Вишневский Владимир - Владимир Петрович Вишневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И не мечтать о первом месте.
И это —
в олимпийский год!..
Он думал так: «Фуфло,
писатель…»
Ведь что обиднее всего:
Его спортивный показатель
Ничем не лучше моего.
Тренировал ее Вохменко.
Но Я
водил к себе домой.
… В ту осень я любил
спортсменку
С толчковой левою ногой.
*
Поначалу
жутко не хотелось
тонуть в водовороте.
Он противился этому
всем своим существом —
душой и телом.
Но стоило только начать —
и ничего, как-то втянулся.
1980
* * *
«В Москву, в Москву!»
Из А. П. Чехова
Поставила громко два стула
И робко представилась: «Роза».
И так меня к ней потянуло,
Как тянет поэта на прозу.
Спросила: «Вам нравится Тула?»
Просила сыграть на гитаре.
И так меня к Розе тянуло.
Как в Томске тянуло к Тамаре.
Пельмени едва развернула —
Вернулись с завода два брата.
И так меня прочь потянуло,
Как тянет поэта обратно…
1980
Из ДНЕВНИКА
* * *
«О весна без конца и без края!» —
На планете.
Полным ходом идёт посевная:
Сеют ветер.
* * *
…Всё мнил я себя безответным поэтом,
покуда была ты мне плодом запретным, —
но яблоком грянул по темени он…
Как опыт, он горек!..
Спасибо паденью —
открыл я первейший закон тяготенья
к запретному плоду,
суровый закон.
* * *
…И это — мы.
И наш советский спех.
И веер всепонятных ситуаций.
Стремимся заручиться дружбой тех,
В чьей помощи —
Не дай вам бог нуждаться…
ИЗ 1981-го
РЕТРОПОЛИТЕН
Посв. и подр. Алексею Дидурову
Я к ней в метро, как поезд, подошел:
«Пойдешь со мной, ты любишь Челентано.
Молчи, так лучше. Вот и хорошо…
Эй, машинист!.. До Теплого нам Стана!..»
…Приехали. Я в ящик заглянул.
Там было три повестки из ВААПа.
Я лифт позвал. Он преданно лизнул
Меня в лицо. И улыбнулся слабо.
Я дверь открыл железнейшим ключом.
Мгновенье — и стояли мы в прихожей…
Был холодильник пуст. И отключен.
Да, предки за границею, похоже.
Включил «вертушку». Распечатал диск…
(И Адриано хрипло грянул с диска.)
А незнакомке бросил: «Разрядись —
В обратном смысле слова «нарядиться».
Там — ванная. Учти, исправен душ!..
Вот твой халат. А это — наше ложе.
Туг мы займемся единеньем душ.
Так поспеши!.. А имя скажешь позже».
…Похорошев — от пальцев до лица.
Приблизилась с решимостию танка.
И для начала, а не для конца.
Мы с нею танцевали Челентанго.
И как-то удивительно и — враз
Куда-то все проблемы подевались…
Сработал «автостоп». И пробил «час».
Нам было ничего: мы целовались.
Нам не было преград. А за стеной
Соседи на работу одевались.
Метро урчало у Москвы родной.
Газеты развезли. Мы целовались.
Исправно выходил «Советский спорт».
Закончился квартал. (Нас обыскались!)
Был в Чаде совершен переворот.
А может, в Сомали. Мы целовались.
Не в первый раз он выпал, первый снег.
Народы мира мира добивались.
Сошел на нет такой двадцатый век.
Нам было невдомек: мы целовались.
…Повинно ли Адамово ребро
В том, что стихов любовных — километры?..
Все дело — в нас. Мы встретились в метро.
Так вот, моя поэма — в стиле «метро».
ИЗ 1982-го
Будь, пожалуйста, умницей.
Слово старших послушай:
Не знакомься на улице!..
Будь взрослее, Надюша.
Снова дома волнуются…
Сколько можно, ну где ж ты?
Не знакомься на улице!..
Вот и славно, Надежда.
Все еще образуется!..
Вы, Надежда Романна,
Не знакомьтесь на улице,
А в метро —
и подавно.
Что душою сутулиться —
И чего это ради!..
Не знакомься на улице.
Слышишь, бабушка Надя?..
ИЗ 1982-го
ВоспоМНЕнаниЯ[6]
В разгаре было время оно.
Опасно было выйти из дому.
В ту пору я, еще зеленый,
Пришел к Нему —
уже маститому.
Стишата первые, сырые,
Прочел, волнуясь соответственно…
Но вдруг Он встал — как у обрыва —
И — так и сел, шепча: «Божественно…»
Свои стихи читал мне в лицах!..
Любил ночами мне названивать.
Читал. Я говорил: «Годится».
Порой просил сменить название.
Бывало, смаковали строки.
Когда гуляли переулками…
Так я прогуливал уроки,
Ведь мы могли общаться сутками!..
Едва меня завидев в зале,
Он прерывал свой вечер авторский…
И вот на сцену залезал я!..
Мы декламировали взапуски.
Прощаясь, он глядел влюбленно…
Просил побаловать визитами…
Вот я и шел —
уже зеленый —
К Нему —
пока еще маститому…
БЕЗНРАВСТВЕННЫЙ ИМПЕРАТИВ
