Николай и Александра - Роберт Масси

Получив в девятнадцать лет под свое начало эскадрон, он отправился с ним на маневры в Красное Село. Сняв частный дом со спальней, кабинетом, столовой и балконом, выходящим в небольшой сад, вел приятное бездумное существование, ничем ни отличавшееся от от жизни любого молодого русского офицера из аристократической семьи. Он участвовал в жизни и разговорах офицерской столовой и заслужил дружбу своих товарищей.

"Теперь я вне себя от радости служить и с каждым днем все больше свыкаюсь с лагерной жизнью, - писал он матери из Красного Села. - Каждый день у нас два занятия: или утром стрельба, а вечером баталионные учения, или наоборот, утром баталионные учения, вечером стрельба... Завтракаем в 12 час., обедаем в 8 ч., между этими [занятиями] спим и после чай. Обеды очень веселые, кормят нас замечательно. После еды господа офицеры... играют в биллиард, кегли, карты, домино".

Императрицу тревожила мысль, как бы ревностный служака не забыл, что он наследник престола. "Ни на минуту не забывай, что глаза всех прикованы теперь к тебе, все желают увидеть, каковы будут твои самостоятельные шаги, - писала он. - Постоянно будь вежлив и учтив с каждым, не выделяя никого в особенности, но, в то же время, не допускай излишней фамильярности или панибратства и никогда не слушай подхалимов".

Николай Александрович 25 июня 1887 года благопослушно отвечал: "Всегда буду стараться следовать твоим советам, моя душка Мама. Нужно быть осторожным во всем на первых порах!" Но в дневнике записал иное: "Умаялись", "испробовали шесть сортов портвейна и немножко перепили", "валялись на траве и пили", "офицеры вынесли меня на руках".

Весной 1890 года, в ту пору молодой офицер, Николай впервые встретил семнадцатилетнюю танцовщицу из Императорского балета Матильду Кшесинскую. Hевысокого роста, живая, гибкая, полногрудая, с гордо изогнутой шеей, темными локонами и живыми глазами, Кшесинская уже десять лет училась в балетной школе, и в 1890 году была лучшей ученицей выпускного класса. На выпускном спектакле и праздничном ужине присутствовала вся императорская семья.

В своих мемуарах Кшесинская вспоминает о появлении Александра III, который, возвышаясь над всеми, громко спросил: "Где Кшесинская?" Когда ему представили девочку, царь, взяв ее за руку, приветливо произнес: "Будь славой и украшением нашего балета". Во время ужина рядом с Матильдой сидел государь император. Потом он передвинулся, и его место занял цесаревич. Когда Кшесинская взглянула на Николая, "в сердцах каждого из нас возникло непреоборимое влечение друг к другу". Запись Николая в своем дневнике была более лаконичной: "Поехали на спектакль в театральное училище. Была небольшая пьеса и балет, - очень хорошо. Ужинали с воспитанниками".

С того момента Кшесинская норовила попасться на глаза Николая. Узнав, что цесаревич с сестрой Ксенией часто выходят на балкон Аничкова дворца, чтобы поглядеть на людей, прогуливающихся по Невскому проспекту, Кшесинская каждый день проходила мимо. В мае, в день тезоименитства наследника цесаревича, она украсила свою комнату бело-сине-красными флажками. В то лето ее назначили в труппу, которая выступала в деревянном театре для офицеров, расквартированных в Красном Селе, где цесаревич нес службу со своими гвардейцами. Он ежедневно приходил посмотреть выступления Кшесинской. Однажды, увидев их обоих беседующими, царь с улыбкой заметил: "Да вы, я вижу, флиртуете".

Поскольку цесаревич и балерина никогда не оставались наедине, дальше флирта в то лето у них не зашло. "Мне казалось, что, хотя он и не влюблен в меня, то питает ко мне известное расположение, и я предалась мечтам", писала она. "Положительно, Кшесинская 2-я меня занимает", - признавался в дневнике Николай. Несколько дней спустя он писал: "Разговаривал с маленькой Кшесинской через окно". Перед отъездом из лагерей он добавил: "После закуски в последний раз поехал в милый Красносельский театр. Простился с Кшесинской".

Николай Александрович не видел Матильду почти год. В октябре 1890 г. вместе с братом Георгием он отправился в девятимесячное плавание по Средиземному морю, через Суэцкий канал в Индию и Японию. Родители надеялись, что, проведя несколько месяцев на борту судна, согревшись под лучами солнца и надышавшись соленым морским воздухом, Георгий подлечит больные легкие. Для Николая же, наследника российского престола, рассчитывали августейшие родители, это путешествие явится важным событием, во время которого он обучится дипломатическим тонкостям и успеет позабыть молодых дам, которые начали осложнять его жизнь.

Кшесинская не была единственной из них. Николай Александрович нашел, что балерина привлекательна. Она была всегда под рукой, хороша собой, изыскивала всяческие способы дать ему понять, как он ей нравится. Но чувство, которое Николай питал к высокой золотоволосой принцессе Алисе Гессен-Дармштадской, оказалось гораздо глубже. Принцесса Алиса была младшей сестрой великой княгини Елизаветы Федоровны, двадцатипятилетней супруги великого князя Сергея Александровича, дяди наследника цесаревича. Елизавета Федоровна, которую близкие звали Эллой, была жизнерадостной женщиной, своими праздниками на катке и домашними театральными постановками вносившая юный задор в жизнь императорской семьи. Наследник часто гостил у молоденькой тетушки. Когда к старшей сестре Элле приехала двенадцатилетняя Алиса, визиты наследника участились. Внешне серьезная и робкая, Алиса была страстной по натуре. Впервые обратив взор своих серо-голубых глаз на Николая (ему было тогда шестнадцать), она тотчас почувствовала к нему симпатию. К сожалению, жила она далеко, в Гессен-Дармштадте. К тому же, родители цесаревича считали, что захудалая немецкая принцесса не подходящая партия для наследника российского престола.

С унынием в душе покинув С.-Петербург, Николай Александрович и Георгий Александрович отправились в Афины, где великих князей встретил их двоюродный брат, греческий принц Георгий. Там три кузена, сопровождаемые молодыми русскими аристократами, в том числе князьями Баратянским, Оболенским и Ухтомским, сели на борт русского фрегата "Память Азова". К тому времени, как фрегат достиг берегов Египта, путешественники подружились, и настроение у Николая значительно улучшилось. Сев на яхту египетского хедива, они совершили плавание вверх по Нилу. Изнемогая от жары, цесаревич разглядывал однообразные селения да кущи пальм, выстроившиеся вдоль берега. Останавливаясь в прибрежных городах, молодые аристократы заинтересовались искусством местных танцовщиц. "Ничего особенного", - записал наследник после первого представления. Но на следующий вечер появилась такая запись: "Этот раз было лучше. Они разделись и выделывали всякие штуки". Путешественники поднимались на две пирамиды, ели, как арабы, руками, катались на верблюдах. Яхта поднялась до Ассуанских порогов. Цесаревич наблюдал, как в бурной, пенящейся воде купались египетские мальчишки.

В Индии князья Барятинский и Ухтомский убили по тигру, наследник к его большому огорчению, остался без трофея. Стояла невыносимая жара, и цесаревич стал раздражителен. В письме из Дели он жаловался матери: "Несносно быть снова окруженным англичанами и всюду видеть красные мундиры". Мария Федоровна поспешила ответить:

"Хочется верить, что ты учтив со всеми англичанами, которые так стараются для тебя, устраивают приемы, приглашают на охоту и т.д. Прекрасно понимаю, что балы и прочие официальные мероприятия не очень-то увлекательны, особенно в такую жару, но ты должен понимать, твое положение обязывает. Надо позабыть о собственных неудобствах, быть вдвойне учтивым и любезным и, самое главное, никогда не подавать виду, что тебе скучно. Ты ведь сделаешь так, не правда ли, мой милый Ники? Во время балов ты должен больше танцевать и меньше курить в саду с офицерами, хотя это тебе больше по душе. Этого просто нельзя делать, дорогой, я знаю, все это ты превосходно понимаешь; единственное мое желание в том, чтобы никто не сказал о тебе ничего дурного, чтобы ты повсюду производил хорошее впечатление".

В Индии Георгий Александрович страдал от жары. Кашель усилился, бедного юношу постоянно била лихорадка. К огромному его разочарованию родители приказали ему прервать путешествие. Когда фрегат "Память Азова" покинул Бомбей, Георгий Александрович поднялся на борт взявшего курс в противоположном направлении миноносца, чтобы вернуться к прежней спокойной жизни на Кавказе.

Продолжая путешествие, Николай Александрович делал остановки в Коломбо, Сингапуре, Батавии, Бангкоке, где нанес визит королю Сиама. Оттуда направился в Сайгон и Гонконг, а когда в токийских парках зацвели вишни, прибыл в Японию, где посетил Нагасаки и Киото. Когда он гулял по улицам города Отсу, путешествие его - да и жизнь - едва не прервались навсегда.

С шашкой в руках на него неожиданно кинулся японский полицейский. Клинок, нацеленный в голову, лишь скользнул по лбу и из раны брызнула кровь. Убийца взмахнул шашкой во второй раз, но греческий принц Георгий отбил удар тростью. Причины, побудившие террориста напасть на цесаревича, так и не были окончательно установлены. Не мог ничего объяснить и сам Николай Александрович. На всю жизнь у него остался шрам, и временами он страдал от головных болей. По мнению одних, нападение было совершено религиозным фанатиком, взбешенным якобы непочтителтьным поведением Николая Александровича и его спутников при посещении японского храма. Другие приписали его ревности некоего самурая, жена которого приглянулась цесаревичу. Этим эпизодом путешествие и завершилось: царь телеграфировал сыну, требуя немедленного возвращения. После того эпизода Николай невзлюбил Японию и чаще всего называл японцев "макаками". Запись в его дневнике гласит: "Принял шведского посланника и японскую "макашку", "поверенного в делах", который привез мне письмо, портрет и старинные доспехи, подаренные мне ее величеством [японской императрицей]".