На то и волки - Александр Бушков

Тугая грудь с твердым темно-вишневым соском круглилась у самого его лица, но он сказал спокойно:

— Вадьку убили.

— Да? — она на миг замерла. Но только на миг. И лизнула его в ухо, глубоко проникая языком: — Значит, я отныне — неутешная вдова? И что теперь прикажешь делать — рыдать с драньем волос?.. Вот такое я чудовище, что тут поделать? Милый крючковец, я этого обормота сто лет как выкинула из жизни, держа исключительно для мелких эпизодов, и потому не станем разыгрывать древнегреческих трагедий… — и ее рука с наманикюренными молочно-белым лаком ноготками недвусмысленно поползла к «молнии» его брюк.

— Хватит, — сказал Данил, уже чуточку раздраженно. — Было и прошло, кажется, обговорили во всех деталях. Убрала ручки, запахнула халат, села поприличнее. И вообще, покинула чужие колени.

Светлана сговорчиво встала, пересела на тахту, сдвинула колени.

Она и в самом деле была далеко не дура. Просто-напросто она до жути походила на того негра из анекдота — ну к чему таитянину компьютер и овладение искусством маркетинга, если кокосы падают с пальмы регулярно, а холодов не бывает? Она не ощущала ни малейшей потребности пускать в ход интеллект — были бы деньги на приличную жизнь да череда мужиков. Даже к «расейскому» эрзацу «светской жизни» ее ничуть не тянуло. Данил, если совсем честно, ей в глубине души иногда завидовал — Светка имела возможность жить как нравится, делать исключительно то, что ей нравится, тут поневоле позавидуешь…

— Значит, полный разрыв?

— Это, даже не вчера обговорено, — сказал Данил.

— Горд самообладанием и преисполнен полового удовлетворения… — протянула она. — Олечка у тебя, конечно, золотце… Ладно, считай, что я самую малость погоревала, не чужие мы с Вадькой были, в самом-то деле… Ну, а ты-то отчего хмур и угрюм? Он тебе что, названый брат? В Афгане заслонил грудью от крылатой ракеты? Ты с ним раз в месяц попивал для оттяжки, вот и все. Кто бы его взял в названые братья, мешок с киселем… Нет, я все понимаю. Прекрасно помню да и представляю, как ты должен был исходить от беспокойства — он у вас сидел на серьезной работе, а я, безалаберная развратница, являла собой уязвимое звено… Только никто так и не собрался меня похитить, чтобы потом слать ему мои фотки с ну очень неприличными позами и вымогать ваши тайны. А теперь его вообще нет, и я даже теоретически не могу быть уязвимым звеном. Логично?

— Логично, — сказал Данил. — Весьма.

— Вот видишь. Что, потащат опознавать? Поеду опознаю. Может, и поплачу, даже наверняка, мы ж, бабы, дуры непредсказуемые… Кофейку сделать?

— Сделай, генеральское дите, — сказал Данил примирительно. — И настройся на серьезную волну. Есть о чем поговорить…

— Собственно, генеральское-то дите я неполных два года, — уточнила она въедливо. — Армейское я дите, если обобщая.

«Нашла отговорочку, — мысленно поморщился Данил. — Тоже мне, дщерь полка…» И все-таки любопытно, за какие такие достижения на амурном фронте папаша в свое время услал ее из Берлина учиться аж за Урал? Сама она, несмотря на язычок без единой косточки, только этот, один-единственный эпизод старательно обходила молчанием. Данил ничуть не удивился бы, окажись вдруг, что именно через нимфеточку Свету кто-нибудь ОТТУДА попытался однажды искать подходы к ее бравому папочке… В жизни такие ситуации встречаются чаще, чем принято думать, и любой историк разведки согласится, что началось еще в библейские времена…

Светлана, упархивая на кухню, мечтательно прищурилась:

— Живи мы в Чикаго, да не будь папочка столь правильным, попросила бы я его устроить тебе автокатастрофу за то, что бросил бедную девчонку…

— Живи мы в Чикаго, бедная девчоночка, я бы тебя раньше пристрелил… — пробормотал Данил ей вслед.

И задумчиво воззрился на большую цветную фотографию упомянутого папочки. Папочка, этакая моложавая нордическая бестия (хотя и чистых славянских кровей по родословной), стоял себе, уперев кулаки в бока, на фоне немецкой готической церквушки из темно-красного кирпича — верзила в зелено-буро-пятнистом комбинезоне неизвестной армии, без погон, нашивок и знаков различия, вроде бы даже и не военный, а так, нынче этот камуфляж таскают, пожалуй, даже бабульки-дворничихи.

Только папочка и в самом деле мог бы оформить нехилую автокатастрофу, если не десять. И устроить еще много приятного. Для посторонних, то бишь всего окружающего мира, папочка в генерал-майорском чине корпел себе тишайшей штабной крысой в Берлинской бригаде. Данил сам так поначалу и считал — только вот когда он вышел в отставку, именно папочка Глаголев звал его в армию, к себе, и, хотя многого не сказал, намекнул столько, что для посвященного человека достаточно. И нетрудно догадаться, что папсик есть пиранья из Аквариума — с большой буквы. Очень даже возможно, что сей скромный генерал-майор был причастен и к операции «Ольха», про которую в свое время писали в обзорах для узкого круга…

Американский сержант из расквартированных в Западном Берлине частей однажды решил подкалымить. Забросил в кузов грузовика новейшую управляемую противотанковую ракету, преспокойно приехал на этом самом грузовике в Восточный Берлин и стал нахально расспрашивать народно-демократических полицаев, где здесь КГБ. Между прочим, это в свое время было не так уж и трудно — переехать из Западного Берлина в Восточный с ракетой в кузове, ибо разложившаяся западная демократия к своей безопасности относилась, как деревенская дурочка к трипперу. Вот в обратном направлении подобные грузоперевозки осуществить оказалось бы потруднее, хотя бывало по-всякому…

Полицаи сержанта, ясный день, тормознули и передали старшим братьям по лагерю. Те, убедившись, что ракета и в самом деле новейшая, честно заплатили сержанту твердой валютой и попросили заходить еще. Сержант заезжал еще раза три — а потом все-таки погорел, когда, оборзев от безнаказанности, принялся грузить в кузов какой-то секретный агрегат вовсе уж неподъемных габаритов.

А может, такая версия была для общественности. И заложила хозяйственного янки какая-нибудь перебежавшая сука, вроде Резуна или Гордиевского.

Ну, это дело десятое. И даже если папочка Глаголев не причастен был к гешефту под кодом «Ольха», то замешан неминуемо в другие, столь же «приятные» забавы. Когда бывшая советская армия учинила «поход» из бывшей ГДР, Глаголев оказался здесь, в Шантарске, при штабе Восточно-Сибирского военного округа, где воссоединился со старшей непутевой доченькой. Черт его там знает, опала для него Шантарск или, наоборот, повышение, рыбка плавает по дну, и пиранья тоже… Во всяком случае, Лара, его младшая дочка, разъезжала по городу Шантарску на подержанном, но приличном «Опеле», имея в кармане надлежащим образом оформленные права, которые, как известно, шестнадцатилетним не особенно-то и выдают. Так что папочка, вполне вероятно, был по-прежнему на коне…

Вернулась Светка с подносом, преобразившаяся самым решительным образом — в простеньком платьице и огромных модных очках с простыми стеклами, волосы тщательно зачесаны в конский хвостик. Ни дать ни взять — тихая учительница младших классов, томящаяся старая дева. На такой вот облик бедный Вадька, как он по пьянке пожаловался, в свое время и клюнул и даже принял фейерверк постельных экспериментов за всплеск эмоций истомившейся без мужика робкой учителки. Ну, а потом засосало…

Светка подала Данилу чашку и села, сдвинув ноги, положив ладони на колени. Оценила быстрым взглядом произведенное впечатление.

— Верю, — проворчал Данил. — Семиклассница, втайне мечтающая о физруке… Похоже. Тебе хоть сказать, как его замочили?

— Ну?

— Со всеми признаками заказного. Но у него, радость моя, в кармане была германская боевая пушка с патроном в стволе, и я верю ментам, что — не подброшенная. Совершенно ни к чему им такое выдумывать… Он у тебя в свое время ни о чем таком не мечтал?

— Не припомню что-то, — сказала Светлана. — Тюфяки, сам знаешь, бывают двух видов — одни комплексуют, набивают карманы стволами-кастетиками, а другие и на это не способны. И наш Ваденька был из последних.

— А позволь-ка, я у тебя спрошу форменное идиотство… — сказал Данил. — Мог он оказаться «внедренкой»? Нашей, понятно, не шта-товской… Что бы ты про такую версию сказала?

— Что тебе лечиться пора, — она рассмеялась. — Нет, Данил, это уж и впрямь шизофрения с выкрутасами… Чтобы так играть, нужно быть лучшим опером всех времен и народов — только кто бы такого уникума внедрял в вашу паршивую контору? Этаких суперменов к какой-нибудь Хиллари подкладывают, не ниже… Или мажордомом к британской королеве.

— Да я и сам так думаю, — сказал Данил. — Просто приходится крутить на пустом месте откровенную шизофрению… Ничего такого не замечала? Ну, знаешь ведь, детективы читала, да и с папулей до семнадцати жила…