама. Я знаю, где они лежат (Уходит в дом. Трофим закуривает, отходит к штакетнику).

Елизавета. Столяром начинал, учеником! Балда ты, Нерон… У нее натура, видать, этакая… культурная.

Лупандин. Во-первых, я ничего некультурного себе не позволил. Во-вторых…

Елизавета. Нерон! Ты не вздумай мне! Я знаю, что я делаю! Ты впечатление производи.

Лупандин. Да не хочу я производить впечатление! И жениться не хочу! У меня дочь уже студентка…

Елизавета (падает на стол, всхлипывает). Ну вот… Тут стараешься, стараешься, а он… Себя загубил в этой дыре, и меня хочет… (Сквозь слезу). А я женщина еще молодая… У меня еще мужа не было… законного.

Лупандин (беспомощно). Ну, ладно, ладно… Неудобно же! Перестань же, Елизавета… Прошу тебя.

Елизавета. Всегда так. Расстроишь сперва, а потом…

Голос Мошкиной. Нерон Феофаныч! Лизанька! У вас тут света нет. Я выключатель не найду.

Елизавета. Иди, иди… Покажи ей выключатель.

Лупандин. Ты бы сама…

Елизавета опять подносит платок к глазам.

Лупандин. Ну хорошо, хорошо… (Нерешительно идет, останавливается. Елизавета снова подносит платок к глазам. Лупандин обреченно машет рукой и уходит в дом).

Трофим (возвращается). Райские у вас места.

Елизавета. Перехваливаете. (Начинает убирать посуду).

Трофим Нет, отчего же… Позвольте, я вам помогу.

Елизавета. Не утруждайтеся, Трофим Евгеньич…

Трофим. Что вы, что вы, Елизавета Феофановна! (Берет у нее посуду). Какие у вас, простите, ручки (Хочет поцеловать руку).

Елизавета (стыдливо прячет руку). Что вы… рабочие руки.

Трофим. Не скажите… Куда посуду?

Елизавета. Поставьте на веранду. (Трофим уносит посуду). Неужели клюет?! Господи! Надо, однако построже… чтоб уж не сорвался… (Трофим возвращается) Садитесь, отдыхайте, Трофим Евгеньич. (Подвигает ему стул). У вас нервный вид кожи лица. Изводите вы себя работой.

Трофим. Да. В последнее время много работал над проектом стула.

Елизавета. Я уж понимаю. Нерон вот тоже. Как начнут новый диван или сервант осваивать — все его и рисуют, и чертят на бумаге. Дни и ночи, дни и ночи. Кажется — чего тут хитрого — диван! А все мучаются, мучаются…